Джон Пассос - Большие деньги Страница 130

– Ну вот, этот здравомыслящий интеллигентный человек в вашем вкусе. Лично я моту проговорить с ним весь вечер.

Ада, прищурив глаза, наклонилась к Джорджу и со свистом зашептала ему на ухо:

– Он помолвлен и женится на другой. Эвелин уязвлена этим до глубины души. Она теперь вся на нервах.

– Джордж, если мы остаемся, то принеси мне еще один коктейль, – сказала Мэри.

Круглолицая женщина в платье со стеклярусом, с пунцовыми щеками, сидевшая рядом с Мэри на кушетке, вдруг наклонившись к ней, произнесла сценическим шепотом:

– Ну, разве не позор? Знаете, по-моему, это большое свинство со стороны Холди после всего того, что Эвелин сделала для него… в светском плане… она его возвысила… теперь его принимают повсюду. Я знакома с этой девицей… такая стерва, что еще поискать… вовсе не богатая.

– Шшш, – прошипела Ада. – Идет Эвелин… Ну, Эвелин, дорогая, полководцы и короли уходят. Скоро здесь останется лишь жалкая кучка нас, простых смертных.

– Что-то она не показалась мне сегодня бодрой и веселой, – сказала Эвелин, опускаясь рядом с ними на стул.

– Может, принести тебе чего-нибудь выпить, Эвелин, дорогая? – вызвалась Ада.

Эвелин покачала головой.

– Знаете, Эвелин, что вам сейчас больше всего нужно, – сказала круглолицая дама, наклоняясь к ней. – Увлекательное путешествие за границу. После января в Нью-Йорке жить невозможно. Я сама ни за что бы здесь не осталась… Для чего мне нервный срыв? Останься я – его не миновать!

– Я уже думала, не поехать ли мне в Марокко, если удастся наскрести деньжат, – сказала в задумчивости Эвелин.

– Поезжайте в Тунис, там на самом деле как в раю!

Мэри, проглотив коктейль, который ей уже не в первый раз любезно принес Берроу, продолжала наблюдать за лицами, слушала голоса, словно в каком-то непроницаемом ненавистном тумане.

– Мне в самом деле пора.

Она пошла к двери через всю комнату, опираясь на руку Джорджа. Если она шла довольно неуверенно, то говорить ей ничто не мешало.

В спальне Ада помогла ей надеть пальто. Там была и Эвелин Джонсон. Она распахнула большие, как у газели, черные глаза.

– Ах, Ада, как мило с твоей стороны, что ты пришла, – сказала она своим дразнящим, певучим голоском. – Я так боялась, что здесь будет ужасная скука… Ах, мисс Френч, мне так хотелось поговорить с вами о положении шахтеров. Мне никогда не удается поговорить на тему, которая действительно меня интересует. Знаешь, Ада, больше никаких вечеринок, клянусь, со скуки можно с ума сойти, честно. – Она потерла пальцами виски, лоб. – Ах, Ада, надеюсь, чтоскоро все разойдутся. У меня такая сильная головная боль.

– Может, что-нибудь принять?

– Сейчас, непременно. У меня есть чудесные пилюли. Боль как рукой снимает. В следующий раз, Ада, я попрошу тебя сыграть для меня Баха… Мне его музыка, конечно, понравится. Знаешь, как, однако, глупо прожигать вот так свою жизнь – приглашать к себе кучку наобум выбранных людей, которые фактически ненавидят друг друга.

Она проводила их до самой двери, словно никак не хотела с ними расстаться. Она стояла на холодном сквозняке перед открытой дверью в тонком платье, когда Джордж отправился на угол ловить такси.

– Эвелин, вернись, не стой на ветру, так можно простудиться и умереть, – сказала Ада.

– Ну, до свиданья… вы все же молодцы, что приехали!

Мэри не спускала глаз с ее узких плеч. Она шла по коридору, ощущая дрожь во всем теле.

На холодной улице ее сильно качнуло, и Ада, обняв ее за талию, ловко поддержала. Да, она явно напилась.

– Ах, Мэри, – сказала Ада, – как мне хочется, чтобы все вокруг не были такими несчастными.

– Все летит на ветер! – вдруг дико закричала Мэри, почувствовав, что у нее зашевелился нормально язык и она вновь обрела дар речи. – Все на ветер – их дорогая еда, их деньги, они бросают на ветер все, а наши несчастные шахтеры и их семьи умирают от голода в своих холодных бараках, в которых вместо крыши – толь.

– Все это противоречия капиталистической системы, – со знанием дела прокомментировал Джордж Берроу. – Может, где-нибудь перекусим?

– Прежде отвези меня домой, только не к Аде! – чуть не орала Мэри. – Я устала от этой вашей паразитической жизни. Я завтра возвращаюсь на работу… Сегодня же позвоню, поинтересуюсь, погрузили ли они сгущенку…

Она схватила Аду за руку и вдруг почувствовала себя так же хорошо, как в старые, добрые времена. Крепко сжала ее локоть.

– Ада, какая ты все же милая, честно говорю, ты спасла мне жизнь.

– Ада – самое лучшее лекарство для истеричек, – сказал Джордж Берроу.

Такси остановилось перед домом Мэри, у выстроившихся в ряд мусорных баков.

– Нет, не нужно меня провожать. Я сама поднимусь к себе, – хрипло, со злостью сказала она. – Все это от усталости и от выпивки. Поэтому я и веду себя так странно. Спокойной ночи. Завтра я заберу у тебя свою сумочку.

Ада и Берроу поехали дальше. Она заметила, как их головы сразу сблизились – они, по-видимому, о чем-то весело болтали. «Они сразу же забыли о моем существовании», – думала Мэри, поднимаясь по лестнице. Она успешно преодолела все ступеньки, но довольно долго не могла воткнуть ключ в замочную скважину. Наконец дверь отворилась, и она прямиком направилась к кровати, с размаху рухнула на нее и тут же заснула.

Утром Мэри чувствовала себя хорошо. Ей казалось, что она так отдохнула, как не удавалось за многие годы. Она встала, по пути на работу съела яичницу с беконом у «Уильдса».

В офисе за ее столом сидел Руди Голдфарб. Он, пристально глядя на нее, медленно поднялся, не говоря ни слова. Она заметила, что у него красные, налившиеся кровью глаза, его обычно аккуратно прилизанные черные волосы спутаны.

– Что случилось, Руди?

– Товарищ Френч, они достали Эдди.

– Ты имеешь в виду, что он арестован?

– Нет, не арестован, они его застрелили.

«Они все же убили его». Мэри вдруг почувствовала приступ тошноты. Как бы ее не вырвало прямо здесь. Комната начала кружиться у нее перед глазами. Она крепко сжала кулаки, и комната, прекратив вращение, замерла в прежнем положении. Руди сказал ей, что несколько шахтеров обнаружили в канаве его грузовик. Вначале они подумали, что произошла авария, но когда извлекли тело Эдди, то увидали дырку от пули в виске.

– Нужно организовать митинг протеста… об этом происшествии знают в руководстве партии?

– Да, конечно, они хотят провести митинг в Мэдисон-сквер-гарден. Товарищ Френч, это был просто золотой парень.

Мэри села за стол и стала записывать названия организаций, которые в первую очередь нужно уведомить об этом. Вдруг она, оторвав голову от бумаги, посмотрела прямо в глаза Руди.

– Знаешь, что мы должны сделать прежде всего?… Мы должны перевести наш комитет по оказанию помощи бастующим и безработным в Питтсбург. Нужно было сделать это давным-давно.

– Весьма рискованно.

– Все равно мы должны находиться в Питтсбурге, как бы там ни было, – твердо, спокойно повторила Мэри.

Снова зазвонил телефон.

– Это вас, товарищ Френч.

Как только трубка прикоснулась к ее уху, она тут же услыхала голос Ады. Та, как всегда, тараторила, тараторила… Сперва Мэри никак не могла разобрать, о чем это она.

– Мэри, дорогая, ты читала газеты?

– Нет, пока еще нет. Ты имеешь в виду убийство Эдди Спеллмана?

– Нет, дорогая… все просто ужасно. Помнишь, вчера мы были на вечеринке… помнишь Эвелин Джонсон… как все ужасно, просто чудовищно. Все таблоиды утверждают в один голос, что это самоубийство.

– Ада, ничего не могу понять.

– Мэри, но я же стараюсь тебе все объяснить… Я так расстроена, что не могу говорить… она была такой хорошей женщиной, такой талантливой, артистка в душе… Ну, когда горничная вошла к ней сегодня утром, то обнаружила ее мертвую в кровати. А мы там были всего двенадцать часов назад! Какой ужас! Некоторые газеты сообщают, что она умерла от большой дозы снотворного. Она, по-видимому, этого не хотела. Ах, если бы мы только знали заранее, можно было бы что-то предпринять. Помнишь, она говорила, что у нее сильно болит голова. Может быть, приедешь, я просто не могу сейчас выносить одиночества, я себя так плохо чувствую. Все просто ужасно!

– Ада, я не смогу приехать… В Пенсильвании произошло нечто очень серьезное. У меня полно работы. Нужно организовать митинг протеста. Пока, Ада.

Мэри положила трубку, нахмурилась.

– Послушай, Руди, если Ада Кон снова позвонит, скажи, что меня нет… У меня слишком много хлопот, и я не могу трепаться по телефону с истеричками, тем более в такой день, как этот.

Собрав со стола все бумаги, она надела шляпку и побежала на заседание комитета.

Бродяга

Молодой человек ждет у края полотна бетонного шоссе, в одной руке у него чемодан из искусственной кожи, другую он поднял, сжав в кулак и оттопырив большой палец

он слегка отклоняется назад, когда мимо со свистом проносится автомобиль, гремит, клацает грузовик; ветер от проносящихся мимо машин шевелит его волосы, бросает комья грязи в лицо.