Маленький Цахес, по прозванию Циннобер - Эрнст Теодор Амадей Гофман Страница 19

фон Мондшейн пригласил князя позавтракать лейпцигскими жаворонками и стаканчиком данцигской водки. Войдя в дом Мондшейна, князь застал в вестибюле среди множества учтивейших дипломатов маленького Циннобера, который, опершись на трость, сверкнул на него глазенками и, не поворачиваясь к нему больше, запустил себе в рот жареного жаворонка, какового только что стащил со стола. При виде малыша князь милостиво улыбнулся ему и сказал министру:

— Мондшейн! Что это за маленький, красивый, смышленый человек у вас в доме?.. Это, наверно, тот, кто готовит доклады, написанные прекрасным стилем и почерком, которые я последнее время от вас получаю?

— Ну, конечно, ваша милость, — отвечал Мондшейн. — Сама судьба даровала его мне, это самый талантливый, самый умелый работник в моей канцелярии. Его фамилия Циннобер. и я всячески рекомендую этого превосходного молодого человека вашему благосклонному вниманию, мой дорогой князь!.. Он у меня всего несколько дней.

— И именно поэтому, — вставил какой-то красивый молодой человек, тем временем подошедший, — и именно поэтому, позвольте заметить, ваше превосходительство, мой маленький коллега не отправил еще ни одной записки. Доклады, имевшие счастье заслужить ваше, мой светлейший князь, благорасположение, составлены мной.

— Зачем вы суетесь? — гневно прикрикнул на него князь.

Циннобер притиснулся вплотную к князю и, чавкая от жадности, уписывал жаворонка. Доклады, о которых шла речь, были действительно составлены этим молодым человеком, но...

— Зачем вы суетесь? — кричал князь. — Вы же еще и не брались за перо!.. И в непосредственной близости от меня вы уписываете жареных жаворонков, отчего, как я должен, к великой своей досаде, отметить, на моих новых кашемировых штанах уже появилось масляное пятно, да еще так неприлично чавкаете — все это ясно доказывает вашу полную непригодность к какой бы то ни было дипломатической карьере!.. Ступайте-ка домой и никогда больше не попадайтесь мне на глаза, разве что принесете средство от пятен для моих штанов... Может быть, тогда я и сменю гнев на милость! — Затем он обратился к Цинноберу:— Такие юноши, как вы, уважаемый Циннобер, — украшение государства и заслуживают почетного отличия!.. Отныне вы тайный советник по особым делам, мой дорогой!

— Премного благодарен, — проскрипел Циннобер, проглатывая последний кусок и вытирая мордочку обеими ладошками, — премного благодарен, уж как-нибудь справлюсь.

— Бравая уверенность в себе, — сказал князь, повышая голос, — бравая уверенность в себе свидетельствует о внутренней силе, которой и должен обладать достойный государственный деятель!

И это изречение князь запил стаканчиком водки, собственноручно поднесенным ему министром и пришедшимся ему очень по вкусу...

Новоиспеченного советника усадили между князем и министром. Он поглощал невероятные количества жаворонков, пил вперемежку малагу и водку, верещал и бормотал что-то сквозь зубы и, едва доставая до стола своим острым носом, вовсю орудовал ручками и ножками.

Когда завтрак кончился, князь и министр в один голос воскликнули:

— Он человек английского воспитания, этот тайный советник по особым делам!..

— У тебя, — сказал Фабиан своему другу Валтазару, — у тебя такой веселый вид, глаза твои горят каким-то особенным огнем... Ты чувствуешь себя счастливым? Ах, Валтазар, тебе снится, наверно, прекрасный сон, но я должен разбудить тебя, это долг друга.

— О чем ты, что случилось? — спросил Валтазар встревоженно.

— Да, — продолжал Фабиан, — да!.. Я должен тебе это сказать! Соберись с силами, друг мой!.. Пойми, что нет, наверно, на свете беды, которая поражала бы больнее, но забывалась бы легче, чем именно эта!.. Кандида...

— Боже мой, — вскричал в ужасе Валтазар, — Кандида!.. Что с Кандидой?.. Она погибла... она умерла?

— Успокойся, — продолжал Фабиан, — успокойся, друг мой!.. Кандида не умерла, но как бы умерла для тебя!.. Знай, что маленький Циннобер стал тайным советником по особым делам и почти обручен с прекрасной Кандидой, которая, говорят, почему-то влюбилась в него до безумия.

Фабиан ожидал, что сейчас Валтазар разразится бурными, полными отчаяния жалобами и проклятьями. А тот сказал со спокойной улыбкой:

— Если в этом все дело, никакой беды нет и огорчаться мне нечего.

— Ты больше не любишь Кандиду? — спросил Фабиан изумленно.

— Я люблю, — отвечал Валтазар, — я люблю это небесное дитя, эту прелестную девушку со всей страстью, со всей увлеченностью, какая только может пылать в груди юноши! И я знаю... ах, я знаю, что Кандида тоже любит меня, только она опутана гнусным колдовством, но скоро я разорву путы этого изверга, скоро я уничтожу этого урода, заморочившего бедняжку...

И Валтазар подробно рассказал своему другу о том удивительном незнакомце в странном экипаже, которого он встретил в лесу. В заключение он сказал, что когда луч, сверкнувший из палки этого волшебного существа, кольнул его, Валта зара, в грудь, у него возникла твердая уверенность, что Цин-нобер — всего-навсего бесенок, чьей власти этот незнакомец положит конец.

— Откуда, — воскликнул Фабиан, когда его друг кончил, — откуда, Валтазар, у тебя такие несусветные, такие бредовые мысли?.. Человек, которого ты принимаешь за волшебника, не кто иной, как доктор Проспер Альпанус, он живет в своем загородном доме неподалеку от Керепеса. О нем действительно ходят такие нелепые слухи, что его можно счесть чуть ли не вторым Калиостро[14]; но в этом он сам виноват. Он любит окутывать себя мистическим туманом, делая вид, будто знаком с глубочайшими тайнами природы и повелевает неведомыми силами, и притом выдумки у него самые причудливые. Например, экипаж его устроен так, что человек с живым и пылким воображением, вроде тебя, мой друг, легко примет все это за явление из какой-то диковинной сказки. Итак, послушай!.. Его кабриолет имеет форму раковины и сплошь посеребрен, а между колесами приделана шарманка, которая при их движении играет сама собой. За серебряного фазана ты принял, конечно, его маленького грума в белых одеждах, а за надкрылья золотого жука, разумеется, раскрытый зонтик. К головам обеих своих белых лошадок он велит прикреплять большие рога, — только чтобы все выглядело почудеснее. Верно, кстати сказать, что у доктора Альпануса есть красивая испанская трость с великолепно сверкающим кристаллом, который насажен на нее как набалдашник и об удивительном действии которого рассказывают или, вернее, выдумывают всякие чудеса. Луч, испускаемый этим кристаллом, говорят, невыносим для глаз. А если доктор накинет на него легкое покрывало, то, направив на кристалл твердый взгляд, можно, говорят, увидеть в нем, как будто в вогнутом зеркале, тот образ, который носишь в душе...

— В самом деле, —