Адальберт Штифтер - Лесная тропа Страница 18

К примеру, купил он падь, что позади стоящей за его домом дубовой рощи; это была низина, где рос только гнилой мох и ржавая трава да промеж хиревших от сырости тощих сосен попадались нещедрые ягоды терпкой клюквы. Полковник приказал прорыть канавы, утрамбовать их ольховой древесиной, не боящейся сырости, и снова накрыть землей, вымостить камнем осушительные каналы и отводные борозды, опахать весь участок плугами. Много лет подряд засевал он его семенами и развел роскошный луг, что начинается справа, у Мейербахова пшеничного поля и тянется до самой дубовой рощи. Когда смотришь вниз с Зиллерских высот, он выделяется своей роскошной темной зеленью там, где раньше можно было увидеть только чахлые серые сосенки. В роще уже опадают ржаво-красные дубовые листья, а рядом еще стелется сверкающая свежестью (зеленая скатерть. Но поскольку из окон полковника луг не виден, да и вообще он образует мягко очерченную ложбину, в которой тонут люди и животные, и приметить его издалека можно только с Зиллерских высот, то мальчишки, что в наших местах пасут коров на толоках, на общественных выгонах или на жнивье, облюбовали этот луг, где можно было скорее и лучше накормить скотину, чем на других пастбищах. Сочная трава и укромное местечко соблазнили не одного пастушка выгнать своих подопечных на заманчивые корма, чтобы самому лишь поглядывать со стороны, с каким усердием они насыщаются. Когда полковнику донесли о таком бесчинстве, он сильно разгневался: зря, выходит, положил он столько трудов, чтобы превратить негодную пустошь в возделанный, ухоженный, радующий душу уголок, если так над ним надругаются и украдкой его оскверняют. И он решил при случае сам наведаться на луг и навести порядок.

Как-то, когда снова возникло подозрение, что там бесчинничают, полковник рано поутру поднялся на холм, по склону которого росли дубки, образуя живописную рощу, и, выйдя на опушку, увидел, что на заповедном лугу пасутся четыре ладные упитанные буренки, а за ними присматривает мальчик в серой рубашке и таких же штанах. Ноги полковника уже много лет не терпели сырости, однако он и на это не поглядел и в своих тонких кожаных башмаках зашагал по обильной утренней росе, чтобы схватить мальчика, стоявшего к нему спиной. Осторожно переставлял он ноги в высокой траве, унизанной каплями росы и паутиной, пока не очутился на расстоянии ружейного выстрела от своей жертвы. Но тут его взяло беспокойство, как бы малый, будучи захвачен врасплох, не слишком испугался, ведь этак недолго и заболеть. Он кашлянул, чтобы предупредить паренька и дать ему возможность убраться восвояси. Пастушок и правда был на ухо востер. Услышав шум, он повернул голову, увидел почтенного полковника, шагающего по колено в траве, и не замедлил дать тягу. Он бежал по лугу, подобно легконогой серне, перескочил через ров, бросился по направлению к Зиллерским высотам и исчез за кустарником, что тянется отсюда вниз, до самых полей, меж тем как полковник в своей городской одежде продолжал стоять в сырой траве. Тут уж он сам погнал коров на ближайший выгон, обходя вместе с ними разбросанные там и сям кусты орешника, пока не уверился, что скотина не сыщет обратной дороги и не забредет в чьи-нибудь еще владения. Здесь он и оставил буренок и пошел домой. Возвращаясь по пыльной дороге в сырых башмаках и намокших внизу панталонах, он пришел домой, весь забрызганный грязью. Работнику он ничего не сказал о последствиях своего похода.

Однако об этом случае прослышали, и с той поры если какой-нибудь пастушок позволял себе выгнать скотину на запретный луг, он предусмотрительно становился лицом к дубовой роще, откуда грозило появление полковника.

И в самом деле, как-то ранним утром полковник снова показался из-за дубков в то время, когда на его лугу пас двух коров другой мальчик. Увидев приближающегося полковника и не сумев впопыхах справиться с коровами, пастушок обратился в бегство, предоставив своих питомцев их собственной участи. На этот раз полковник погнал коров не на выгон, а в качестве заложниц, к себе домой, где и велел поставить их в хлев. В полдень явилась женщина, вдова, уроженка Зиллерского полесья, и сказала, что коровы принадлежат ей, это все, что у них есть, сынишку она уже наказала за то, что он погнал скотину в чужое владение, больше он этого себе не позволит, и слезно просила вернуть ей скотину, это единственное их подспорье. Полковник велел вернуть женщине взятую в залог и хорошо накормленную скотину и даже поручил работнику проводить их до дому: ей-де одной не управиться с двумя коровами, так пусть он поможет. Однако случай этот стал известен властям, и, хотя полковник заявил, что не ищет возмещения убытков, вдову оштрафовали, и ему ничего не оставалось, как послать ей эти деньги, чтобы она внесла их в суд.

Так как у полковника не было желания и впредь бродить по росе, загонять к себе скотину и посылать хозяевам потравные деньги и так как он не решался поручить эту заботу старшему работнику из опасения как бы тот не истолковал дело по-своему, то он этой же зимой, еще до того, как земля промерзнет, начал ставить забор, а весной эту работу продолжил, и к тому времени, как луг зацвел белыми и желтыми цветами, он был уже обнесен внушительной высокой оградой. Полковник приказал строгать столбы из дуба и обжигать их снизу, чтобы служили долго. Полотна же велел щепать из ели и пригонять вплотную друг к другу. У нас таких оград еще не ставили, полковник видел их в чужих краях, где ему приходилось бывать.

Для того чтобы на луг могли въезжать телеги, полковник велел навесить деревянные решетчатые ворота, запирающиеся железным замком. Ключей было припасено семь штук, и висели они на виду, на косяке в сарае, чтобы не было задержки, ежели кто, взяв ключ, уйдет с ним в поле и проносит его в кармане целый день. Полковник вообще с любовью строил, он и тут принял живейшее участие в работе: нанял дополнительных рабочих, по нескольку раз на дню выходил поглядеть, как двигается дело, а не то и сам прикладывал руки, чтобы показать плотникам то, чего они не поняли со слов. Заходя в Дубки, я частенько провожал его на луг; вокруг пылали костры, на которых обжигали концы столбов, а мы беседовали о том, о сем. Когда ограда была готова, полковник расхаживал с довольным видом, по обыкновению потирая руки, и все твердил:

— Теперь-то уж никто не погонит сюда скотину. И ведь это я же сам во всем виноват. Оно и всегда так бывает, когда обратишься к неверному средству. Раз ступив на ложный путь, делаешь глупость за глупостью. Зато уж сейчас можно не беспокоиться: все будет в должном порядке.

Полковник еще больше полюбил свой луг после того, как так много с ним возился, да луг и стоил того: с годами он становился все краше и зеленей.

Домашние находили, что подобная слабохарактерность роняет достоинство полковника: нельзя, мол, позволять садиться себе на шею, надо когда и твердость проявить; однако доброта нисколько не роняла полковника в глазах всех его знавших, а, наоборот, снискала ему общую любовь и уважение. Да те же домочадцы, когда полковник с улыбкой делал им какое-нибудь замечание и вдавался в объяснение причины своего недовольства, принимали его слова как должное и старались не повторить своей ошибки, что, конечно, не мешало им ошибаться в чем-то другом. Однако, когда требовала необходимость, полковник был тверд и не шел ни на какие уступки, хотя бы на него нажимали годами. Таким он показал себя в тяжбе из-за моста через реку Зиллер. Кому и знать этот случай, как не мне, ведь, навещая своих пациентов, я вынужден был каждый день скакать во всевозможных направлениях! Все началось с обвала в горах, когда тоже по чьей-то небрежности и упущению вместе с деревьями рухнули в долину камни и глыбы земли и упали в стремительную горную речку, которая, вытекая из верхнего леса, несла с собой песок и гальку, волочила дрова и тину; я не раз видел ее такой после проливных дождей, когда она катила свои неистовые желтые воды и, казалось, все была готова разнести, — ни один человек в эту пору не в силах перебраться на ту сторону, разве что в знойные летние месяцы, когда большинство камней высыхает и мутный лесной ручеек тихо вьется по черному бархату мха, да и тогда там вдоволь бывает ямин, котловин и каменных глыб, с какими не управиться ни одному колесу. Жители Гехенге, Хальслюнга, Зиллерау и Верхнего Астунга, а также Эрлер и Мейербахи, полковник и я — все мы запасаемся топливом в Верхнем Пуфтере, что очень нас устраивает, так как запасы его неистощимы, к тому же там растет великолепный белый бук, а в первобытной чаще древесина уплотняется и крепнет, представляя собой наилучшее топливо, и, наконец, примерно на одну шестую оно обходится дешевле. Но перевозить дрова мы были вынуждены мимо Зиллерского обвала и потом перебираться с ними через ручей. Каких только мучений не приняли мы третьегодичным летом, когда их пришлось складывать штабелями на том берегу, а потом перетаскивать небольшими вязанками или даже, став на удобное место, перебрасывать на другой берег! Владетельный граф, проживающий в тех краях, на чью долю искони падает обязанность участвовать в расходах по восстановлению моста, рухнувшего еще в давние времена, в течение двух лет доказывал местным жителям, что мост там вообще не нужен, и люди чуть ли не верили ему — им не улыбалось внести даже ту малость, какая с них причиталась, однако полковник не уставал доказывать, что отсюда проистекает вопиющее зло, ибо жителям приходится с величайшими трудностями запасаться топливом, что на это тратится время и здоровье и что противно рассудку утверждать то, что на самом деле есть издевательство над здравым смыслом. Он без конца ездил в лесничество, оба мы, полковник и я, с пеной у рта отстаивали это дело, пока не добились своего. Постройка моста была разрешена, и необходимые средства со скрипом собраны. И тут полковник внес от себя такую сумму, что оказалось возможным высоко поднять над рекой каменный мост и подвести к нему с обеих сторон удобные въезды. И теперь он год за годом следит, чтобы состояние моста проверялось и своевременно делались необходимые ремонтные работы: правда, он и год за годом не устает напоминать, что это не его обязанность, — из опасения, как бы его добровольные заботы и издержки не были по давности закреплены за Дубками как обязательная повинность.