Леопольд фон Захер-Мазох - Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах Страница 17

Затем она вошла в комнату Аспазии.

— Ах, какой блеск! — с плохо скрываемым раздражением воскликнула та. — В нашем доме, моя милая, тебе нет надобности так наряжаться.

— Прошу прощения, — возразила Зиновия, — но именно у вас я обязана особенно за собой следить. Это признак неуважения, когда человек появляется перед друзьями и родственниками в неряшливом виде. Вот ты, например, как одета? Позволь напомнить, что ты еще красивая женщина, это и молодые люди тебе подтвердят.

Аспазия вздохнула.

— Никто мне такого не говорит.

— Тогда ты сама виновата, можно одеваться просто и в то же время пригоже. Если захочешь, я дам тебе несколько советов, как это делается.

Аспазия растерянно огляделась по сторонам, она не знала, что отвечать.

— И вообще, — продолжала Зиновия, — ты, на мой взгляд, слишком напрягаешься, к чему это? Разве у тебя в доме недостаточно слуг? Сколько тут живет человек? Наслаждайся жизнью. Ты стала какой-то угрюмой — нет, я не допущу, чтобы ты и впредь так жертвовала собой.

— Твои упреки не столь уж несправедливы, — отважилась признать Аспазия и, когда Зиновия покинула ее, чтобы постучаться в дверь Лидии, подумала: «Какая же она красавица, беззаботная жизнь, похоже, идет ей на пользу, а вот мы здесь совершенно закисли».

Лидия лежала на диване и читала. Мопс заворчал. Его хозяйка сделала вид, что хочет подняться, однако Зиновия не допустила этого и присела к ней на мягкие подушки.

— Знаешь, кого ты мне напоминаешь на этом ложе, — начала красивая змия, — своими пышными формами и светлыми, как у русалки, волосами? Ты напоминаешь мне покоящуюся Венеру на картине Тициана в Дрезденской галерее.

Лидия польщенно улыбнулась.

— Но какой от этого прок? Ведь я так и не обрела мужчину.

— Потому что ты сама не хотела, — быстро возразила Зиновия, — я это лучше знаю, мужчины еще и сегодня пускали бы из-за тебя пулю в лоб, если бы это доставляло тебе удовольствие.

Лидия удивленно вытаращила голубые глаза.

— Да, я знаю о тебе больше, чем ты полагаешь, — с улыбкой продолжала Зиновия. — Рассказывают, что уже ребенком ты была такой миловидной, округлой и вальяжной… Когда во время игры нужно было бежать и тебе кричали: «Быстрее! Быстрее!», ты обычно заявляла в ответ: «Я и так стараюсь изо всех сил».

— Откуда тебе это известно?

— Мне известно и того больше. Девушкой ты была слишком ленива, чтобы отвечать на любовные письма, а однажды, отправившись на свидание, битый час отдыхала на полпути. Тем временем твой пылкий поклонник потерял терпение и ускакал прочь.

Теперь Лидия тоже громко расхохоталась.

— Я придерживаюсь того мнения, — сказала она, — что все несчастья людей коренятся в их лихорадочной погоне за наслаждениями. А вот мне наслаждение представляется излишним напряжением сил. К чему, например, затягивать себя шнурами с тугими застежками, а потом ужасно потеть — только ради того, чтобы посмотреть какую-то пьесу; или возьмем это мучение на балах: корсет, неистовые танцы, ни поесть, ни попить нельзя, и все только для того, чтобы отхватить мужчину, который потом тебя же и будет мучить. Настоящее счастье заключено в покое.

— Чисто индийская философия! — весело воскликнула Зиновия. — Но, мое сокровище, любовь, супружество тоже доставляют большую радость, так что ты не права, будучи столь привередливой. Ладно, наберись терпения, я тебя еще выдам замуж, и тебе для этого не придется потеть в театре и танцевать. Граф Салтык, к примеру, непременно желает взять в жены пышную красивую блондинку, разве не заманчиво стать графиней, а?

— Почему бы и нет?

Мопс сейчас обнюхивал шелковый шлейф Зиновии.

— Какая милая собачонка, — сказала она, — примечательно, что все красивые женщины любят мопсов. В Альтенбургском замке, например, висит портрет царицы Екатерины Второй с любимым мопсом.

Вошла Наталья и пригласила к ужину. Семья собралась в трапезной. Слуга Тарас, несмотря на свои девяносто лет, подавал так быстро и уверенно, что Зиновия, наблюдая за ним, только диву давалась. Его высокая фигура, гордый взор, длинные белые волосы и белая борода импонировали каждому. Менев и дамы между тем сосредоточили свое внимание на Зиновии. Никто не в силах был устоять перед обаянием ее красоты, ни одно ухо не оставалось глухим к звучанию ее восхитительного голоса. И здесь, во враждебном окружении, всемогущество ее колдовского очарования тоже подействовало.

— Как я завидую вам из-за ваших людей, — будто невзначай бросила она, — какие они все скромные и усердные, в столице таких уже давно не встретишь.

Тарас навострил уши, он был весьма неравнодушен к похвалам.

— А где Феофан? — воскликнула вдруг Зиновия.

— Он учится в городе, — сказала Аспазия.

— Милый, симпатичный молодой человек, — отметила Зиновия, — и, должно быть, умный.

— Ты ведь его не знаешь.

— Ну как же, Менев присылал мне его портрет.

Между делом Зиновия потчевала мопса самыми лакомыми кусками — до тех пор, пока тот, приветливо заурчав, не впал в благодушное настроение и, в конце концов, не позволил ей себя погладить. Все подивились такому поведению животного, обычно к себе никого не подпускавшего.

После ужина Менев поднялся со стула, выбрал трубку, и прекрасная змия тотчас же оказалась рядом, чтобы набить и разжечь ему чубук.

— Как великолепно еще выглядит твой муж, — прошептала она затем Аспазии, но так, что и Менев не мог этого не услышать, — истинный дворянин. Наши лембергские мужчины рядом с ним показались бы марионетками.

Двоюродная бабушка встала было из-за стола, она всегда рано отходила ко сну.

— Нет, тетушка, сегодня вы должны побыть с нами еще немножко, ради меня, — и когда бабушка Ивана снова смущенно опустилась на стул, Зиновия с благодарностью расцеловала ей руки. — Сразу видно, что вы жили в большом свете, — продолжала она, — и в какую блестящую эпоху, а теперь повсюду эта прозаическая жизнь, эта трезвость… Как изысканно вы одеты, словно парижанка, всегда в черном шелке… А ты, Аспазия, и вы, Лидия и Наталья, не сердитесь на меня, вы все одеты точно православные святые угодницы.

— Здесь не увидишь ничего нового, не полистаешь журнал мод, — как бы в оправдание печально заметила Аспазия, — да и потом, знаешь ли, издержки!

— Я хочу с самыми незначительными расходами одеть вас как графинь, — провозгласила Зиновия, — симпатичной женщине нетрудно подыскать для себя подходящий наряд, а вы все, без комплиментов, хорошо сложены и в остальном тоже щедро одарены природой. Главное, сделать точный и правильный выбор для каждого типа красоты, определить материю и расцветку, которые наилучшим образом гармонировали бы с ним. Как величественно, к примеру, выглядели бы лилейная шея и полные руки Лидии в обрамлении темного меха. Наталье следует обзавестись голубым платьем. А ты, Аспазия, производила бы великолепное впечатление в красном бархате.

Госпожа Менева глубоко вздохнула и взялась за связку ключей.

— Ты куда собралась? — быстро спросила Зиновия.

— Мне нужно выдать на завтра провизию.

— Сейчас, когда ты за день потратила уже столько сил и порядком устала? Нет, я этого не допущу, позволь мне все сделать самой.

Зиновия завладела ключами и поспешила на кухню, где в эту минуту прислуга как раз сидела за ужином.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — воскликнула она, сердечно отвечая на приветствие. — Где ключница? Сегодня я выдаю провизию.

Квита облизала ложку и встала было из-за стола.

— Нет, моя милая, доедай спокойно.

Зиновия опустилась на деревянную лавку и сперва похвалила Тараса, затем — повара, потом — кучера и лошадей. У Адамиско, кухонного тирана, веселого и подвижного, несмотря на свои семьдесят лет, было круглое гладко выбритое лицо — физиономия из итальянской пантомимы. Он польщенно заулыбался и сделал Зиновии несуразнейший комплимент, когда она и его, в числе прочих, одарила серебряным гульденом; другими, кто получил по гульдену, были Тарас и стряпуха Дамьянка.

— А что это вы едите? — поинтересовалась Зиновия.

— Кашу.[30]

— Да, здесь еще сохранилась умеренность в пище, — произнесла Зиновия, — в Лемберге все иначе. Там прислуга одевается лучше, чем господа в деревне, и каждый Божий день ест жаркое.

Таким образом, сирена и здесь исполнила свою песню.

Квита закончила ужин и последовала за Зиновией в кладовую. Пока та щедрой рукой отмеряла продукты, Квита любовалась блестящим нарядом и статной осанкой незнакомки. Снова заперев кладовую, Зиновия сняла с руки довольно дешевый серебряный браслет и вручила его Квите в качестве подарка на память.

— Ах, да что вы, барыня, — извиняющимся голосом запричитала та, — чем же я заслужила такое, не знаю куда от стыда деваться…