Генри Джеймс - Повести и рассказы Страница 14

— Вы еще убедитесь, что им есть до вас дело. Они докажут это самым бесцеремонным образом.

Дэзи пристально посмотрела на него.

— Бесцеремонным?

— Разве вы ничего не замечаете? — спросил ее Уинтерборн.

— Ваше отношение ко мне я замечаю. Но вы с первого же раза показались мне чопорным, как дождевой зонт.

— Я еще далеко не такой чопорный, как другие, — с улыбкой сказал Уинтерборн.

— А это можно проверить?

— Попробуйте нанести несколько визитов.

— А что со мной сделают?

— К вам повернутся спиной. Вы понимаете, что это значит?

Дэзи не сводила с него глаз, она начала краснеть.

— Как миссис Уокер тогда?

— Вот именно! — сказал Уинтерборн.

Она перевела взгляд на Джованелли, который украшал себя веточкой миндаля. Потом снова посмотрела на Уинтерборна.

— Как же вы можете допустить такую жестокость! — наконец проговорила она.

— Что я могу поделать! — сказал он.

— Я думала, вы заступитесь за меня.

— Я заступался. — Он помолчал минуту. — Ваша матушка считает, что вы помолвлены, и я всем так и говорил.

— Да, она считает, что мы помолвлены, — просто сказала Дэзи.

Уинтерборн рассмеялся.

— А Рэндолф тоже верит этому? — спросил он.

— По-моему, Рэндолф ничему не верит, — сказала Дэзи.

Скептицизм Рэндолфа еще больше развеселил Уинтерборна, но в эту минуту он увидел, что Джованелли возвращается к ним. Дэзи тоже увидела его и снова обратилась к своему соотечественнику.

— Раз уж вы сами заговорили об этом, — сказала она, — так знайте: я помолвлена.

Уинтерборн взглянул на нее, сразу перестав смеяться.

— Вы мне не верите! — воскликнула Дэзи.

Минуту Уинтерборн молчал, потом проговорил:

— Нет, верю.

— Нет, не верите! — воскликнула Дэзи. — И я не помолвлена.

Вскоре Уинтерборн простился с мисс Дэзи и ее чичероне,[45] так как они уже шли к выходу, когда он повстречал их. Неделю спустя он собрался пообедать в прекрасной вилле на Целейском холме и, подъехав туда, отпустил наемный экипаж. Вечер был чудесный, и Уинтерборн решил доставить себе на обратном пути удовольствие и прогуляться под аркой Константина[46] и мимо слабо освещенного Форума. В небе светил убывающий месяц, задернутый тонкой завесой из облаков, которая рассеивала и смягчала его сияние. Возвращаясь с виллы (было одиннадцать часов вечера), Уинтерборн поравнялся с сумрачным кольцом Колизея[47] и, будучи любителем живописных картин, решил, что цирк, залитый бледным лунным светом, окажется зрелищем, достойным внимания. Он свернул в сторону и подошел к пустому пролету арки, возле которой стоял открытый кабриолет — один из тех маленьких экипажей, что снуют по улицам Рима. Уинтерборн ступил в глубокую тень, падающую от этих величественных стен, и вышел на светлую безмолвную арену. Колизей никогда еще не производил на него такого сильного впечатления. Половина громадного цирка тонула в густой тени, другая мирно покоилась, затянутая прозрачной дымкой лунного света. Остановившись у края арены, Уинтерборн стал вполголоса декламировать знаменитые строки из байроновского «Манфреда» и вдруг вспомнил, что ночные размышления в Колизее, рекомендуемые поэтами, запрещаются врачами.[48] Слов нет, историческая атмосфера чувствовалась здесь во всем, но с медицинской точки зрения эта историческая атмосфера была не чем иным, как ядовитыми миазмами.[49] Уинтерборн вышел на середину арены, решив окинуть взглядом весь цирк и поскорее уйти отсюда. Высокий крест в центре был погружен в тень.[50] Он разглядел его, только когда подошел ближе. И вдруг увидел на низких ступеньках, образующих его подножие, две человеческие фигуры. Это были мужчина и женщина; женщина сидела, мужчина стоял перед ней. В теплом ночном воздухе ясно прозвучал женский голос:

— Он смотрит на нас так, как смотрели на христианских мучеников львы и тигры!

Уинтерборн услышал эти слова и узнал интонации мисс Дэзи Миллер.

— Будем надеяться, что он не очень голоден, — ответил находчивый Джованелли. — Пусть уж скушает сначала меня, а вы пойдете на десерт.

Уинтерборн остановился, чуть ли не пораженный ужасом, и в то же время почувствовал облегчение. Ему показалось, что эта встреча внезапно пролила яркий свет на двусмысленное поведение Дэзи и разрешила мучившую его загадку. Дэзи — молоденькая особа, уважать которую джентльмену совершенно необязательно. Уинтерборн смотрел на эту девушку и на ее спутника, не думая о том, что они-то в тени, а он на свету. Его охватил гнев при мысли о том, как долго он старался разгадать мисс Дэзи Миллер. Он шагнул вперед и остановился, но его удержала на месте не боязнь допустить несправедливость по отношению к этой девушке, нет, — ему не хотелось, чтобы столь быстрый отказ от сдержанной критики ее поведения толкнул его на неуместную развязность. Он повернул к выходу и снова услышал голос Дэзи:

— Да ведь это мистер Уинтерборн! Он узнал меня и не хочет со мной здороваться!

Как умна была эта маленькая грешница, как искусно разыграла она оскорбленную невинность! Стоит ли поворачиваться к ней спиной? Уинтерборн снова направил шаги к высокому кресту. Дэзи встала, Джованелли приподнял шляпу. Сейчас Уинтерборн думал только о том, какой безумный поступок совершает эта хрупкая девушка, гуляя весь вечер в рассаднике лихорадки. Пусть она грешница, но из этого еще не следует, что ей надо умирать от permiciosa.[51]

— Сколько времени вы здесь пробыли? — почти грубо спросил он.

Дэзи, такая очаровательная в льстивом свете луны, молча посмотрела на него. Потом тихо ответила:

— Весь вечер… Как мне здесь нравится!

— Римская лихорадка вам вряд ли понравится, — сказал Уинтерборн. — Вот так ее и схватывают. Я удивляюсь, — добавил он, поворачиваясь к Джованелли, — что вы, уроженец Рима, потворствуете такой безумной затее!

— О! — воскликнул картинный римлянин. — За себя я не беспокоюсь.

— За вас я тоже не беспокоюсь! Речь о мисс Миллер.

Джованелли поднял свои тонкие брови и сверкнул ослепительной улыбкой. Однако замечание молодого американца он выслушал покорно.

— Я старался отговорить синьорину от этой затеи, но разве синьорина когда-нибудь проявляла благоразумие?

— Я никогда не болела и впредь не собираюсь! — заявила синьорина. — Вид у меня не очень крепкий, но на самом деле я совершенно здорова. Мне во что бы то ни стало хотелось посмотреть Колизей при лунном свете. Разве можно уехать, не повидав его? И мы чудесно провели время, правда, мистер Джованелли? А если это опасно, Юджинио даст мне пилюлю. У него есть какие-то замечательные пилюли.

— Советую вам как можно скорее ехать домой, — сказал Уинтерборн, — и принять такую пилюлю.

— Мудрый совет! — воскликнул Джованелли. — Я пойду посмотрю, здесь ли кабриолет. — И он быстро удалился.

Дэзи и Уинтерборн последовали за ним. Он продолжал смотреть на нее, она, по-видимому, не испытывала ни малейшего смущения. Уинтерборн молчал, она говорила без умолку, восхищаясь Колизеем.

— А все-таки я видела его при лунном свете! — воскликнула Дэзи. — Разве этого мало? — Потом, заметив, что Уинтерборн молчит, она спросила его, почему это. Уинтерборн оставил ее вопрос без ответа, он только рассмеялся. Они ступили под темную арку, Джованелли стоял у входа в цирк возле экипажа. Здесь Дэзи остановилась и взглянула на молодого американца. — Вы поверили, когда я сказала, что мы помолвлены? — спросила она.

— Какое это имеет значение, поверил я тогда или нет? — смеясь, сказал Уинтерборн.

— А сейчас верите?

— Сейчас мне кажется, что это не так уж важно, помолвлены вы или нет.

Уинтерборн чувствовал, как Дэзи приглядывается к нему в темноте под сводами арки, она, очевидно, хотела спросить его о чем-то. Но Джованелли заторопил ее.

— Скорей! Скорей! — сказал он. — Если мы уедем отсюда до полуночи, тогда бояться нечего.

Дэзи села в экипаж, а удачливый итальянец занял место рядом с ней.

— Не забудьте попросить пилюлю у Юджинио! — сказал Уинтерборн, приподняв на прощанье шляпу.

— Мне совершенно все равно, — с какой-то необычной интонацией проговорила Дэзи, — схвачу я римскую лихорадку или нет.

Кучер щелкнул бичом, и кабриолет покатил по неровному плитняку древней дороги.

Уинтерборн — надо отдать ему справедливость — никому не рассказал о своей ночной встрече в Колизее с мисс Дэзи Миллер, гулявшей там в обществе некоего джентльмена, но тем не менее два дня спустя прогулка эта стала известна всем членам небольшой американской колонии в Риме и обсуждалась соответствующим образом. В гостинице, как догадывался Уинтерборн, знали, что Дэзи уехала в Колизей, и по ее возвращении кучер, очевидно, имел по этому поводу беседу с портье. Но Уинтерборна уже не тревожило, что поведение ветреной американки обсуждают пошлые лакеи. Дня через два этим людям пришлось обмениваться более печальными известиями: ветреная американка опасно заболела. Когда слух о ее болезни дошел до Уинтерборна, он поспешил в гостиницу узнать, что с ней. Двое-трое добросердечных друзей уже опередили его и сидели в салоне миссис Миллер в обществе Рэндолфа, который занимал их разговорами.