Эрнест Хемингуэй - Иметь и не иметь Страница 17

– А как же Фредди? У него-то вы не для рыбной ловли ее просили?

– Фредди я скажу.

– Не советую.

– Скажу.

– Не советую.

– Слушайте, я еще во время войны делал дела с Фредди. Дважды мы с ним были компаньонами, и никогда у нас не выходило неприятностей. Вы знаете, сколько я ему возил товару. Из всей городской сволочи он единственный, кому я могу довериться.

– Я бы никому не стал доверяться.

– Вы-то нет. Каждый ведь по себе судит.

– Не обо мне разговор.

– Ну, ладно. Идите теперь к своим приятелям. А что вы будете говорить?

– Они кубинцы. Я встретил их в гостинице. Одному из них нужно помочь получить по акцептованному чеку. Что тут невероятного?

– И вы ничего не заметили?

– Ничего. Я уговорился встретиться с ними в банке.

– На чем они приедут?

– На такси.

– А шофер что будет думать, – что они музыканты, что ли?

– Мы найдем такого, который вообще не думает. В этом городе сколько угодно таких. Взять хоть Хэйсуса.

– Хэйсус себе на уме. Он только разговаривает, как дурачок.

– Я скажу им, чтоб выбрали поглупее.

– Достаньте такого, у которого нет детей.

– У них у всех есть дети. Видели вы когда-нибудь бездетного шофера такси?

– Продажная вы шкура!

– Зато я никогда еще никого не убивал, – ответил ему Краснобай.

– И никогда не убьете. Давайте выйдем отсюда. С вами, когда сидишь, точно вшей набираешься.

– Они у вас, верно, и так есть.

– А разве они от разговоров заводятся?

– Если не заклеить рта.

– Вот вы и заклейте свой. А я пойду выпью, – сказал Гарри.

В первой комнате бара туристы сидели на своих высоких табуретах. Когда Гарри подошел к стойке, женщина повернулась к нему спиной в знак своего отвращения.

– Что будешь пить? – спросил Фредди.

– Что пьет дамочка? – спросил Гарри.

– Cuba libre.

– Тогда мне дай чистого виски.

Высокий рыжеусый турист в очках с толстыми стеклами наклонил к Гарри свое широкое, с прямым носом лицо и сказал:

– Послушайте, с какой стати вы нагрубили моей жене?

Гарри оглядел его сверху донизу и сказал Фредди:

– Что это у тебя тут делается?

– А все-таки? – спросил высокий.

– Успокойтесь, – сказал ему Гарри.

– Со мной это вам даром не пройдет.

– Слушайте, – сказал Гарри. – Вы приехали сюда, чтоб поправиться и набраться сил, так? Вот и успокойтесь. – И он вышел из бара.

– Вероятно, я должен был его ударить, – сказал высокий турист. – Как ты думаешь, дорогая?

– Жаль, что я не мужчина, – сказала его жена.

– Вы бы далеко пошли при таком сложении, – сказал в свою кружку человек с зеленым козырьком.

– Что вы сказали? – спросил высокий.

– Я сказал, что вы можете узнать его фамилию и адрес и написать ему письмо с изложением всего, что вы о нем думаете.

– Послушайте, как ваша фамилия? Вы, кажется, смеетесь надо мной.

– Можете звать меня профессор Мак-Уолси.

– Моя фамилия Лафтон, – сказал высокий. – Я писатель.

– Очень рад познакомиться, – сказал профессор Мак-Уолси. – И часто вы пишете?

Высокий человек посмотрел по сторонам.

– Уйдем отсюда, дорогая, – сказал он. – Здесь все или нахалы, или сумасшедшие.

– Это необыкновенный уголок, – сказал профессор Мак-Уолси. – Но поистине обворожительный. Его называют американским Гибралтаром, и он на триста семьдесят пять миль южнее Каира. Правда, этот бар единственное, что я здесь успел повидать. Бар, впрочем, хороший.

– Я вижу, вы в самом деле профессор, – сказала жена. – Знаете, вы мне нравитесь.

– Вы мне тоже нравитесь, милочка, – сказал профессор Мак-Уолси. – Но мне пора уходить. Он встал и пошел искать свой велосипед.

– Здесь все сумасшедшие, – сказал высокий. – Выпьем еще, дорогая.

– Мне понравился профессор, – сказала жена. – Он очень обходительный.

– А тот, что приходил…

– Ах, он просто красавец, – сказала жена. – Похож на татарина. Жаль, что он такой нахал. У него лицо просто как у какого-то Чингис-хана. Ух, до чего хорош.

– У него нет одной руки, – сказал ее муж.

– Я не заметила, – сказала жена. – Выпьем еще. Интересно, кого мы тут еще увидим?

– Может быть, Тамерлана, – сказал ее муж.

– Ух, какой ты ученый, – сказала жена. – Но с меня довольно этого Чингис-хана. Почему профессору понравилось, что я говорю «мура»?

– Не знаю, дорогая, – сказал Лафтон, писатель. – Мне это никогда не нравилось.

– Я ему, видно, понравилась такой, как я есть, – сказала жена. – До чего мил!

– Ты его, вероятно, увидишь еще.

– Вы его всегда увидите, когда бы ни пришли сюда, – сказал Фредди. – Он тут живет. Он уже две недели тут.

– А кто тот человек, который так грубо разговаривает?

– Тот? А это наш, здешний.

– Чем он занимается?

– Да всем понемножку, – ответил ей Фредди. – Он рыбак.

– Почему у него нет руки?

– Не знаю. Повредил где-то.

– Какой красивый! – сказала жена. Фредди засмеялся.

– Много чего мне о нем приходилось слышать, но такого не слыхал никогда.

– По-вашему, у него не красивое лицо?

– Будет вам, леди, – ответил ей Фредди. – У него лицо похоже на свиной окорок, да еще нос переломлен.

– Фу, какие мужчины глупые! – сказала жена. – Он мне по ночам снился.

– Дурные сны вам снятся, – сказал Фредди. Все это время лицо писателя сохраняло какое-то бессмысленное выражение, которое сходило только в те минуты, когда он восхищенно глядел на свою жену. Нужно в самом деле быть писателем или чиновником Управления общественных работ, чтобы иметь такую жену, подумал Фредди. Господи, ну и страшилище!

Тут в бар вошел Элберт.

– Где Гарри?

– Пошел на пристань.

– Спасибо, – сказал Элберт.

Он ушел, а жена и писатель по-прежнему сидели у стойки, и Фредди стоял у стойки, беспокоясь о своей лодке и думая о том, как у него болят ноги, оттого что приходится стоять целый день. Он сделал поверх цементного пола деревянную решетку, но это не очень помогло. Ноги все время ныли. Зато торговля у него идет хорошо, лучше всех в городе, и накладных расходов меньше. Ну и чучело все-таки эта баба! И мужчина тоже хорош, если не нашел себе лучшей. С такой даже с закрытыми глазами не рискнешь, подумал Фредди. А заказывают все время коктейли. Дорогие коктейли. И то хорошо.

– Да, сэр – сказал он. – Сию минуту.

Вошел загорелый, светловолосый, хорошо сложенный мужчина в полосатой матросской фуфайке и шортах защитного цвета и с ним очень хорошенькая смуглая молодая женщина в белом шерстяном свитере и темно-синих брюках.

– Кого я вижу! – сказал Лафтон, вставая. – Это же Ричард Гордон с прелестной миссис Эллен.

– Привет, Лафтон, – сказал Ричард Гордон. – Не видели вы тут пьяного профессора?

– Он только что вышел отсюда, – сказал Фредди.

– Хочешь вермуту, детка? – спросил Ричард Гордон свою жену.

– Если ты будешь, я тоже выпью. – сказала она. Потом поздоровалась с обоими Лафтонами. – Мне, пожалуйста, пополам, Фредди, французский с итальянским.

Она сидела на высоком табурете, поставив ноги на перекладину, и смотрела в окно. Фредди смотрел на нее с восхищением. Он считал, что она самая хорошенькая из всех женщин, проводивших эту зиму в Ки-Уэст. Лучше даже, чем прославленная красавица миссис Брэдли. Миссис Брэдли уже начинала полнеть. У этой молодой женщины было миловидное лицо ирландки, темные локоны почти до самых плеч и гладкая, чистая кожа. Фредди посмотрел на ее смуглую руку, державшую стакан.

– Как работа? – спросил Лафтон у Ричарда Гордона.

– Идет неплохо, – сказал Гордон. – А у вас как?

– Джеймс не хочет работать, – сказала миссис Лафтон, – он только пьет.

– Скажите, кто такой этот профессор Мак-Уолси? – спросил Лафтон.

– Какой-то профессор экономики, кажется, а сейчас в годичном отпуску или что-то в этом роде. Это приятель Эллен.

– Он мне нравится, – сказала Эллен Гордон.

– Он мне тоже нравится, – сказала миссис Лафтон.

– Он мне первой понравился, – радостно сказала Эллен Гордон.

– О, можете взять его себе, – сказала миссис Лафтон. – Такие примерные девочки, как вы, всегда получают, что хотят.

– Оттого мы такие примерные, – сказала Эллен Гордон.

– Я выпью еще вермуту, – сказал Ричард Гордон. – А вы? – спросил он Лафтонов.

– Можно, – сказал Лафтон. – Скажите, вы идете завтра на вечер, который устраивает Брэдли?

– Конечно, он идет, – сказала Эллен Гордон.

– Она мне нравится, знаете, – сказал Ричард Гордон. – Она интересует меня и как женщина, и как социальное явление.

– Ух! – сказала миссис Лафтон. – Вы выражаетесь почти так же учено, как профессор.

– Не стоит кичиться своим невежеством, дорогая, – сказал Лафтон.

– А с социальными явлениями спят? – спросила Эллен Гордон, глядя в открытую дверь.

– Не говори глупостей, – сказал Ричард Гордон.

– Я хочу узнать, входит ли это в задачи писателя? – спросила Эллен.

– Писатель должен знать обо всем, – сказал Ричард Гордон. – Он не может ограничивать свой жизненный опыт в угоду буржуазной морали.