Пелам Вудхаус - Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом! Страница 17

«Что делать?» – спрашивал я себя. Складывалось впечатление, что самым разумным было бы с моей стороны, если я хочу сберечь в целости свой позвоночник, завтра чуть свет сесть в автомобиль и рвануть в необозримые дали. Оставаться на месте значило бы самым неприятным образом все время увиливать от встречи с Сыром и постоянно находиться в движении, чтобы расстроить его кровожадные планы. Мне пришлось бы мчаться, подобно серне или молодому оленю на горах бальзамических[32], как, помнится, выразился однажды Дживс, а мы, Вустеры, не расположены опускаться до уровня серн или оленей, ни молодых, ни в зрелом возрасте. У нас есть собственная гордость.

Я уже принял решение завтра утром испариться, как снег на вершинах гор, и податься на время в Америку, или Австралию, или на острова Фиджи, или еще куда-нибудь, но тут я почуял, что к лепечущим ароматам лета примешался крепкий сигарный дух. В сумерках я разглядел приближающуюся человеческую фигуру. В первый напряженный момент я подумал, что это Сыр, и уже приготовился было рвануть с места на манер того самого молодого оленя, но потом все встало на свои места. Это был всего лишь дядя Том, совершавший вечернюю прогулку.

Дядя Том – большой любитель вечерних прогулок в зеленых зарослях. Седой джентльмен с орехово-смуглым лицом – это к делу не относится, я просто так его описываю, для полноты картины, – он любит бродить среди клумб и кустов рано поутру и поздно вечером, поздно вечером особенно, так как он страдает бессонницей и туземный лекарь внушил ему, что против этого глоток свежего воздуха на сон грядущий – самое верное средство.

Завидев меня, он остановился для опознания:

– Это ты, Берти, мой мальчик?

Я дал утвердительный ответ, и он подгреб ближе, изрыгая клубы дыма.

– Почему ты покинул нас? – спросил он, имея в виду мое бегство из столовой.

– Да так как-то, вдруг захотелось.

– Не много потерял. Ну и публика! Этого типа Троттера я не перевариваю.

– Вот как?

– Его пасынка Перси я тоже не перевариваю.

– Вот как?

– И этого Чеддера я терпеть не могу. Я их всех не перевариваю, – заключил дядя Том. Его вообще нельзя отнести к гостеприимным хозяевам. К девяноста четырем процентам чужих людей у себя в доме он относится с плохо скрываемым отвращением и всеми средствами старается их избегать. – Кто, интересно, пригласил сюда Чеддера? Наверно, Далия, но почему, мы, конечно, никогда не узнаем. Несносный молодой бегемот, в жизни не встречал несноснее. Зазвать его к нам – это как раз в ее духе. Как-то раз она даже пригласила свою сестру Агату И кстати о Далии, Берти, мой мальчик, она внушает мне беспокойство.

– Тетя Далия внушает беспокойство?

– Крайнее. Мне кажется, она чем-то больна. Ты ничего странного в ней не заметил, когда приехал?

Я немного подумал.

– Да нет как будто бы. Она показалась мне такой же, как всегда. В каком смысле – странного?

Он озабоченно взмахнул сигарой. Они с моей престарелой родственницей – любящая и дружная чета.

– Вот, например, только что. Я заглянул к ней спросить, не хочет ли она прогуляться вместе со мной. Она ответила, что нет, она когда выходит в сумерки, то обязательно наглотается мошек и комаров и прочей гадости, и они ей могут повредить, тем более после сытного ужина. Мы с ней спокойно и мирно переговаривались о том о сем, как вдруг она как-то вся обмерла.

– То есть упала без чувств?

– Н-нет, этого я бы не сказал. Она осталась стоять, но покачнулась, прижала ладонь ко лбу. И сделалась бледной как привидение.

– Странно.

– Очень. Меня это обеспокоило. У меня и сейчас на душе неспокойно.

Я задумался.

– Вы не могли что-нибудь такое сказать, что ее расстроило?

– Исключено. Я обсуждал с ней этого парня Сидкапа, который приезжает завтра ознакомиться с моей коллекцией серебра. Ты его не знаешь?

– Нет.

– Он, конечно, осел скудоумный, – сказал дядя Том, он почти всех людей своего круга считает скудоумными ослами, – но в старом серебре, драгоценностях и всяких таких вещах разбирается, говорят, неплохо. И вообще он, слава Богу, у нас только отобедает и уедет, – прибавил дядя Том со свойственным ему гостеприимством. – Но я говорил о твоей тете Далии. Так вот, она покачнулась и сделалась бледной как привидение.

По-моему, она слишком перегружена. Этот ее журнал «Пеньюар светской дамы», или как бишь он называется, выпил из нее все соки. Совершеннейший вздор. Зачем ей издавать какой-то еженедельник? Буду от души рад, если она сумеет продать его этому типу Троттеру и наконец освободится, потому что он не только выматывает все силы у нее, но еще и обходится мне в немалую сумму, чтоб ему. Траты, траты, траты без конца.

После этого дядя Том еще горячо высказался на тему о подоходном и добавочном налогах и, назначив мне скорую встречу в хлебной очереди для неимущих, пошел дальше и исчез во тьме. А я, прикинув, что час уже поздний и, пожалуй, можно без риска вернуться в дом, направился в свою комнату.

Там я стал переодеваться ко сну, а сам не переставая думал про то, что только что услышал. Непонятно. За ужином мне, конечно, было немного не до того, но все-таки я бы наверняка заметил, будь у моей тети болезненный вид или вообще что-то в таком духе. Насколько я помню, она со всегдашним азартом и огоньком уписывала все, что значилось в меню. И однако же дядя Том сказал, что она побледнела как привидение, что при ее обычном румянце требовало бы немало специальных усилий.

Странно, чтобы не сказать – загадочно.

Я все еще размышлял на эту тему и прикидывал, какие выводы сделал бы тут Осборн Кросс, сыщик из «Загадки красного рака», когда мои размышления прервал поворот дверной ручки. За ним последовал мощный удар в дверную филенку, и я порадовался, что сообразил своевременно запереть дверь. Потому что я услышал голос, и это был голос Сыра Чеддера:

– Вустер!

Я отложил «Красного рака», которого только успел открыть, встал и подошел к двери.

– Вустер!

– Потише, приятель, – холодно сказал я в замочную скважину. – Я тебя слышал. Чего ты хочешь?

– Потолковать с тобой.

– Это исключено. Отвяжись от меня, Сыр Чеддер. Я нуждаюсь в покое. У меня побаливает голова.

– Посмотришь, как она у тебя разболится, когда я до тебя доберусь.

– То-то и оно, что тебе до меня не добраться, – удачно парировал я, снова расположился в кресле и занялся книгой в приятном сознании, что одержал над Сыром верх в литературных дебатах. Он обозвал меня из-за двери несколькими ругательными словами, постучал еще, подергал ручку и наконец убрался, изрыгая, конечно, проклятия.

Но не прошло и пяти минут, как в дверь снова постучали, на этот раз так негромко и вкрадчиво, что я без труда догадался, кто там.

– Это вы, Дживс?

– Да, сэр.

– Одну минуту!

Проходя по комнате к двери, чтобы впустить Дживса, я с удивлением обнаружил, что мои нижние конечности слегка как бы размякли. Словесная дуэль с давешним гостем потрясла меня сильнее, чем я думал.

– Мне только что нанес визит Сыр Чеддер, – поделился я с Дживсом.

– Вот как, сэр? Надеюсь, с положительным результатом?

– Да, я его совсем сбил с толку, бедного недотепу. Он вообразил, что сможет ко мне проникнуть просто и беспрепятственно, и прямо чуть не рухнул, наткнувшись на запертую дверь. Но у меня после этого происшествия слегка подрагивают ноги. Хорошо бы вы раздобыли мне виски с содовой.

– Разумеется, сэр.

– Тут требуется умение смешивать в точной пропорции. Кто был тот ваш приятель, обладавший крепостью десятерых, о котором вы мне на днях говорили?

– Джентльмен по имени Галахад, сэр. Вы, однако, не совсем верно полагаете его моим личным знакомцем. Это герой поэмы покойного Альфреда лорда Теннисона.

– Не важно, Дживс. Я только хотел выразить пожелание, чтобы порция виски с содовой, которую вы мне принесете, тоже обладала десятерной крепостью. Лейте не колеблясь.

– Очень хорошо, сэр.

Он вышел по делам милосердия, а я снова взялся за «Красного рака». Но только успел освежить в памяти улики и приступить к допросу подозреваемых, как меня опять прервали. В дверь гулко ударили кулаком. Я подумал, что вернулся Сыр, и поднялся с кресла, чтобы еще раз послать его подальше через замочную скважину, но тут за дверью раздалось восклицание такой силы и смачности, что оно могло слететь с губ лишь той, которая обучалась этому искусству среди лис и собак.

– Тетя Далия?

– Отопри дверь!

Я отпер, и тетя Далия влетела в комнату.

– Где Дживс? – спросила она в таком сильном смятении, что я посмотрел на нее с тревогой. После рассказа дяди Тома про то, как она обмерла, это ее взволнованное состояние мне совсем не понравилось.

– Что-то случилось?

– Еще как случилось! Берти, – престарелая родственница опустилась в кресло с видом человека, который тонет, – я пропала, и один Дживс способен спасти мое имя от черного позора. Давай его сюда, пусть задействует на всю мощность свои знаменитые мозги.