Франц Кафка - Пропавший без вести (Америка) Страница 15

— Ах, вон что, — сказал слуга. — Мы еще не провели электричество.

— Я знаю, — ответил Карл.

— Не хотите зажечь свечу от моей лампы? — предложил слуга.

— Ой, будьте добры, — признательно откликнулся Карл и протянул ему свечу.

— Здесь в коридорах дует ужасно, — заметил слуга, — свеча сразу гаснет, поэтому я и хожу с фонарем.

— Да, с фонарем гораздо удобней, — согласился Карл.

— Вы вон и закапались свечой, — сказал слуга и осветил фонарем костюм Карла.

— Ой, как же это я не заметил! — воскликнул Карл и не на шутку огорчился: ведь это его парадный черный костюм, про который дядя говорил, что он идет ему лучше всех. К тому же и схватка с Кларой вряд ли пошла костюму на пользу, вспомнил он. Слуга был настолько любезен, что принялся тотчас же костюм чистить — наспех, разумеется; Карл поворачивался перед ним так и эдак, указывая то на одно, то на другое пятно, а слуга послушно их соскребал.

— Почему, собственно, здесь так дует? — спросил Карл, когда они снова двинулись в путь.

— Так ведь еще строить сколько, — пояснил слуга. — Перестройку-то, правда, уже начали, но дело движется очень медленно. А тут еще и строители бастуют, вы, наверно, слыхали. Одна морока с этим строительством. Стены-то в двух местах проломили, а замуровать некому, вот и гуляет сквозняк по всему дому. Я уж ватой уши затыкаю, а то совсем беда.

— Может, мне погромче говорить? — спросил Карл.

— Нет-нет, у вас ясный голос. Так вот, раз уж мы о стройке: тут, около часовни — ее вообще-то потом обязательно от остального дома отгородят, — такие сквозняки, просто сил нет.

— Значит, та мраморная лестница из коридора ведет в часовню?

— Ну да.

— Я так сразу и подумал.

— Часовня тут знатная, — заметил слуга. — Если бы не часовня, господин Мак, может, и не стал бы этот дом покупать.

— Господин Мак? — удивился Карл. — Я полагал, дом принадлежит господину Полландеру.

— Оно конечно, — подтвердил слуга. — Только последнее слово при покупке дома все-таки было за господином Маком. Или вы с ним незнакомы?

— Ну как же, — возразил Карл. — Но кем он приходится господину Полландеру?

— Так он жених нашей барышни, — сообщил слуга.

— Вот как. Этого я не знал, — сказал Карл и даже остановился.

— Вас это так удивляет? — спросил слуга.

— Вообще-то нет, просто как-то неожиданно. Когда не знаешь таких вещей, можно ведь и впросак попасть, — ответил Карл.

— Странно, что вам об этом не сказали, — удивился слуга.

— И в самом деле, — окончательно смешался Карл.

— Наверно, думали, вы и так знаете, — предположил слуга. — Это ведь не новость. Вот мы и пришли, — добавил он, распахнув дверь, за которой, и вправду, сбегала крутая лестница к дверям все так же, как и по приезде, сиявшей огнями столовой. Прежде чем Карл вошел в столовую, откуда все еще, как и добрых два часа назад, доносились голоса господина Полландера и господина Грина, слуга сказал: — Если хотите, я могу вас тут обождать и потом отведу в вашу комнату. А то с непривычки, да еще вечером, у нас трудновато разобраться.

— Я не вернусь к себе в комнату, — ответил Карл и, сам не зная почему, как-то вдруг погрустнел при этой мысли.

— Ничего, бывает и хуже, — сказал слуга со снисходительной улыбкой и даже слегка потрепал Карла по плечу.

Видимо, он истолковал слова Карла в том смысле, что Карл собирается всю ночь просидеть с господами в столовой и пить с ними. Карлу не хотелось пускаться в откровенности, а кроме того, он вдруг сообразил, что этот слуга, понравившийся ему больше других здешних слуг, может ведь потом показать ему дорогу к Нью-Йорку, и потому сказал:

— Раз уж вы сами предложили меня подождать, что, конечно, большая любезность с вашей стороны, я с благодарностью ею воспользуюсь. В любом случае я скоро вернусь и уж тогда скажу, что собираюсь делать. Полагаю, мне еще понадобится ваша помощь.

— Хорошо, — согласился слуга, поставил фонарь на пол и сел на низкий постамент, почему-то совершенно пустой, что, вероятно, тоже каким-то образом было связано с ремонтом. — Тогда я жду здесь. Свечу, кстати, тоже можете мне оставить, — добавил он, заметив, что Карл собрался идти в освещенный зал с горящей свечой.

— Ах да. Что-то я совсем не в себе, — пробормотал Карл, отдавая свечу слуге, который на это лишь кивнул, и неясно было — то ли он согласился с утверждением Карла, то ли просто пригладил рукой бороду.

Карл отворил дверь, которая тут же громко задребезжала — не по его, впрочем, вине, а потому, что сделана была из цельного стекла и почти прогибалась, когда ее так резко тянули за ручку. Карл, перепугавшись, даже не стал ее закрывать, он-то хотел войти как можно тише. Не оборачиваясь, он тем не менее спиной почувствовал, как слуга, должно быть, соскочив с постамента, прикрыл за ним дверь — аккуратно и без малейшего шума.

— Извините, что помешал, — обратился он сразу и к Полландеру, и к Грину, поднявшим на него свои большие удивленные лица. Одновременно он окинул взглядом весь зал — не лежит ли где на видном месте его шляпа. Но шляпы нигде не было, обеденный стол уже прибран, не иначе, шляпу по курьезному недоразумению унесли на кухню.

— Где же вы бросили Клару? — спросил господин Полландер, ничуть, похоже, не раздосадованный вторжением, ибо с живостью откинулся в кресле и всем корпусом повернулся к Карлу.

Господин Грин, напротив, с напускным безразличием извлек свой бумажник неописуемой толщины и столь же невероятных размеров и теперь с сосредоточенным видом что-то искал в бесчисленных его отделениях, заодно проглядывая и другие бумаги, которые попадались ему под руку во время этих поисков.

— У меня к вам одна просьба, только не поймите меня, пожалуйста, неправильно, — выпалил Карл, быстрым шагом подойдя к господину Полландеру, и в знак доверительности притронулся к подлокотнику его кресла.

— Что же это за просьба? — спросил господин Полландер, глядя на Карла простодушным, открытым взглядом. — Считайте, что она уже исполнена.

И, обняв Карла за пояс, притянул его к себе между колен. Ему Карл охотно это позволил, хотя вообще-то он давно уже не ребенок, чтобы так с ним обращаться. Да и просьбу теперь высказать, конечно, гораздо трудней.

— А как вам вообще у нас нравится? — спросил господин Полландер. — Не правда ли, после города здесь, на природе, как говорится, отдыхаешь душой? Вообще-то, — тут он, пользуясь тем, что Карл его заслонил, недвусмысленно покосился в сторону господина Грина, — вообще-то у меня здесь каждый вечер такое вот отдохновенное чувство.

«Можно подумать, — мелькнуло у Карла, — будто он говорит вовсе не об этом жутком доме и знать не знает о бесконечных коридорах, часовне, пустующих комнатах, кромешной тьме повсюду».

— Ну? — подбодрил господин Полландер. — Так где же просьба?

И он дружески встряхнул Карла, который все еще безмолвствовал.

— Я прошу, — начал Карл, и, как ни приглушал он свой голос, сидящий рядом господин Грин неминуемо должен был все услышать, хотя от него-то эту свою просьбу, вполне возможно, оскорбительную для господина Полландера, Карл очень хотел утаить. — Прошу вас, отпустите меня домой, прямо сейчас, ночью. — И, поскольку самое трудное уже было сказано, все остальное прорвалось само собой, и он, торопясь и даже не привирая ни чуточки, заговорил вдруг о вещах, о которых прежде и думать не думал. — Понимаете, мне очень хочется, очень нужно домой. Я с удовольствием приеду еще, потому что рядом с вами, господин Полландер, мне всегда хорошо. Но сегодня я никак не могу остаться. Вы же знаете, дядя неохотно разрешил мне эту поездку. Наверняка у него были на то свои веские основания, как и во всем, что он делает, а я заупрямился и вопреки его доброй воле буквально вырвал у него разрешение. Я попросту злоупотребил его любовью. Какие уж у него были сомнения насчет моей поездки, это теперь не важно, но одно я знаю совершенно точно: в этих сомнениях нет, да и быть не может ничего для вас обидного, господин Полландер, потому что вы лучший, самый лучший дядин друг. Он настолько вам предан, что тут никто даже отдаленно не может с вами сравниться. Это единственное, что извиняет мое непослушание, но извиняет недостаточно. Вы, должно быть, не вполне представляете себе наши с дядей отношения, поэтому я сейчас о них скажу — главное, конечно. Пока я не выучу как следует английский и не освоюсь хоть немного с практикой торгового дела, я целиком буду зависеть от дядиной щедрости, которой, конечно, как кровный его родственник, я вообще-то могу пользоваться. Но не думайте, что я уже сейчас сумел бы честным трудом — а от всяких иных способов упаси меня Бог — зарабатывать себе на хлеб. Для этого, к сожалению, мне не привили никаких практических навыков. Я окончил — да и то средним учеником — четыре класса европейской гимназии, а для денежного заработка это даже хуже, чем вообще ничего, потому что в наших гимназиях совершенно допотопные учебные программы. Знали б вы, чему нас там только учили — смех один. Конечно, если дальше учиться, гимназию окончить, потом университет, все это, наверно, постепенно как-то выравнивается и в итоге можно получить законченное образование, которое еще на что-то годится и дает человеку хотя бы решимость зарабатывать деньги. Но я, к сожалению, из этой связной цепочки выпал, мне иногда кажется, что я вообще ничего не знаю, да если б и знал что — для Америки это ничтожно мало. Правда, сейчас у меня на родине кое-где открыли так называемые реформенные гимназии, там преподают и современные языки, и основы коммерческих наук, но, когда я начальную школу заканчивал, их еще не было. Отец, правда, хотел, чтобы я брал уроки английского, но, во-первых, не мог же я предвидеть, какая беда со мной приключится, а во-вторых, мне и для гимназии ужасно много приходилось зубрить, так что на другое времени все равно бы почти не оставалось.