Теодор Кернер - Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях Страница 18

Мама, наконец, удалилась, и я, оставшись наедине с другом, курил, продолжая молча ходить взад-вперед по террасе. Его удивила моя неразговорчивость — вполне понятная при моем смятении, — и, не выдержав, он, в конце концов, поинтересовался, не почувствовал ли я себя вдруг нехорошо. „Скорее слишком хорошо!“ — возразил я и не стал делать тайны из того, какое большое впечатление произвела на меня его сестра.

„Наша Фрэнцель? — рассмеялся он. — Ну надо же! Никогда бы не поверил, что кто-нибудь сможет принять ее всерьез: Она ведь еще ни то ни се: уже не девчонка, но еще далеко не женщина — деревенская озорница, которая только и делает, что бродяжничает по лесам и полям или выезжает на крестьянской тягловой лошади на сенокос. К тому же она как ты уже смог в этом сегодня убедиться — даже не настолько тщеславна, чтобы почувствовать неловкость перед молодым элегантным человеком из города за свой небрежный туалет. Завтра утром твое недомогание, безусловно, пройдет, иначе мне придется поверить в колдовство“.

„А и и верю в него, — сказал я, — но зато не верю в то, что можно так быстро снять чары. И вообще, как мне кажется, в этих местах не все чисто. B воздухе витают всяческие духи, a с верхушек деревьев доносятся человеческие звуки“. — Тут я рассказал, что мне привелось услышать вечером под кленами.

Мой друг, искренне посмеявшись, наконец сказал: „Помимо всего прочего, тебя, вероятно, поприветствовал наш замечательный лесной смех, напугавший уже не одного честного путешественника? Да, это особый случай. Мне, кажется, все-таки удалось разобраться, в чем тут дело, однако остерегусь болтать об этом. С такими лесными духами шутки плохи: выдавшему их они подстроят такую каверзу… А впрочем, если ты побудешь здесь подольше, то, возможно, сам во всем разберешься — и мы вместе славно посмеемся. Но, не правда ли, довольно мило, хотя и несколько жутковато звучит перекличка эха с голосами духов деревьев? Только ради Бога — не говори ничего об этом моей маме, иначе она, в конце концов, испугается и чего доброго прикажет срубить эти прекрасные деревья, дабы положить конец этим бесчинствам“.

Я так и не смог понять, всерьез ли все это говорил мой друг или разыгрывал меня. Да мне было и не до того. Во мне звучал совершенно иной, еще белее колдовской голос. Даже ночью, если я внезапно просыпался, он долго не давал мне опять уснуть.

На следующее утро, вопреки ожиданиям, я не увидел девушки за столом. Ее мать сказала, что та часом раньше ушла в лес насобирать себе на завтрак земляники к молоку. Потом моей персоной целиком завладел ее брат, решивший показать мне свой двор, амбары, хлева, винокурню и мызу — ничего при этом не было упущено из внимания. „Тебя все это не очень заинтересует, — улыбаясь, повторял он, — но в твою жизнь это внесет здоровое разнообразие и к тому же защитит от духовидения и сентиментальных недомоганий“.

Добрый малый глубоко заблуждался: за каждой изгородью или планкой забора, за дверью каждого амбара мне мерещилась ее фигура, и это наваждение становилось тем навязчивее, чем усерднее уговаривал меня ее брат, потешаясь над моей задумчивостью.

Лишь незадолго до обеда завершилось наше обстоятельное инспектирование, и я смог с ним попрощаться, сказав, что хочу еще раз взглянуть на деревню, которую вчера в спешке не успел толком рассмотреть.

Собственно, меня привлекала лишь колокольня на другом конце деревни. „Возле нее, — соображал я, — непременно должна стоять школа; в школе, разумеется, живет учитель — а где учитель, там и его ученица“.

Верно! Я и в самом деле не просчитался.

На полпути к церкви я встретил ту, которую так долго и безуспешно искал, однако она была не одна: рядом с ней ковыляла странная фигура: это был мальчик лет пятнадцати, который без помощи двух костылей едва смог бы передвигаться на своих неодинаковой длины безобразных ногах. У него был слегка искривлен позвоночник и впалая грудь; невольно возникало чувство жалости при виде того, как он раскачивается из стороны в сторону между своими деревянными подпорками. Но стоило взглянуть на его лицо, как это первое, щемящее чувство сразу же забывалось. У него были очень привлекательные, правильные черты; нежные и в то же время пылкие глаза и высокий лоб в обрамлении копны густых каштановых волос (шапки на нем не было), ниспадавших на плечи. С улыбкой прислушивался он к словам своей спутницы, что ему особенно шло при его красиво очерченной, несмотря на столь юный возраст, энергичной и выдающей сильный характер линии рта, странно сочетающейся с детской невинностью выражения, что еще больше подчеркивало его привлекательность. Кроме того, невольно возникало впечатление, будто физические недостатки не слишком стесняют его. Он так проворно управлялся со своими костылями, что без видимого труда поспевал за стремительной походкой девушки, и лишь громкий стук деревянных подпорок по каменному настилу деревенской плотины напоминал о том, что эту маленькую особу мужского пола несли вперед не две нормальных, здоровых ноги.

Приблизившись к этой неравной паре — девушка ступала как белокурая богиня Диана рядом с бедным инвалидом и была на целую голову выше него, — я заметил, что мое появление оказалось очень некстати. Фрейлейн Фрэнцель состроила серьезную мину, мальчик наморщил лоб и метнул в меня враждебный взгляд — оба были явно намерены, небрежно поприветствовав меня, пройти мимо. Однако я не дал себя запугать и, присоединившись к ним, вступил в разговор, который, правда, мне пришлось поддерживать почти в одиночку. От девушки, которая при свете ясного солнечного дня показалась мне еще более очаровательной, мне удалось лишь добиться признания, что у них сегодня был урок музыки и она со своим провожатым играла в четыре руки на рояле. Он, по ее словам, играл намного лучше нее, с чем никак не хотел соглашаться ее внезапно покрасневший спутник. Тем не менее, я так и не смог узнать, где они пропадали с самого утра, что очень пригодилось бы мне в следующий раз.

Так мы дошли до садовой ограды, где Фридель — так звали мальчика — попрощался, хотя Фрэнцель просила его войти вместе с нами. Я был удостоен от него еще одним недружелюбным взглядом, повергшим меня в недоумение, поскольку я старался быть с ним очень любезным.

Девушка также продолжала обращаться со мной оскорбительно холодно. Напрасно терзался я мыслями, чем мог заслужить такую немилость. Все это было скорее похоже на заговор молодой пары с целью отравить мое существование здесь. Но не так легко запугать молодого влюбленного фата, который, к тому же, осознает некоторые свои личные преимущества.

За столом я выставил напоказ все свои лучшие качества: я старался быть остроумным, тактичным, задумчивым и — что было уместно при моей профессии — проникнутым неподдельным сочувствием к страждущему человечеству — одним словом, таким образцовым человеком, которому ничего не стоило завоевать сердце доброй мамы. Однако в отношении дочки все это казалось пустой тратой сил.

Сразу же после обеда она опять исчезла. Ей, оказывается, нужно было сделать домашнее задание для учителя, а потом перевести главы из Protessi Sposi, так как она еще начинала учить итальянский язык с матерью. Однако более двух часов нахождения в комнате она якобы не выдерживала, и поэтому ее следовало отпускать гулять где ей вздумается.

Я с удовольствием вызвался бы ей в провожатые всюду, куда бы она ни шла. Но когда я попытался расспросить, где можно найти девушку, никто толком мне ответить не смог.

Таким образом, мне не оставалось ничего иного; как искать ее наугад. Но я лишь устал от пустой беготни, так и не напав на ее след. Мое настроение было окончательно испорчено. Так что вряд ли стоит удивляться тому, что когда и подошел на закате дня к этим кленам и услышал знакомый мне доносившийся с верхушек деревьев призрачный смеховой дуэт, то воспринял это как личное оскорбление и насмешку, решив любой ценой положить конец этому безобразию.

На сей раз я не забыл захватить свои очки. Подойди вплотную к стволам деревьев, я стал пристально всматриваться вверх — и мне удалось-таки рассмотреть две человеческих фигурки, притаившиеся на ветвях верхушек кленов, но ветви переплетались так густо, что нечего было и думать о том, чтобы узнать этих шутников. К тому же, как только я приблизился к деревьям, они словно замерли, вероятно, боясь себя выдать своими голосами. Но теперь я, по крайней мере, знал, что все дело было не в привидениях, а в чем-то вполне земном и реальном. B конечном счете, так ли уж важно было знать, какие именно деревенские шалопаи развлекались таким образом, если их голоса и в самом деле так мило звучали? Но, совсем уж собираясь уйти, я обнаружил нечто, раскрывшее мне вдруг глаза на участников этой комедии: в высокой траве у подножья одного из деревьев я увидел два костыля, владельцем которых мог быть не кто иной, как учительский сын.