Даниэль Дефо - История полковника Джека Страница 16

Что делать, мы забрали у них все, хотя сердце мое обливалось кровью при виде отчаяния бедной женщины, когда она расставалась со своими деньгами, и я спросил ее, где она проживает. Она ответила, что фамилия ее Смит и что живет она в Кентиш-Тауне; больше я ничего не сказал ей и предложил следовать по своим делам, а деньги отдал Уиллу, и через несколько минут мы присоединились к остальным. Тогда один из двух грабителей и говорит: «Пошли, нечего топтаться на одном месте, пора сматывать удочки». И мы двинулись прочь оттуда, пересекли Мурфилдс, а оттуда — напрямик к Тотенхэм-Корту[21], когда Уилл вдруг говорит: «Стойте, я должен вернуться и освободить того человека!» — «А-а, черт с ним, — говорит один из тех, — пусть валяется». — «Нет, — говорит Уилл, — не хочу я нарушить слово, пойду развяжу его». И он вернулся на место, однако человек уже исчез, то ли сам развязал себя, то ли кто мимо проходил и он взмолился о помощи, и его освободили, во всяком случае, Уилл его не нашел и тот не отозвался, хоть Уилл и осмелился дважды громко окликнуть его.

Это заставило нас заторопиться, однако идти по Тотенхэм-Корт-Роуд им показалось слишком опасно, так что они вошли в город возле Сент-Джайлз[22], потом свернули на Пикадилли и следовали по ней до ворот Гайд-Парка: здесь они, вернее, Уилл и один из его компании, рискнули ограбить еще одну карету где-то в районе между воротами парка и Найтсбриджем; в карете ехали лишь джентльмен с дамой легкого поведения, то есть шлюхой, которую, судя по всему, он подцепил неподалеку от Спринг-Гарден; они отобрали у джентльмена все деньги, часы и шпагу с серебряным эфесом, когда же подступились к его даме, она покрыла их на чем свет стоит за то, что они отняли у джентльмена все его деньги и для нее ничего не осталось, у нее же самой не оказалось и шестипенсовика, хотя одета она была вполне прилично.

После этого подвига мы покинули дорогу и, миновав пустошь Мурфилдс, пришли в Челси[23]; по пути от Уэстминстера к Челси нам повстречались три джентльмена, но на вид они были крепкие ребята, так что связываться с ними не стоило, к тому же, побоявшись идти одни через Мурфилдс в такое позднее время (уже пробило восемь, и хотя луна светила, все же было слишком поздно и слишком темно, чтобы чувствовать себя в безопасности), они наняли в Челси троих провожатых, двое были с вилами, а третий, лодочник, с багром на шесте, чтобы охранять господ, так что мы постарались убраться с их дороги, чтобы они нас, по возможности, не заметили, но они все-таки увидели нас и крикнули: «Кто идет?» Мы ответили: «Добрые люди!»

И они проследовали дальше, к великому нашему удовольствию.

Когда мы добрались до Челси, оказалось, нам предстоит другая работа, которая также была мне в новинку, а именно — ограбление дома. Судя по всему, у них был сговор со слугой из этого дома, который тоже принадлежал к их шайке; этот мошенник служил то ли камердинером, то ли ливрейным лакеем и должен был впустить их по условленному сигналу. И вот этот малый не оттого, что у него не хватило подлости, а просто по пьянке забыл свою роль, чем горько разочаровал нас, так как он пообещал встать в два часа ночи и открыть нам дверь, а вместо этого напился и не пришел домой как положено к одиннадцати, за что господин вообще велел его прогнать, двери в доме запереть и другим слугам его не впускать ни под каким видом.

Мы были около дома уже к часу ночи, — надо было осмотреться, а потом залечь у стены Боферт-Хаус[24], пока не пробьет два, и только тогда вернуться. Но вот послушайте только: подходим мы к дому и видим у дверей нашего молодца, который дрыхнет без задних ног, в стельку пьяный. Уилл, который, как я понял, был главарем в этих делах, стал будить его, а так как негодяй уже проспал часа два, то он слегка очухался и доложил нам о своем, как он выразился, невезенье, из-за которого не может теперь попасть в дом; с собой у них имелись кой-какие инструменты, которые помогли бы взломать замок, однако Уилл полагал, что лучше подождать другого раза, когда их впустят в дом по-тихому, и было решено отложить дело до следующего случая.

Да, пьянка эта сослужила хорошую службу владельцам дома, потому как, будучи не только выпивохой, но и наглецом, слуга спьяну обронил несколько слов, звучавших подозрительно, в том духе, что, мол, пусть лучше откроют ему дверь, не то им же хуже будет, и все в таком роде; господин слышал его слова и утром велел ему убираться восвояси и носу больше не казать в его дом; вот я и говорю, хорошую службу сослужила эта пьянка всему семейству, ибо спасла их от ограбления, а может, и от гибели, потому как судьба поставила на их пути грязную шайку убийц, в которой, как я потом выяснил, насчитывалось всего тринадцать человек, из коих трое, как правило, нанимались в услужение к господам, чтобы как-нибудь ночью открыть дверь и впустить в дом остальных бандитов, а там уж пусть они грабят и убивают хоть всех подряд.

Я провел с ними всю ночь; из Челси, где, как я уже упоминал, их постигло разочарование, они отправились в Кенсингтон[25], там они влезли в пивоварню и в прачечную, а оттуда проникли на кухню господского дома, где сняли небольшой медный котел и унесли его, а с ним заодно кое-что из оловянной посуды, и благополучно скрылись; потом каждый добрался до условленного места, где обычно оставлял краденое.

Весь следующий день мы спокойно отдыхали и делили выручку за прошлую ночь; на мою долю пришлось восемь фунтов девятнадцать шиллингов; медный котел и оловянную посуду взвесили, и тут же нашелся человек, который взял их на вес за половинную стоимость. Вечером мы с Уиллом вышли пройтись, Уилл был весьма доволен нашим успехом и выражал уверенность, что если так дальше пойдет, мы каждый день будем выручать столько же. Однако он заметил, что меня не окрылил успех нашей ночной прогулки, не то что бывало прежде, а также что я не разделяю его надежд на лучшее будущее, хотя сам я об этом ничего ему не сказал.

Из головы у меня не шел случай с бедной женщиной из Кентиш-Тауна, и я решил, коли представится возможность, разыскать ее и непременно вернуть ей деньги. За чувством отвращения, какое вызвал у меня этот жестокий поступок, естественно, последовало легкое разочарование в самом роде занятия, и я, как никогда ясно, понял, что это прямая дорога в ад и, уж конечно, не жизнь для урожденного джентльмена.

На этом мы с Уиллом расстались, однако на другое утро опять встретились; Уилл казался очень весел и оживлен.

— Ну, Полковник Джек, — сказал он, — скоро мы станем богачами.

— Ну и что мы будем делать, — говорю я, — когда станем богачами?

— Ха, — говорит он, — купим себе пару добрых коней и будем действовать дальше.

— А что ты имеешь в виду под «действовать дальше»? — говорю я.

— А то, — говорит он, — что мы выйдем на большую дорогу настоящими джентльменами и награбим кучу денег.

— Ну, а что тогда? — говорю я.

— Вот тогда мы наконец заживем по-джентльменски.

— Скажи, Уилл, — говорю я, — а если мы награбим кучу денег, разве мы не бросим наше ремесло, не успокоимся наконец, не заживем тихо-мирно?

— Нет, — говорит он, — вот когда мы накопим целое состояние, тогда при большом желании можно и бросить.

— Да, но только где мы окажемся к тому времени, — говорю я, — если будем продолжать заниматься нашим проклятым ремеслом?

— Послушай, не ломай ты себе голову, — говорит Уилл, — если будешь много думать об этом, никогда не станешь джентльменом.

Слова его сильно задели меня, ибо меня не покидала мысль, что мне на роду написано быть джентльменом, и потому на какое-то время я замолк, но потом опять принялся за свое и довольно резко спросил Уилла, почему он называет это жить по-джентльменски?

— А как же еще? — говорит Уилл.

— Ну разве это по-джентльменски, — говорю я, — отнять двадцать два шиллинга у бедной старухи, которая на коленях молила не забирать их, объясняя мне, что это все, что есть у нее на пропитание — свое собственное и ее больного мужа. Неужели ты думаешь, что, не стой ты рядом со мной, у меня хватило б жестокости отнять у нее деньги? Да я обливался такими же горючими слезами, как сама бедная женщина, хотя и виду тебе не показал.

— Ну и дурак же ты, — говорит Уилл, — не годишься ты ни черта для нашей профессии, коли тебя бередят такие мысли, ну да я живо излечу тебя от этой дури. Ежели ты и впрямь хочешь добиться успеха в нашем ремесле, ты должен научиться отвечать силой на их сопротивление, а когда просят пощады, затыкать им глотку. Что такое жалость, скажи? Кто-нибудь пожалеет нас, когда поведут нас в Олд Бейли[26]? Да слово тебе даю, эта старуха, что так вопила и клянчила назад свои шиллинги, и не подумала бы спасти нас, даже если бы мы с тобой упали перед ней на колени и просили, чтобы она не являлась свидетельствовать против нас. Где, когда ты видел, чтоб кто-нибудь плакал, когда нашего брата джентльмена ведут на виселицу, а?