Бернардо Гимараенс - Рабыня Изаура Страница 16

Имея такие убеждения, Алваро, конечно же, был восторженным аболиционистом[5] и был им не только на словах. Немалую часть родительского наследства составляли рабы, и он сразу же освободил их всех. Кроме того, имея филантропическую наклонность и зная сколь опасен резкий переход от состояния полного подчинения к абсолютной свободе, Алваро организовал для освобожденных им рабов нечто вроде колонии в одном из своих поместий, управление которой доверил честному и усердному человеку. Эта мера могла обернуться большой выгодой для освобожденных, для общества и для самого Алваро. Земля была предоставлена им для работы на условиях аренды, и они, подчиняясь определенному порядку, не только избежали бедности, преступности и развращенности, но получили надежные средства к существованию и даже могли откладывать некоторые сбережения, а также возместить Алваро убытки, связанные с их освобождением. Независимый и эксцентричный, как богатый английский лорд, он исповедовал в своей жизни строгие принципы. Обладая одновременно живым воображением и впечатлительным сердцем, Алваро очень любил удовольствия, роскошь, наслаждения. Его любовь к женщинам сопровождалась утонченным платонизмом и, идеалистической чистотой, доступной только возвышенным душам и добрым сердцам. Заметим, что Алваро до сих пор не встретил девушку, которая стала бы для него воплощенным идеалом, созданным его поэтическим воображением в смутных мечтах. Имея такие исключительные и блестящие данные, Алваро, конечно, являлся предметом всеобщего интереса со стороны прекрасной половины высшего света, а, может, и тайной страсти, заставлявшей трепетать сердца не одной знатной и прекрасной девственницы. Впрочем, одинаково вежливый и любезный со всеми, он ни одной из них не оказывал предпочтения.

Трудно себе вообразить разочарование, изумление и растерянность, охватившие прекрасных пернамбуканок[6], когда они увидели с каким интересом и какой заботливостью отнесся Алваро к безвестной и бедной девушке, с какой учтивостью он обращался к ней и какие восторженные похвалы, не скрывая, расточал ей. Юнона и Паллада были менее раздосадованы, когда прекрасный Парис присудил Венере приз красоты. Уже до этого вечера в определенных дамских кругах Алваро высказывался об Элвире в весьма восторженных выражениях и с весьма пылким красноречием, что изумило и встревожило дам. Девушки горели желанием увидеть этот эталон красоты — и уже заранее приготовили для незнакомки и ее рыцаря тысячи язвительных замечаний, едких насмешек и злобных шуток. Однако, когда они воочию увидели ее, то, несмотря на пренебрежительные улыбки, блуждавшие у них на устах, девушки почувствовали себя уязвленными в самое сердце красотой незнакомки. Прошу прощения у красавиц за мою прямолинейность и откровенность, но за очень редким исключением, тщеславие — неизменная спутница красоты, а там, где есть тщеславие, рано или поздно рождается зависть, неизменно следующая за ним в большем или меньшем отдалении. Очарование незнакомки было неоспоримо, ее скромность и робость не портили своеобразную, наивную и естественную элегантность, простое и даже бедное платье, потерявшееся в окружении пышной роскоши, великолепно сидело, изящно подчеркивая ее природную стать. Исключительное впечатление, произведенное Элвирой при первом появлении в обществе, и усердие, с которым Алваро старался подчеркнуть соблазнительную привлекательность Элвиры, словно для того, чтобы затмить других красавиц в гостиной, были уже достаточным поводом для того, чтобы вызвать их неприязнь и задеть самолюбие. Оба они стали в этот вечер мишенью для тысячи едких замечаний, насмешливых улыбок и презрительных взглядов.

Алваро даже не замечал едва скрываемую враждебность, с которой он и его протеже — мы можем так назвать ее — были встречены этим собранием. Робкая и скромная Элвира, нище не встречавшая искренности и сердечности, и здесь почувствовала себя неуютно в этой атмосфере притворной любезности и показной обходительности, где в каждом взгляде таилась пренебрежительная насмешка, в каждой улыбке — сарказм.

Мы уже знаем, кто такой Алваро, познакомимся же с его другом-доктором Жералдо.

Это был мужчина тридцати лет, бакалавр права, адвокат, мнение которого высоко ценили коллеги в суде в Ресифе. Из всех своих знакомых только к нему Алваро испытывал искреннюю привязанность и только с ним поддерживал тесные отношения. Ясный ум, твердый и благородный характер, честные жизненные принципы привлекали в нем Алваро. Наделенный практическим и цепким умом, каковым должен обладать настоящий юрист, скрупулезно соблюдающий законы, хорошо изучивший все предрассудки и капризы общества, Жералдо был полной противоположностью эксцентричному и увлекающемуся реформистскими идеями другу, но эта несхожесть совсем не нарушала и не охлаждала взаимные уважения и привязанность молодых людей, скорее наоборот, питала и укрепляла их дружбу, исключая монотонность, которая устанавливается в отношениях людей, всегда и во всем согласных и похожих. Видя, в конце концов, что друг думает то же, что и ты, что желания одного совпадают с желаниями другого, и нет предмета для обсуждения, такие друзья испытывают тошноту от безоговорочного согласия во всем и часто бывают вынуждены замкнуться в молчании и уснуть друг против друга. Невозмутимая, удобная и вялая дружба! Кроме того, противоречивость склонностей и мнений друзей всегда очень полезны, так как развивают и закаляют личность. Так, позитивизм и практический ум доктора Жералдо часто вносили поправки в утопии и восторженные планы Алваро. Бывало и наоборот.

Из уст самого Алваро мы уже узнали, какая невероятная случайность позволила ему познакомиться с доной Элвирой, и как ему удалось привести ее на бал, где мы все находимся.

— Отец, — говорила юная девушка пожилому мужчине, на руку которого она опиралась, возвращаясь в первую залу, где мы и продолжим свои наблюдения. — Отец, побудем немного в этой комнате, пока здесь никого нет. Ах, боже мой! — продолжала она озабоченно после того как они уселись рядом, — зачем я, бедная рабыня, пришла сюда, на бал знатных и богатых господ! Эта роскошь, эти огни, эти почести, окружающие нас, приводят меня в замешательство и вызывают головокружение. Я преступница, потому что позволяю вовлечь себя в столь блестящее общество. Отец, это предательство, я знаю, я чувствую угрызения совести… Но если бы эти благородные сеньоры догадались, что рядом с ними развлекается и танцует жалкая рабыня, бежавшая от своих господ! Рабыня! — воскликнула она, поднимаясь, — рабыня! Мне представляется, что все читают это роковое слово, запечатленное на моем челе… Бежим отсюда, отец, бежим! Это общество насмехается надо мной, я задыхаюсь в этом дворце… бежим!

Воскликнув так, девушка, бледная и задыхающаяся, испуганно озиралась и дрожала всем телом, отталкивая руку отца и не переставая повторять в отчаянии и нетерпении:

— Скорее, отец мой. Бежим отсюда.

— Не волнуйся, дочка, успокойся, — отвечал ей мужчина, пытаясь остановить её. — Здесь никто не догадывается, кто ты. Как могут они предположить, что ты рабыня, если ни одна из этих красивых и благородных сеньор не может ни красотой, ни изяществом, ни воспитанием поспорить с тобой?

— Тем хуже, отец. Я привлекаю всеобщее внимание и эти любопытные взгляды, направленные на меня изо всех углов, заставляют меня вздрагивать каждую минуту. Я бы хотела, чтобы земля разверзлась у меня под ногами, и я бы провалилась в ее недра.

— Оставь эти мысли, твой страх и застенчивость могут погубить нас. Нет ни малейшего повода для твоих опасений. Веди себя непринужденно, не скрывай своего очарования и умения танцевать, петь, вести беседы, пусть тебя видят веселой и спокойной, тогда никто не подумает, что ты рабыня, нет, они примут тебя за принцессу. Мужайся, дочь моя, по крайней мере здесь. В первый и последний раз мы подвергаем себя этому испытанию. Мы больше не можем оставаться в этом городе, где к нам начали относится с подозрением.

— Правда, отец!.. Какая судьба! — ответила девушка, грустно склонив голову. — Мы обречены всегда странствовать по свету, гонимые обществом, скрываясь и ежесекундно вздрагивая. Видно, небо отметило нас своим проклятьем… Ах! Наш отъезд причинит боль моему сердцу!.. Не знаю, что меня привязывает к этим местам… однако, мне придется сказать им прощай навеки. Этому краю, где так недолго я наслаждалась радостью и покоем. Ах! Боже мой!.. Кто знает, не лучше ли мне было умереть в рабстве!

В это время в зал торопливо вошел Алваро. Казалось, что он кого-то ищет.

— Куда же они делись? — прошептал он, — может, им стало скучно, и они ушли?.. Ах, нет! К счастью, вот они! — радостно воскликнул молодой человек, увидев отца и дочь, беседу которых мы только что слышали. — Дона Элвира, вы так скромны. Зачем вы скрываетесь здесь, вы должны блистать в зале, где все с нетерпением ждут вас. Такое поведение скорее подходит робкой увядающей фиалке, а не великолепной розе, которая должна красоваться при ярком свете дня.