Хорас Маккой - Лучше бы я остался дома Страница 15

– Ну, двинусь дальше.

– Куда?

– Не знаю.

– Я был бы рад, если бы ты могла остаться здесь, – сказал я, – но тут тебя сразу найдут. Не боишься, что тебя поймают?

Она покачала головой:

– Я слышала, что с женщинами, пытавшимися дать деру, обходятся не так жестоко, как с мужчинами. Но все равно каждый день на свободе – подарок судьбы.

– А ты не хочешь вернуться домой, в Огайо?

Личико ее погрустнело:

– Ну нет, здесь мне безопаснее, чем там. Нет, домой я уже не вернусь никогда.

Она допила кофе.

– Ты бы не мог ссудить меня деньгами? Не знаю, смогу ли я их когда-нибудь вернуть, но постараюсь.

– Мне очень жаль, но я на мели. С деньгами у нас совсем туго. У меня всего шестьдесят центов.

– Это мне не поможет, – вздохнула она.

Вдруг меня словно что-то стукнуло.

– Подожди здесь, не ходи никуда, – сказал я, вышел из дому через черный вход и помчался в лавку.

– Привет, как дела, наш знаменитый Бэрримор? – крикнул мне Эбби и рассмеялся.

«Когда ты узнаешь, зачем я пришел, у тебя сразу пройдет охота шутить», – подумал я.

– Мне нужны двадцать долларов, и срочно.

Мое заявление шокировало Эбби.

– У тебя свидание, да? Воспылал страстью к пухленькой блондиночке из Голливуда?

– Крайне срочно.

– Ну ты даешь, – он продолжал делать вид, что не может прийти в себя от шока. – Зачем тебе двадцать долларов? Чтобы тебя за них обманули в одном из фальшивых волшебных замков?

– Они мне чертовски нужны, Эбби.

Он пожал плечами:

– Тебе они чертовски нужны, но для меня-то это проблема. За доллар в Голливуде можно купить все, что ни пожелаешь. Кому ты хочешь отвалить целых двадцать? Перехватил гарем какого-то раджи или что?

Терпение мое лопнуло.

– Слушай, Эб, ты прекрасно знаешь, что на глупости меня не тянет. Завтра, как только Мона вернется домой, я верну тебе деньги. Я бы занял у нее, но ее сейчас нет. Я верну тебе их или, если хочешь, отработаю, но сейчас они мне нужны. Прошу тебя!

Он еще раз посмотрел на меня, пожал плечами и открыл кассу.

– Мне каждый может навешать лапшу на уши, – сказал он, пересчитывая деньги. – И надо же, чтобы, выбирая, где завести свое дело, я избрал этот проклятый город. В другом месте я был бы сейчас богаче Гугенхейма.

Он подал мне деньги, и я его едва не расцеловал.

– Спасибо, Эб.

– Плевал я на твои благодарности, лучше верни когда-нибудь деньги.

– Спасибо.

– Мне любой может навешать лапшу на уши, – повторил он, покачивая головой.

«Ты душа-человек, Эпштейн», – думал я, когда бежал через стоянку домой. Отдал деньги Дороти. Слезы как бусины текли по ее щекам.

– Не знаю, как тебя благодарить.

– Не бери в голову.

Она что-то начала говорить, но настолько расчувствовалась, что предпочла умолкнуть.

– Теперь тебе лучше идти, Дороти, – сказал я. – И если мы сможем тебе чем-нибудь помочь, черкни пару слов.

Вытерев глаза, она кивнула.

– Жаль, что здесь нет Моны. Можно мне хотя бы оставить ей записку?

– Ну разумеется, – сказал я и провел Дороти к письменному столу. Нацарапав короткое письмо, она подала его мне. Мы вернулись на кухню.

Взяв бумажный пакет, она сказала:

– Я тут сделала себе пару бутербродов. Не знала, достанешь ли ты денег.

– Все в порядке, – отмахнулся я. – Я провожу тебя на улицу. Где ты оставила свою машину?

– Перед домом.

– На твоем месте я поехал бы автобусом или еще чем, – сказал я, когды мы вышли через черный ход. – Достаточно того, что ты беглая, но ехать к тому же на краденой машине – не слишком ли?!

– С этим я справлюсь, – ответила она. – Добуду другие номера и права.

Стоя у машины, она подалась ко мне и поцеловала на прощание.

И в этот момент ее арестовали. Я был настолько поражен случившимся, что так и остался стоять столбом. Прежде чем я смог пошевелиться или что-то сказать, прежде чем хоть одна-единственная мысль промелькнула в моей голове, арестовали и меня.

– Так, минутку, – сказал полицейский. – Это кто такой?

Дороти ничего не ответила, я тоже.

– Чья это машина? – спросил другой.

– Моя, – ответила Дороти.

– А это что за парень – ваш сообщник?

И тут в моем перегретом мозгу что-то сверкнуло и все стало ясно. До меня дошло, что копы ищут угнанную машину и не знают, кто такая Дороти, понятия не имеют, что она сбежала из тюрьмы.

– Эта машина моя, – заявил я. – Девушка всего лишь моя приятельница. Машину украл я. Ей об этом ничего не известно.

Я знал, что если удастся добиться, чтобы Дороти отпустили, то я легко докажу, что машину не угонял. В Бейкерсфилде я отродясь не был.

– Он не крал, – сказала Дороти. – Угнала я. Если тут кто и ни при чем, так это он.

Я пытался взглядом дать ей понять, чтобы она держала язык за зубами, пытался показать, что знаю, что делаю, но она не обращала внимания.

– Она ненормальная, – сказал я. – Эту машину сегодня днем я украл в Бейкерсфилде.

Копы переглянулись.

– У кого из вас ключи? – спросил первый.

– У меня, – ответила Дороти, достав их из кармана.

– Это еще ничего не доказывает, – заявил я.

Тем временем вокруг нас собралось человек шесть.

– Ну чудесно, просто Аббот и Костелло, – сказал второй коп. – Поедете с нами в участок. – И они нас повели.

– Минутку, минутку – возмутился я. – Я должен взять плащ. И еще мне нужно закрыть дом. Я оставил двери настежь.

– Предоставь это нам, мы присмотрим за домом, приятель, – сказал коп и повел нас к своей машине. Меня сунули вперед, а Дороти посадили сзади. Я хотел предупредить ее, чтобы она молчала и предоставила все мне, потому что для нее это единственный выход, но случай не представился.

Нас арестовали по подозрению в краже при отягчающих обстоятельствах и заперли в разные камеры. В ту ночь я так и не сомкнул глаз.

2

Утром мне сообщили, что меня обвиняют еще и в содействии побегу. Та записка, что Дороти написала Моне на прощание и где черным по белому значилось, что я настоящий друг и раздобыл ей двадцать долларов, – эта записка превратилась в тягчайшую улику, как только полиция выяснила, кто такая Дороти.

Около десяти меня пришли навестить Мона с адвокатом. Звали его Холбрук. Когда я ему рассказал, как все произошло, он воспринял услышанное крайне пессимистически.

– Нам вообще не за что ухватиться, – сказал он. – Можем, конечно, доказать, что вы не имели ничего общего с угоном машины, это так, но второе обвинение гораздо более серьезное. Не хотел бы, чтобы вы питали необоснованные надежды, лучше знать точно, что у них против вас есть. Пока все складывается неважно.

– Но я ведь не пытался преступить закон, – защищался я. – Только дал ей денег, так что все остальное к ней.

– Я знаю, знаю, – буркнул Холбрук. – Вы действовали чисто импульсивно. Но деньги вы ей действительно дали, а когда вас арестовала полиция, заявили, что машину угнали вы и что она не имеет с этим ничего общего.

– Но вам же ясно, почему я так поступил, правда?

Он усмехнулся:

– Это ясно и полиции – теперь. Вы пытались помочь ей скрыться. Приступ героизма, который вас охватил, нам тут ничем не поможет. – Он обернулся к Моне. – Вам, надеюсь, это понятно?

– Да, – кивнула Мона.

– Значит, выручить меня отсюда, сделать так, чтобы меня отпустили, вы не можете? – спросил я.

– С этим ничего не получится.

– Но, черт побери, – возмутился я, – я не хочу оставаться за решеткой!

– Могу только обещать, – заявил Холбрук, – что постараюсь добиться скорейшего рассмотрения вашего дела. Когда будет установлен размер залога, вы сможете отсюда выйти. Не раньше. Знаете вы кого-нибудь, кто бы внес за вас залог?

Я покачал головой.

– А вы? – повернулся он к Моне.

– Сколько это может быть?

– Не знаю. Полагаю, однако, что не больше двух с половиной тысяч.

– Возможно, я кого-нибудь найду, – сказала Мона. – В какой суд поступит дело? Я имею в виду, к какому из судей попадет оно в руки.

– Ох, этим пока вообще не забивайте голову.

– Я хочу знать, – стояла на своем Мона.

– Пока что это неизвестно, – вздохнул Холбрук. – Нужно подождать, когда дело кому-то распределят. Судей с полдюжины, так что, кому оно достанется… А зачем вам это?

– Ну, понимаете, – медленно начала Мона, – хорошо бы дело досталось судье, который предпочел бы взглянуть на него скорее с человеческой точки зрения, чем с чисто юридической.

Адвокат скептически покачал головой;

– Это действительно могло бы помочь, если бы нам как-то удалось протолкнуть ваше дело к такому судье.

– Значит, мы его протолкнем, – решила Мона.

Достав из сумочки банкноту в пять долларов, она подала ее мне.

– Возьми – пригодится.

– Зачем? – спросил я.

Холбрук дотянулся и забрал банкноту из моей руки.

– Нет ли у вас пяти по доллару? – спросил он Мону.

– Какая разница?

Он улыбнулся:

– Большая. Так гораздо безопаснее.

Мона порылась в сумочке, нашла три доллара с мелочью и протянула мне.