Марк Твен - Том 4. Приключения Тома Сойера. Жизнь на Миссисипи Страница 15

– Ш-ш! Это что такое? – шепнул он.

– Похоже… как будто свинья хрюкает. Нет, это кто-то храпит, Том.

– Ну да, храпит. А где же это, Гек?

– По-моему, вон там, на другом конце. Во всяком случае, похоже, что там. Отец там ночевал иногда вместе со свиньями; только, бог с тобой, он храпит так, что, того гляди, крышу разнесет. Да я думаю, он к нам в город и не вернется больше.

Дух приключений снова ожил в мальчиках.

– Гек, пойдем поглядим, если не боишься.

– Что-то не хочется, Том. А вдруг это индеец Джо?

Том струсил. Однако очень скоро любопытство взяло свое, к мальчики решили все-таки поглядеть, сговорившись, что зададут стрекача, как только храп прекратится. И они стали подкрадываться к спящему на цыпочках. Том впереди, а Гек сзади. Им оставалось шагов пять, как вдруг Том наступил на палку, в она с треском сломалась. Человек застонал, заворочался, и лунный свет упал на его лицо. Это был Мэф Поттер. Когда он зашевелился, сердце у мальчиков упало и всякая надежда оставила их, но тут все их страхи мигом исчезли. Они на цыпочках выбрались за полуразрушенную ограду и остановились невдалеке, чтобы обменяться на прощание несколькими словами. И тут снова раздался протяжный, заунывный вой. Они обернулись и увидели, что какая-то собака стоит в нескольких шагах от того места, где лежит Мэф Поттер, мордой к нему, и воет, задрав голову кверху.

– Ой, господи! Это она на него! – в одно слово сказали мальчики.

– Слушай, Том, говорят, будто бродячая собака выла в полночь около дома Джонни Миллера, недели две назад, и в тот же вечер козодой сел на перила и запел, а ведь у них до сих пор никто не помер.

– Да, я знаю. Ну так что ж, что не помер. А помнишь, Грэси Миллер в ту же субботу упала в очаг на кухне и страшно обожглась.

– А все-таки не померла. И даже поправляется.

– Ладно, вот увидишь. Ее дело пропащее, все равно помрет, и Мэф Поттер тоже помрет. Негры так говорят, а уж онито в этих делах разбираются, Гек.

После этого они разошлись, сильно призадумавшись. Когда Том влез в окно спальни, ночь была уже на исходе. Он разделся как можно осторожнее и уснул, поздравляя себя с тем, что никто не знает о его вылазке. Он и не подозревал, что мирно храпящий Сид не спит уже около часа.

Когда Том проснулся, Сид успел уже одеться и уйти. По тому, как солнце освещало комнату, было заметно, что уже не рано, это чувствовалось и в воздухе. Том удивился. Почему его не будили, не приставали к нему, как всегда? Эта мысль вызвала у него самые мрачные подозрения. Через пять минут он оделся и сошел вниз, чувствуя себя разбитым и невыспавшимся. Вся семья еще сидела за столом, но завтракать уже кончили. Никто не стал его попрекать, но все избегали смотреть на него; за столом царило молчание и какая-то натянутость, от которой у преступника побежали по спине мурашки. Он сел на свое место, притворяясь веселым; однако это было все равно что везти воз в гору, никто не откликнулся, не улыбнулся, и у него тоже язык прилип к гортани и душа ушла в пятки.

После завтрака тетка подозвала его к себе, и Том обрадовался, надеясь, что его только выпорют, но вышло хуже. Тетка плакала над ним и спрашивала, как это он может так сокрушать ее старое сердце, а в конце концов сказала, чтобы он и дальше продолжал в том же духе, – пускай погубит себя, а старуху тетку сведет в могилу: ей уже не исправить его, нечего больше и стараться. Это было хуже всякой порки, и душа Тома ныла больше, чем тело. Он плакал, просил прощения, сто раз обещал исправиться и наконец был отпущен на волю, сознавая, что простили его не совсем и верят ему плохо.

Он ушел от тетки, чувствуя себя таким несчастным, что ему не хотелось даже мстить Сиду; так что поспешное отступление Сида через заднюю калитку оказалось совершенно излишним. Он поплелся в школу мрачный и угрюмый, был наказан вместе с Джо Гарпером за то, что накануне сбежал с уроков, и вытерпел порку с достойным видом человека, удрученного серьезным горем и совершенно нечувствительного к пустякам. После этого он отправился на свое место, сел, опершись локтями на парту, и, положив подбородок на руки, стал смотреть в стенку с каменным выражением страдальца, мучения которого достигли предела и дальше идти не могут. Под локтем он чувствовал что-то твердое. Прошло довольно много времени; он медленно и со вздохом переменил положение и взял этот предмет в руки. Он был завернут в бумажку. Том развернул ее. Последовал долгий, затяжной, глубочайший вздох – и сердце его разбилось. Это была та самая медная шишечка от тагана.

Последнее перышко сломало спину верблюда.

Глава XI

Около полудня городок неожиданно взволновала страшная новость. Не понадобилось и телеграфа, о котором в те времена еще и не мечтали, – слух облетел весь город, переходя из уст в уста, от одной кучки любопытных к другой, из дома в дом. Разумеется, учитель распустил учеников с половины уроков; все нашли бы странным, если бы он поступил иначе.

Возле убитого был найден окровавленный нож, и, как говорили, кто-то признал в нем карманный нож Мэфа Поттера. Рассказывали, что кто-то из запоздавших горожан видел, как Мэф Поттер умывался у ручья во втором часу ночи и, заслышав шаги, сразу бросился бежать. Это показалось подозрительным, в особенности умывание, не входившее в привычки Поттера. Рассказывали также, что обыскали весь город, но убийцы (обыватели не любят долго возиться с уликами и сразу выносят приговор) так и не нашли. Конные были разосланы по дорогам во всех направлениях, и шериф был уверен, что убийцу схватят еще до наступления темноты.

Весь город устремился на кладбище. Том забыл о своем горе и присоединился к шествию: не потому, что ему туда хотелось, – он в тысячу раз охотней пошел бы еще куда-нибудь, – но потому, что его тянуло туда сильно и безотчетно. Добравшись до страшного места, он пробрался сквозь толпу и увидел мрачное зрелище. Ему казалось, что прошло сто лет с тех пор, как он был здесь. Кто-то ущипнул его за руку. Он обернулся и встретился взглядом с Гекльберри. Оба разом отвернулись и забеспокоились: не заметил ли кто-нибудь, как они переглядываются? Но все в толпе разговаривали, не отрывая глаз от страшной картины.

– Бедняга! Бедный молодой человек!

– Вперед наука тем, кто грабит могилы!

– Мэфа Поттера повесят, если поймают!

К этому, в общем, сводились замечания, а пастор сказал:

– Это суд божий; видна десница господня.

Том содрогнулся с головы до ног: его взгляд упал на неподвижное лицо индейца Джо. В эту минуту толпа заколебалась, началась толкотня, и раздались голоса:

– Это он! Это он! Он сам идет!

– Кто? Кто? – спросило голосов двадцать.

– Мэф Поттер!

– Эй, он остановился! Глядите, поворачивает! Не упустите его!

Люди, сидевшие на деревьях над головой Тома, сообщили, что он и не собирается бежать, только очень уж растерялся и смутился.

– Дьявольская наглость! – сказал кто-то из стоявших рядом. – Захотелось взглянуть на свою работу; не ожидал, верно, что тут народ.

Толпа расступилась, и сквозь нее прошел шериф, торжественно ведя Поттера за руку. Лицо несчастного осунулось, и по глазам было видно, что он себя не помнит от страха. Когда его привели и поставили перед убитым, он весь затрясся, как припадочный, закрыл лицо руками и разрыдался.

– Не делал я этого, друзья, – произнес он, рыдая, – по чести говорю, не делал.

– А кто говорит, что это ты? – крикнул кто-то.

Выстрел, как видно, попал в цель. Поттер отнял руки от лица и оглянулся вокруг с выражением трогательной безнадежности в глазах. Он заметил индейца Джо и воскликнул:

– О индеец Джо, ты же обещал, что никогда…

– Это ваш нож? – И шериф положил нож перед ним.

Поттер упал бы, если б его не подхватили и не опустили осторожно на землю. Потом он сказал:

– Что-то мне говорило, что если я не вернусь сюда и не отыщу… – Он задрожал, потом вяло махнул рукой, как будто сознаваясь, что побежден, и сказал: – Скажи им, Джо, скажи им! Что толку теперь молчать?

Тут Гек и Том, онемев от страха и вытаращив глаза, услышали, как закоренелый лжец спокойно рассказывал о том, что видел: они ожидали, что вот-вот грянет гром с ясного неба и падет на его голову, и удивлялись, отчего так медлит удар. А когда индеец Джо замолчал и по-прежнему стоял живой и невредимый, их робкое желание нарушить клятву и спасти жизнь бедняги, выданного индейцем, поблекло и исчезло без следа, им стало ясно, что этот негодяй продал душу черту, а путаться в дела нечистой силы – значило пропасть окончательно.

– Чего же ты не убежал? Зачем ты сюда пришел? – спросил кто-то.

– Я не мог… Никак не мог, – простонал Поттер. – Я и хотел убежать, да только ноги сами привели меня сюда. – И он опять зарыдал.

Через несколько минут на следствии индеец Джо так же спокойно повторил свои показания под присягой, а мальчики, видя, что ни грома, ни молнии все еще нет, окончательно убедились в том, что он продал душу черту. Теперь индеец Джо стал для них самым страшным и интересным человеком на свете, и оба они не сводили с него зачарованных глаз. Про себя они решили следить за ним по ночам, когда представится случай, в надежде хоть одним глазком взглянуть на его страшного властелина.