Льюис Синклер - ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЗНАЛ КУЛИДЖА Страница 17

Но домой я возвращался один, и, помню, в машине была какая-то неполадка, барахлил мотор. Я не мог попять, в чем дело, останавливаю машину у обочины - была поздняя осень, - поднимаю капот и стараюсь найти неполадку, но слышу тут, кто-то жалобно скулит, смотрю вниз, а там прелестный водяной спаньель, еще не старый, лет двух или, пожалуй, двух с половиной, сидит и смотрит на меня так жалостливо - право же, это было страсть до чего жалостливо. И поднял лапу, как будто она поранена.

«Ну, в чем дело, старина?» - говорю ему. А он смотрит на меня, да так разумно. Ей-богу, я сразу полюбил проклятую дворнягу! Ну, короче говоря, осмотрел я его лапу: он ее, похоже, поранил о битое стекло, но не сильно. По счастью, в машине у меня в дверном кармане были старенькие, но чистые тряпки, так что я сел на подножку и перевязал псу лапу, а пока перевязывал, заметил, что собака-то превосходная и никакого ошейника на ней нет. А когда я кончил, он, черт возьми, прыг ко мне в машину, словно тут егои место.

«Ну, кем ты себя считаешь? - спрашиваю его. - И что собираешься делать, старый налетчик? Украсть мою машину? У бедного папаши Шмальца украли машину», - так я говорю.

А он свернулся себе на заднем сиденье и в ответ виляет хвостом: мол, ты продувная бестия, но я-то знаю, где мне лучше.

Ну, я посмотрел в обе стороны: вроде бы никто и не хватился собаки, у дороги виднелись только два домика, и когда я привел машину в божеский вид - оказалось, все дело было в карбюраторе, - я подъехал к этим домам, но там никто не слыхал, что пропала собака. Я и думаю: «Нехорошо оставлять здесь старину Джеки». Так я назвал пса, так и зову его до сих пор. «Нечего оставлять его здесь,- подумал я,- еще задавят, чего доброго, а вернемся домой, я дам объявление, и, может, отыщется хозяин».

Когда я приехал, Робби - ты же помнишь, Уолт, моего мальчишку,- так вот, Робби пришел в восторг от этой собаки не меньше моего, но Мэми расфыркалась, мол, пес этот напугает ее чертову кошку Минни. Но она по-

зволила мне держать Джеки, собаку, в гараже, пока за ней не придут по объявлению.

Ну, я дал объявление раз, другой.

Нет, по правде, кажется, я поместил только одно объявление, потому что я сказал себе: «Джеки - это настоящая мужская собака, и если хозяину до нее дела нет, пусть не ждет, что я буду его разыскивать!»

Во всяком случае, никто не откликнулся, и через неделю Мэми спохватилась, что у нас появилась собака, которая не подружится с ее кошкой. Только эта Минни важно вышла на лужайку посмотреть, нельзя ли сцапать парочку воробьев, как Джеки, у которого уже зажила лапа, заметил ее, и, послушай только, ты бы лопнул от смеху: он загнал ее прямехонько на вяз и, ей-богу, не давал спуститься!

Ну, тут началось бурное индейское собрание с Женой Большого Вождя и не предвиделось никакой трубки мира. Она увела меня в дом, подальше от Робби, который меня бы поддерживал, и стала носиться взад-вперед по гостиной на диком мустанге, поражая томагавком бедные жертвы, то есть меня, и крича: «Лоуэл Шмальц, я тебе говорила, и не раз, а все сто раз, что Минни - очень чувствительная и породистая кошка, и я не желаю, чтоб эти жуткие собаки расстраивали ей нервы. Найди законного владельца этого ужасного пса и отдай его назад».

«Кого, - говорю,- назад? Владельца?» А сам усаживаюсь в кресло и зажигаю сигару, будто все это меня забавляет, и, что б она там ни делала, чего бы ни говорила, меня ей не разозлить. И, конечно, я ее поддел: «Кого, - говорю, - назад? Владельца?»

«Ты отлично понял, что я хочу сказать,- говорит.- Немедленно отыщи владельца этого жуткого пса!»

«Прекрасно! - говорю.- Конечно, я пока только успел поместить большое объявление в «Адвокат-тайме», а у этой газеты больше тираж, чем у любых двух газет в наших краях, вместе взятых, - по крайней мере, так они утверждают, и я исследовал этот вопрос и готов с ними согласиться. Но, конечно, этого недостаточно. Ладно, я возьму Джеки под мышку и отправлюсь хоть сейчас. Давай-ка посмотрим: в Зените и соседних городках, в радиусе примерно двадцати - тридцати миль от городской ратуши, около шестисот тысяч жителей, и все, что мне надо сделать, - это постучаться к каждому и спросить: «Эй, мистер, ваша собака?» Только и всего».

«Но ты ведь можешь отвезти этого жуткого зверя туда, где его нашел, и там оставить»,- говорит она.

«Могу, но не отвезу, - отвечаю ей напрямик. - Не хочу, чтоб его переехал какой-нибудь проклятый растяпа-автомобилист. Это ценный пес»,- говорю.

«Он просто урод и жутко грязный. В жизни не видела такой грязнющей собаки»,- говорит.

«О да, конечно, - говорю.- Если исключить тот факт, что это водяной спаньель, а водяные спаньели, даже если они сейчас и не так модны, как коккеры, или жесткошерстные терьеры, или эрдельтерьеры, славятся как самые чистоплотные собаки в мире. За исключением этого, ты кругом права».

«Но ведь нам и не нужна собака»,- говорит. Ну, это меня крепко задело.

«Еще бы, - говорю, - конечно, не нужна. Мне-то она, во всяком случае, ни к чему. Только подумай, с кем я могу возиться по вечерам. Изумительно! С этой милой, пушистой, драгоценной кошечкой, которая меня ненавидит, не хочет сидеть у меня на коленях, а льнет к тебе, потому что ты целыми днями ее гладишь, - что тебе еще делать,- а я должен сидеть в конторе, работать до седьмого пота, и все для того, чтобы прокормить проклятую кошку. Отлично!» - говорю.

Но она мне стала толковать, что дел у нее хватает: поддерживать порядок в доме и смотреть за моим гардеробом и за Робби с Делмериной - ты ведь знаешь, эти женщины умеют показать, что им вздохнуть некогда, - и тут уж я заговорил всерьез.

«Шутки в сторону, - говорю, - если взглянуть на дело серьезно, что такое собака? Что она такое? Конечно же, величайший друг человека! Кто так бескорыстен, как собака? Кто так бросается навстречу усталому хозяину - или даже хозяйке, если она обращается с ней как надо! - навстречу хозяевам, измотавшимся на работе? Уж не говорю о том, что во многих странах они приносят пользу: тащат повозки, сторожат вещи.

Ты забыла, - говорю, - какие чудеса проделывает на экране Рин Тин Тин. Готов спорить, эта собака получает больше денег, чем любой сценарист или даже оператор. Но и помимо этого, вспомни о тех собаках, которые вошли в историю. О тех храбрых сенбернарах, которые выходили с бочонками бренди под мордой спасать запоздалых путников на этом перевале в Германии, или где это там, хотя, по совести говоря, я никогда не мог понять, почему это столько путников с риском для жизни ночевали в снегу, так что монахам приходилось держать наготове для их спасения целую свору собак. Впрочем, это было в давние времена, тогда, верно, все было иначе, чем сейчас, и, конечно, никаких железных дорог.

Но вот уже в наше время, - говорю,- я слышал одну историю, и тут уж все точно, - ее рассказывал человек, который знал того, с кем это случилось, кажется, тот парень был охотником, или шахтером, или старателем, что-то в этом роде, и была у него хижина где-то в Сиерре, в каком-то таком месте, в общем, высоко в горах, и стояла холодная зима, и хижину того парня совсем замело, и на тропках к ней лежали громадные сугробы.

Ну, и, кажется, с этим парнем случилась беда. Он провалился то ли в трещину ледника, то ли еще куда-то и сломал ногу, но все же с трудом доковылял до своей хижины, где его ждал верный пес - никак не мог запомнить его клички. После этого у парня началась лихорадка, и он лежал, изнемогая от страшной боли, и при нем был только его верный пес, который, конечно, немногим мог ему помочь, но старался вовсю: это была разумная, смышленая собака, и охотник - или кто там был этот парень - научил ее приносить спички, или воду, или что там нужно было бедняге.

Но пищу никто не мог приготовить - само собой, тут собака ничем не могла помочь, - и охотнику становилось все хуже и хуже, боль терзала его, он видел, что собака в тревоге, но что же делать? И вот, издав короткий лай, пес выпрыгнул в окно, и больше его не было слышно.

Конечно, бедняга охотник решил, что единственный друг его покинул, и уже примирился с близкой смертью, но не меньше страданий, чем боль, доставляла ему мысль, что его покинул единственный друг.

Но собака не теряла зря времени. Она бежала что есть мочи, чутьем угадывая заметенные снегом тропки,

все вниз и вниз, к далекой деревушке, и прямо к дому доктора, где несколько лет назад была однажды со своим хозяином.

Дверь была слегка приоткрыта, собака проскользнула в столовую, прямо к ногам дока, и тихонько заскулила.

«А ну марш отсюда! Как ты вообще сюда попала?» - удивился доктор, не понимая, конечно, в чем дело. И он выгнал собаку на двор и закрыл дверь. Но собака не отходила от порога, скулила и всячески старалась привлечь внимание доктора, пока его жена не догадалась: что-то неладно. И они осторожно впустили собаку в дом и хотели ее накормить, но она ничего не ест и все тянет дока за брюки, пока он наконец не говорит: «Может, я где-то нужен, и смотри-ка, кажется, это собака того охотника в горах, помнишь, он приходил с ней к нам!»