Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2) Страница 2

До чего убоги казались теперь все эти радости! На что ему Сэм-Задира и вустерширский чемпион? На что ему эти французские гравюры — только пялятся со стен! (Давно ли он видел в них венец творения?) И Пинкни хороша: в каждом слове сажает ошибки, а еще смеет называть его "Хоки-Фоки"! При мысли, что нужно тащиться на обед в "Слон и Замок" с этой старухой (ей ведь лет тридцать семь, не меньше), он испытывал унылое отвращение, хотя еще вчера поездка эта очень его прельщала.

Любящая матушка, взглянув в то утро на сына, заметила, как бледны его щеки и смутен его вид.

— Зачем только ты все играешь на бильярде у этого противного Спратта? — спросила леди Агнес. — Чует мое сердце, бильярд тебя погубит!

— Бильярд ни при чем, — мрачно возразил Гарри.

— Ну, значит, все зло в этой ужасной Черной Кухне. Ты знаешь, Гарри, я все собираюсь написать жене тамошнего хозяина, попросить ее о любезности — чтобы она, когда готовит тебе пунш, вина подливала самую чуточку, да еще чтобы последила, надеваешь ли ты шарф, когда выходишь на улицу.

— Что ж, напишите, матушка, миссис Кэтс очень добрая и заботливая женщина. Но Черная Кухня тоже не при чем, — добавил он с замогильным вздохом.

Леди Агнес ни в чем не отказывала сыну и никогда не уговаривала его переменить образ жизни, за что юный Гарри платил ей полным доверием: ему и в голову не приходило скрывать от нее, где он проводит время; напротив, он угощал ее отборными анекдотами, принесенными из клубов и бильярдных, и добрая мамаша выслушивала их с наслаждением, хоть и не понимала.

— Мой сын бывает у Спратта, — сообщала она своим близким друзьям. — Нынче все молодые люди ездят к Спратту, прямо с бала. Это de rigueur [1], милочка; на бильярде сейчас играют так же, как во времена мистера Фокса играли в макао и в азарт. Да, да, отец мне сколько раз говорил — они с мистером Фоксом всегда играли у Брукса до девяти часов утра, а я его помню в Драммингтоне, я тогда была еще девочкой, в песочном жилете и черных атласных панталонах с чулками. Мой брат Эрит в молодости никогда не играл и спать ложился рано, — у него здоровье было слабое, — но мой сын, конечно, должен жить как все. И еще он часто бывает в одном месте, которое называется Черная Кухня, там собираются все писатели и умные люди, в обществе их не встретишь, но для Гарри знакомство с ними очень интересно и полезно, там обсуждают все самые животрепещущие вопросы, а отец мне сколько раз говорил, что наш долг — поощрять литературу, он все хотел пригласить в Драммингтон покойного доктора Джонсона, только доктор Джонсон умер. Да, и к нему приезжал мистер Шеридан и пил очень много вина — в то время все пили очень много вина, у отца счет от виноторговца был в десять раз больше, чем у Эрита, — Эрит погреба совсем не держит, а что нужно, покупает у Фортнума и Мейсона…

— Обедом нас вчера угостили на славу, — заговорил хитроумный Гарри. — Бульон у них лучше нашего. Муфле во все перекладывает эстрагона. И сюпрем де воляй был очень вкусный, просто объедение, у Муфле так не получается. А пломбирь вы пробовали, матушка? А желе с мараскином? Желе с мараскином было просто необыкновенное!

Леди Агнес согласилась, как почти всегда соглашалась с мнениями сына, а хитрец продолжал так:

— Красивый у Клеверингов дом. Можно сказать, не поскупились. И серебро великолепное.

С этим леди Агнес тоже согласилась.

— Очень приятные люди эти Клеверинги.

— Гм, — сказала леди Агнес.

— Я понимаю, леди Клеверинг простовата, но сердце у нее предоброе.

— Это правда, — подтвердила леди Агнес, она ведь и сама была на редкость добросердечна.

— А сэр Фрэнсис — он при дамах все больше молчит, но после обеда он цросто блистал, очень интересный человек, и сколько знает! Когда вы пригласите их на обед, матушка? Только не откладывайте!

Он проглядел записную книжечку леди Агнес и выбрал день, всего через две недели (ему они показались вечностью!), на который следовало пригласить Клеверингов.

Послушная леди Агнес тут же написала приглашение. С мужем она в таких случаях не советовалась: у него был свой круг знакомых, свои привычки, и на приемах жены он обычно не присутствовал. Гарри прочел карточку. В ней оказалось одно досадное упущение.

— А что же вы не пригласили мисс… как ее?.. Ну, мисс Амори, дочку леди Клеверинг?

— Эту вертушку? — воскликнула леди Агнес. — Стоит ли, Гарри?

— Мисс Амори непременно нужно пригласить. Я… я хочу позвать Пенденниса, а он… он по ней вздыхает. И неужели вам не понравилось, как она поет?

— Она показалась мне недостаточно скромной, а пения ее я не слышала. Она, по-моему, и пела-то только для тебя и для мистера Пенденниса. Но если тебе так хочется, я могу ее пригласить.

И имя мисс Амори было вписано в карточку после имени ее матери.

С успехом завершив сей дипломатический маневр, Гарри нежно расцеловал свою родительницу, удалился к себе и, растянувшись на оттоманке, долго мечтал о том дне, когда прелестная мисс Амори войдет в дом его предков, и измышлял сотни фантастических способов встретиться с нею.

Из заграничного путешествия мистер Фокер вывез лакея-полиглота, который сменил Дурачину и снизошел до того, чтобы прислуживать за обедом в вышитой муслиновой манишке, при золотых запонках и цепочках. Уроженец неведомо какой страны, говорящий на всех языках одинаково плохо, лакей этот оказывал мистеру Гарри весьма разнообразные услуги — прочитывал всю корреспонденцию милого юноши, знал наперечет все места, где он любил проводить время и адреса всех его знакомых и подавал к столу, когда молодой хозяин устраивал обеды для тесного круга друзей. Когда Гарри после разговора с матерью лежал на софе, запахнувшись в роскошный шлафрок и в мрачном молчании дымя трубкой, Анатоль, вероятно, тоже заметил его душевное смятение, но, как человек воспитанный, ничем не выказал своего сочувствия. Когда Гарри стал одеваться для утреннего выхода, угодить на него не было никакой возможности, до того он сердился и придирался: он переменил и с проклятиями отверг с полдюжины панталон разных оттенков, клетчатых и в полоску; все сапоги казались ему нечищеными, все сорочки — слишком кричащего рисунка. Он надушил белье и собственную особу с необыкновенной щедростью, а затем, к великому изумлению лакея, краснея и запинаясь, задал ему вопрос:

— Помните, Анатоль, когда я вас нанимал, вы, кажется, сказали, что умеете… гм… завивать волосы? Лакей подтвердил, что умеет.

— Cherchy alors une paire de tongs-et-curly moi un peu [2], - сказал мистер Фокер уже более непринужденно, и слуга, недоумевая, что случилось с его хозяином, — то ли влюбился, то ли на маскарад собрался, — пошел спрашивать щипцы; сперва к старику лакею, который одевал мистера Фокера-старшего, — но у того на всей его лысой макушке щипцы едва ли нашли бы и сотню волосков, в которые вцепиться, — затем к камеристке, ведавшей мягкими каштановыми накладками леди Агнес. А раздобыв щипцы, Анатоль до тех пор трудился над космами Гарри, пока голова у него не стала курчавая, как у негра, после чего юноша тщательно закончил свой роскошный туалет и приготовился выйти из дому.

— На какой час прикажете заказать карету к дому мисс Пинкни, сэр? — шепотом спросил его лакей.

— А ну ее к черту! Отмените обед… я не могу ехать! — вскричал Фокер. — Впрочем, нет, нельзя. Вот проклятье! Будут и Пойнц, и Ружмон, и все остальные… К шести часам, Анатоль, на углу Пелхэм-стрит.

Карета, о которой шла речь, не была собственностью мистера Фокера, он нанимал ее для увеселительных поездок; однако в то утро ему потребовался и один из его собственных экипажей, и как вы думаете, читатель, для какой цели? Да для того, чтобы отправиться в Лемб-Корт с заездом на Гровнер-Плейс (которая, как всем известно, находится как раз на пути с Гровнер-стрит в Темпл), где он доставил себе удовольствие, задрав голову, поглядеть на розовые занавески мисс Амори, после чего покатил к Пену в Темпл. А почему ему так не терпелось повидать своего друга Пена? Почему он так по нем соскучился? Неужто он не надеялся просуществовать этот день без Пена, которого только накануне вечером видел живым и здоровым? За те два года, что Пен жил в Лондоне, Фокер навестил его от силы пять раз. Так что же теперь гнало его в Темпл?

Что? Если эти строки читают какие-нибудь юные девицы, я могу сообщить им одно: когда их постигнет та же беда, что уже двенадцать часов как постигла Гарри, им покажутся интересными люди, до которых еще вчера им не было никакого дела; а с другой стороны, особы, к которым они словно бы питали самые теплые чувства, окажутся невыносимо скучными и неприятными. Дражайшая Элиза или Мария, которой вы еще недавно писали письма и посылали пряди волос неимоверной длины, вдруг станет вам так же безразлична, как самая нудная из ваших родственниц; зато к его родственникам вы почувствуете такой живой интерес, такое горячее желание заслужить благосклонность его матушки, такую симпатию к милому, доброму старику — его отцу! Если он бывает в таком-то доме, чего вы не сделаете, чтобы и вас туда приглашали! Если у него есть замужняя сестра, вам захочется проводить у нее все утренние часы. Ваша служанка с ног собьется, по два-три раза в день бегая к ней с записками от вас, чрезвычайно важными и срочными. Вы будете горько плакать, если маменька выскажет недовольство по поводу того, что вы слишком часто бываете у него в доме. Не понравиться в этой семье вам может разве что его младший брат, который проводит дома каникулы и упорно не уходит из комнаты, когда вы беседуете с только что обретенной подругой — его младшей сестрой. Что-нибудь в этом роде непременно с вами случится, милые девицы, по крайней мере, будем на это надеяться. Да, вы непременно должны пережить озноб этой сладкой горячки. Ваши матери пережили то же до вашего рожденья, хоть и не всегда готовы в том признаться, и предметом их страсти был, разумеется, ваш папенька — кто же еще? И те же муки переносят ваши братья — только по-своему. Более эгоистичные, чем вы, более своенравные и нетерпеливые, они сломя голову бросаются вперед, когда на сцене появляется предназначенная им судьбой чаровница. Если же они — и вы — остаетесь спокойны, да поможет вам бог! Как было сказано применительно к игре в кости, самое лучшее — любить и выиграть, а если уж нет, так проиграть, но любить. Ну и вот, если вы спросите, почему Гарри Фокер так спешил повидать Артура Пенденниса и внезапно проникся к нему такой любовью и уважением, мы ответим: потому что в глазах мистера Фокера Пен приобрел подлинную ценность; сам не будучи розой, Пен много времени провел подле этого благоуханного, цветка. Ведь он вхож в ее лондонский дом… он ее сосед в деревне… он знает о ней все на свете. Интересно, что сказала бы леди Энн Милтон, кузина и нареченная мистера Фокера, если б знала, какие страсти: кипят в груди этого смешного человечка!