Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца Страница 14

Но все — Сингх-джи, монахини в школе, даже наши мамы, которые точно на нас рассердятся, — все стали такими далекими, словно из другого мира, не имевшего ко мне никакого отношения. И вдруг молодой человек задумчиво и медленно произнес мое имя: «Судха», и оно прозвучало так нежно, так изысканно, как никогда раньше.

Анджу встала.

— Не могли бы вы пропустить нас, — сказала Анджу совсем как взрослая.

— Да, конечно, — вежливо ответил незнакомец.

Когда Анджу стала протискиваться вперед, он сказал:

— Судха, я Ашок. Ашок Гхош. Как твое полное имя?

Гхош[40]. Имя зазвенело в моей голове, как сигнальный колокол. Я уже слышала неодобрительный голос матери: «Что?! Он из низшей касты?» Я зажмурила глаза, надеясь, что голос исчезнет.

— Судха, не отвечай, — воскликнула Анджу, даже не пытаясь быть деликатной. — Мы не знаем, кто он, на что способен и кому может про нас рассказать.

Анджу закрывала мне рот ладонью, но я отодвинула ее.

Ашок. Человек, прогоняющий печаль. Я знала, что он никогда не использует мое имя против меня.

— Я Басудха Чаттерджи, — и обворожительно ему улыбнулась.

Анджу тем временем пыталась протолкнуть меня к двери. В зале почти никого не было, и когда она говорила, раздавалось эхо:

— Ну пойдем же, Судха! Боже, прости меня, что я привела свою сестру сюда!

— Всё в порядке, Анджу, не волнуйся.

Я чувствовала, как меня переполняет нежность к моей сестре. Потому что она так боялась за меня, так хотела оградить от всего плохого. И потому что благодаря Анджу я встретила Ашока.

— «Не волнуйся, не волнуйся», — передразнила меня Анджу дрожащим от отчаяния голосом. — А сама стоит здесь и улыбается, как будто в голове у нее вместо мозгов коровий навоз. Кто-нибудь обязательно увидит, что ты разговариваешь с незнакомым молодым человеком, и что мы тогда будем делать?

Анджу потащила меня из зала изо всех сил.

— Постой, — сказал Ашок и протянул руку, словно хотел остановить меня. Мне так хотелось почувствовать прикосновение его теплых, как летний дождь, и обжигающих, как электрический разряд, пальцев. Но, вспомнив о правилах приличий, он сжал их и убрал руку в карман.

— Не уходите так быстро. Можно я угощу вас лимонадом? Мы поговорим хотя бы несколько минут…

— Нет! — ответила Анджу сердито. — У тебя, похоже, в голове тоже вместо мозгов навоз? Разве ты не слышал, что у нас могут быть серьезные проблемы дома, если кто-нибудь увидит нас с тобой? Пожалуйста, уходи.

— Ну, можно я хотя бы вызову для вас такси?

— Мы поедем на автобусе, — отрезала Анджу и потянула меня к двери туалета.

Я оглянулась: у Ашока было такое расстроенное лицо, и мне хотелось сказать ему, чтобы он не беспокоился — мы обязательно еще встретимся. Но, перед тем как Анджу захлопнула дверь туалета, я едва успела добавить:

— Мы живем в Балигандже.

— Как можно быть такой глупой? — набросилась на меня Анджу, едва закрылась дверь туалета. — Ты ведешь себя, как одна из этих глупых влюбленных девиц из фильма. Первый встречный, случайно севший рядом…

— Не случайно, Анджу. Ничего не бывает случайным, я знаю…

Но я не успела закончить фразу — из-за одной из дверей кабинок раздался знакомый голос:

— Девочки, это вы?! Я сразу узнала ваши голоса, а потом подумала — вы же в школе, не может быть. Что вы здесь делаете?! Разве вы не должны быть сейчас на уроках?? И что за разговоры? Мужчина? Сидящий рядом?

Из кабинки, наконец, выплыла тетушка Сарита. Она поправила складки на своем сари и, вытаращив на нас глаза, завопила:

— А что это за одежда на вас? И какая-то гадость на губах! Вы же похожи на уличных девиц! Боже, я сейчас же отвезу вас домой. Ну, вот погодите, достанется вам, когда всё узнают ваши матери!

И ликующая тетушка Сарита, схватила нас за руки так крепко, словно боялась, что мы можем раствориться в вонючем воздухе туалета и лишить ее самой лучшей сплетни сезона. По дороге домой она не выпускала наших рук, впившись в них стальной хваткой.

6

Анджу

Нас с позором отправили в разные комнаты, пока наши мамы решали, какого наказания мы достойны. Я лежала на кровати и, чтобы как-то отвлечься, разглядывала разводы на потолке, оставленные за много лет протечек. Они были похожи на фантастические предметы и существа: леса, крепости, крылатых чудовищ из сказок, которые мы Судхой когда-то разыгрывали. На этой самой кровати мы лежали с ней, мечтая о будущем, как я стану лучшей студенткой в колледже, а потом смогу отправиться в путешествие в любую страну, куда только захочу. Судха выйдет замуж и будет очень счастлива, и сможет носить шелковые сари хоть каждый день. А ее дети будут прекрасны, как лунный свет. Но в тот день я могла думать только о том, в какую беду втянула нас.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Рамур-ма пришла ко мне и сказала, чтобы я шла в кабинет. От моей смелости не осталось и следа, но меня радовало, что я смогла удержаться от слез. Иначе Рамур-ма заметила бы, что я плакала, прислуга тут же всё разболтала бы, и сплетня распространилась бы по всей старой Калькутте так же быстро, как холера в разгар лета. «Что такого сотворили девчонки Чаттерджи, что Анджу так горевала?» — стали бы все злобно судачить.

Я стояла перед кабинетом, набираясь храбрости, чтобы постучать в дверь. И тут услышала позади мягкие шаги Судхи. Она сжала мою руку в своей холодной, но уверенной ладони, давая знать, что мы вместе. Когда мы вошли в кабинет, мы слышали звук наших шагов по холодному мозаичному полу. Тени метались вверх и вниз по книжным полкам, как испуганные летучие мыши, а с темного мрачного портрета на нас сердито смотрел прадед.

Под портретом на бархатном диване сидели наши мамы — сами неподвижные, как картина. Пиши смотрела в темноту поверх наших голов, ее губы превратились в тонкую линию, а на лице застыло страдальческое выражение. Она ненавидела всякого рода сцены — так же, как их обожала тетя Налини, которая сидела, уже взбудораженная и готовая излить все, что накипело у нее на душе. Казалось, что даже поры ее кожи источали праведный гнев. Я не видела лица своей матери, потому что на него падала тень. Разглядев, что она сидит с опущенной головой, словно та стала слишком тяжелой, я тут же с горечью пожалела о том, что не послушала Судху.

— Ну вот и они, — произнесла тетя Налини. — Посмотрите на них: идут себе не спеша, держась за руки, бесстыжие девицы. Они вообще переживают, что теперь вся Калькутта говорит об их выходке? Конечно, нет. Думают о том, как они замарали наше имя? Конечно, нет. Беспокоятся, что сегодня они разрушили все, что мы по крупицам создавали многие годы? Думают о тех часах тяжелой работы Гури-ди в магазине?..

Тут я почувствовала, как задрожала рука Судхи, но тетя, то ли ничего не заметив, то ли не обратив на это внимания, продолжала:

— …и о том, чего мне стоят все эти поклоны и шарканья ножкой перед женщинами из лучших семей в городе? Конечно, нет. Думают они о том…

Мне хотелось сказать: «Боги! Мы просто сходили в кино. А вы говорите об этом так, словно мы забеременели!»

Но ради своей сестры я сдержалась, чтобы не сделать еще хуже.

Потом, к моему удивлению, заговорила Пиши. Обычно она молча сидела в сторонке во время таких воспитательных бесед.

— Да, они поступили плохо, согласна. Но не перегибаешь ли ты палку, Налини? Посмотри на них, ты же видишь, что они раскаиваются в том, что…

— Со всем должным к тебе уважением, диди, — перебила Налини ледяным и мрачным, как из угольного подвала голосом, и продолжила: — Ты уже довольно принесла вреда, забив им голову старыми романтическими историями. Пожалуйста, не вмешивайся в дела между матерью и дочерью.

Тетя Налини прекрасно знала все уязвимые места каждой из нас и безжалостно давила на самое больное. Пиши поспешно опустила глаза, чтобы скрыть вспыхнувшую, словно искры разбитого стекла, боль: ей в очередной раз напомнили, что мы с Судхой не ее дочери. Но Судха бесстрашно смотрела на тетю, вытянувшись, словно стрела. Она даже не вздрогнула, когда тетя бросилась к ней и, схватив ее за локти, начала трясти ее и кричать:

— Сколько раз я тебе говорила, что мужчинам нельзя доверять? Что это за мужчина, с которым ты ходила в кино? Говори сейчас же! Не надейся, что молчание спасет тебя! И не вздумай рассказывать мне свои любимые сказки!

Тетя так сильно трясла Судху, что у той откидывалась назад голова, и мама, не выдержав, гневно закричала:

— Налини, прекрати! Анджу уже сказала, что их места оказались рядом случайно!

Но тетю невозможно было остановить.

— Гопал, — обратилась она к погибшему дяде, поднимая глаза к небу, — ну где же ты? Как мне одной воспитать эту испорченную девчонку? Если б ты только был жив и увидел, какие страдания и позор мне приходится переносить, если б ты только…