Вадим Шефнер - Миллион в поте лица Страница 2

– Это совсем нехорошо, – сказала Нюта, выслушав Костю. – Может быть, если бы ты все деньги взял, это было бы лучше. Это была бы реквизиция. А ты утащил одну бумажку, как воришка. Но помогу тебе заработать миллион.

– Я должен сам заработать, без никого.

– Тогда буду помогать тебе только словами. Ты рад?

– Еще как рад!.. А что ты мне скажешь словами?

– Первым делом должна подумать. Сейчас пойду домой и буду думать для тебя, – сказала она, тщательно избегая слова «я». Не так давно она где-то прочла, что «якают» только зазнайки, буржуи и капиталисты.

– Не уходи, Нюта. У меня есть новые предсказы. – Костя вынул из кармана курточки бумажку и протянул ее Нюте.

Предсказания составлял жилец Который, он промышлял ими на Андреевском рынке. Костя перепечатывал для него предсказания на машинке и самые счастливые дарил Нюте. Она интересовалась будущим. Вот и теперь она впилась глазами в бумажку и с выражением прочла вслух:

«Ты будешь жить долго и счастливо, окруженный любящей тебя семьей, а также наложницами, наперсницами и метрессами. Ты не будешь знать ни долгов, ни болезней. Твой стол будет сгибаться под тяжестью фазанов, ветчины, устриц и ликеров. Счастью твоему будут завидовать люди и боги, исходя из чего срочно подыщи себе место на Смоленском кладбище и жди неотвратимого кинжально-динамитного удара судьбы. Мир праху твоему! Марк Аврелий».

– Правда, хороший предсказ? – спросил Костя. – Специально для тебя пятый экземпляр отпечатал.

– Но это для мужчины, – недовольно протянула Нюта. – И потом опять кладбище.

– На кладбище не обращай внимания. Дядя Миша говорит, что без этого нельзя, иначе до публики не доходит… На тебе еще один. Это уже для женщин.

Он вынул вторую бумажку и сам прочел ее вслух:

«Ты любишь и любима. Нет равных тебе по красоте, когда в глубоко декольтированном платье вступаешь ты в бальный зал. Тебя ожидает безмятежно-безудержное счастье на фоне аргентинской природы, под сенью араукарий и пальм. Но бойся змеиного яда соперницы, точащей на тебя нож, и, принимая во внимание вышеизложенное, готовься срочно предстать пред ликом Всевышнего. Да будет пухом тебе земля! Аминь! Понт Евксинский».

– Вот это уже гораздо лучше, и никакого кладбища нет! – сказала Нюта. – А кем был этот Понт?

– Не знаю, – признался Костя – Знаменитых людей на свете очень много. Ты тоже, может быть, станешь знаменитой. Потому что ты самая красивая девочка на Васильевском острове. А может, и во всем Петрограде.

– Опять ты говоришь мне это… Мне надо идти домой.

– Не иди домой, Нюта! Хочешь, я тебе покажу место, где Витька из дома девятнадцать сорвался?

– Ну, покажи… Ах, как рассердится мама, если узнает, что хожу в этот двор!

– Рассердится – если узнает, а если не узнает, то и не рассердится… Вот сюда. Голову не ушиби.

По четырем ступенькам они спустились к низкому дверному проему, ведущему в подвал. Там стояли сумерки. Свет из маленьких окошек скользил по зеленоватой тинистой воде. Чтобы не промочить ног, они ступали по осколкам бутовой плиты, в беспорядке лежавшим на земляном полу. С шершавого бетонного перекрытия свисала влажная паутина. Потом по нескольким узким ступенькам они пробрались в парадный подъезд и стали подниматься по широкой лестнице. Свет из незастекленных окон вольно ложился на ступени, на желто-синие плитки площадок. Чем выше они поднимались, тем светлей становилось вокруг. Дверей не было, за дверными проемами начиналась пустота.

– Вот отсюда он упал. С этой вот балки, – сказал Костя, когда они поднялись на шестой этаж.

Они подошли к краю площадки. Прямо за кирпичным порогом уходила к противоположной нештукатуренной стене железная балка. Сверху было небо, а глубоко внизу – перекрытие подвала.

– Не смотри вниз! – Костя потянул Нюту за руку. – Голова закружится – и амба…

Нюта вдруг легонько отпихнула его и ступила на балку.

– Что ты?! – крикнул Костя. – Куда ты?

– Не мешай! – тихо сказала она. – Потом скажу зачем.

Тихо, плавно стала она удаляться от Кости, а он стоял на лестничной площадке и ничего не мог для нее сделать. Если идти за ней по балке, то можно помешать, и тогда она наверняка упадет. Надо, значит, просто стоять здесь и ждать. И нельзя даже думать, что она может упасть. И бога тоже нельзя просить за нее, пусть бог ничего не знает, ведь второпях бог может что-нибудь напутать, скомандовать что-то не то, и она упадет… Но зачем она это делает?!

Двутавровая балка была покрыта бархатистым слоем ржавчины и серыми пятнами птичьего помета. Ниже шли другие балки, а там, совсем внизу, на бетонном перекрытии подвала, валялись ребристые радиаторы для парового отопления и всякий железный лом и хлам. Если упасть туда – ждет плохая, грубая смерть. Но Нюта легко, очень неторопливо все дальше уходила по балке, идя над своей смертью. На спине у нее, на пепельно-шелковистой ткани кофточки, шевелился оранжевый японский дракон с зубчатым хвостом.

Вдруг из оконного проема влетели две ласточки. С тонким свистом – будто ножом по стеклу – пролетели они у Нюты над головой и взмыли вверх. Нюта вздрогнула, остановилась. Потом пошла дальше и негромко запела:

Выходит рыцарь из ворот,Пастушка там овец пасет.

Фаррим-фаррам, фари-ра-ра-рам,Пастушка там овец пасет

«Может быть, она поет, чтобы отпугнуть других ласточек, а может быть, намекает, что я не рыцарь, – подумал Костя. – Тетя Аня часто говорит: „Каждый мальчик должен быть рыцарем“. А я стою тут, как баран. Но что я могу сделать?»

Дойдя до стены, Нюта тихо-тихо повернулась и пошла обратно. Она шла, раскинув для равновесия руки и слегка покачивая ими, будто крыльями. И бабочка на ее кофточке тоже тихонько шевелила радужными крыльями и тихо приближалась к Косте.

Когда Нюта подошла к кирпичному порогу, Костя схватил ее за запястье и оттащил от пропасти на самую середину площадки. Они пробежали по лестнице вниз, в первый этаж, туда, где темнел вход в несуществующую швейцарскую. Только там Костя отпустил Нютину руку.

– Больно, – сказала она. – Синяк на руке будет… Ты знаешь, зачем я по балке пошла? Я загадала: если не упаду, значит папа скоро вернется. Теперь-то я знаю: он скоро вернется! И я так рада!.. А ты боялся?

– Еще как!

– Очень боялся?

– Факт! Очень.

– А почему очень?

– Так…

Тогда она сказала:

– Поцелуй меня, я совсем не рассержусь.

Костя поцеловал ее в губы и ничего не понял и не почувствовал. Нюта отошла от него и встала в угол, опустив голову, как наказанная. Тогда до него вдруг дошло: «Ведь я ее только что поцеловал, и это никакой не сон, а правда».

Они тихо сошли вниз в подвал, оттуда вышли на двор. Во дворе все было по-прежнему, разве что стало ветрено. Трава шевелилась, и две ванные колонки плыли в ней рядом, как две торпеды, посланные в один корабль.

Когда они вошли в подворотню своего дома, навстречу им попались девчонки из квартиры пять, Тася и Нюшка. Девчонки эти вдруг запели:

Во саду ли в оородеВыросла петрушка.

Мальчик девочку целует,Думает – игрушка

Косте показалось, что поют они со значением.

– Как они узнали? – шепнул он Нюте.

– Ничего они не узнали, – тихо и ласково сказала Нюта. – Поют – и все… Какой ты у меня еще глупый!

4

В этот вечер Костя уснул не сразу. События минувшего дня кипели у него в голове. Он думал о Нюте. Ему хотелось сделать для нее что-нибудь хорошее. Завтра он специально для нее отстукает на машинке предсказ. Вот такой:

«Ты будешь жить очень долго и счастливо на фоне Васильевского острова, исходя из чего не откупай себе места на Смоленском кладбище. Тот человек, которого ты ждешь, находится в Индийском океане на необитаемом острове и питается без карточек кокосовыми орехами и дикими черепахами. Он ждет попутного корабля, исходя из чего молись Всевышнему. Аминь!»

Подпишет он предсказание так: Калигула. Это красивое имя он вычитал в той тетради, куда Который вписывает знаменитостей. Это имя – словно длинное здание с уходящими вдаль коридорами, где гулко отдается эхо.

Все имена Костя представлял в виде всевозможных построек. Каждый человек живет в своем имени, как в доме. Дома у всех разные. Нюта сейчас обитает в небольшом каменном двухэтажном домике с зеленой крышей. Когда Нюта вырастет, она станет Анной. Анна – это узкий высокий дом с белой кафельной облицовкой – есть такой на Пятнадцатой линии. Она как бы въедет в этот дом. А его имя – Костя. Оно совсем маленькое, на манер собачьей будки; в нем нельзя даже выпрямиться в полный рост. Но зато когда он станет Константином, он сразу переселится в высокую круглую башню, на манер маяка. Скорее бы стать взрослым!

Да, странная это вещь – имена. Вот есть в доме два Кольки. Они совсем разные, но живут в одинаковых именах-избушках. А есть два брата-близнеца: Игорь и Славка. Братья совсем одинаковые, но Игорь живет в одноэтажном имени-домике с остроконечной крышей, а Славка – в имени-ларьке, вроде того пустующего ларька с разбитыми стеклами, что стоит возле Андреевского рынка. Все это сейчас как будто бы справедливо, но дальше начнется явная несправедливость. Игорь, когда вырастет, так и останется в своем имени-домике, а Славка станет Святославом: он переселится из своего имени-ларька в какую-то большую красивую церковь и будет жить в ней не хуже бога. Но больше всех повезет одной девчонке из квартиры двенадцать. Сейчас она ютится в бедном имени-сарайчике, – ее зовут Липа. А когда она станет взрослой, то переедет в имя Олимпиада. Это не имя – это целый Зимний дворец, с колоннами, со статуями, с парадными подъездами!