Ги Мопассан - Крик тревоги Страница 2

Она посмотрела на меня с глубоким и таким искренним сочувствием, что мне показалось, будто она отрезвела от удивления.

— Мы... До чего ты глуп, мой милый! Да разве когда-нибудь про это говорят?.. Ха-ха-ха... Разве твой слуга докладывает тебе о своих маленьких доходах, о тех су, которые он имеет с каждого франка, и обо всем прочем?.. Так вот, это — наше су с франка. Муж не может жаловаться, если мы не заходим дальше. Но до чего ты глуп!.. Говорить об этом — значит внушать тревогу всем простофилям! До чего ты глуп! Да и что тут дурного, раз мы не уступаем?

Я спросил еще, очень сконфуженный:

— Значит, тебя часто целовали?

Она ответила с величавым презрением к мужчине, осмелившемуся в этом усомниться:

— Черт возьми!.. Да всех женщин часто целуют... Попробуй, с кем хочешь, и убедишься. Ах ты, рохля!.. Поцелуй, например, госпожу Х... она совсем еще молоденькая и очень порядочная... Поцелуй, друг мой... поцелуй... и дотронься... и увидишь... увидишь... Ха-ха-ха!

Неожиданно она запустила полным стаканом в люстру. Шампанское брызнуло фонтаном, погасило три свечи, испачкало обои, залило стол, а осколки разбитого хрусталя рассыпались по всей столовой. Потом она схватила было бутылку, собираясь проделать с ней то же самое, но я помешал ей. Тогда она принялась кричать пронзительным голосом, и начался нервный припадок, как я и предвидел.

Несколько дней спустя, когда я уже позабыл об этих признаниях полупьяной женщины, мне случилось встретиться на одном вечере с той г-жой X., которую моя любовница советовала мне поцеловать. Так как мы жили с ней на одной улице и она была в этот вечер одна, то я предложил проводить ее. Она согласилась.

Когда мы очутились в карете, я сказал себе: «Ну, надо попробовать», — однако не решался. Я не знал, с чего начать атаку.

Но вдруг меня охватила отчаянная смелость труса.

— Как вы были хороши сегодня! — сказал я.

Она ответила, смеясь:

— Значит, сегодняшний вечер был исключением, если вы это заметили в первый раз.

И я уже не знал, что ответить. Перестрелка галантными словами решительно не по мне. Однако после краткого размышления я нашелся.

— Нет, но я никогда не смел вам этого сказать.

Она удивилась.

— Почему же?

— Потому что это... это довольно трудно.

— Трудно сказать женщине, что она красива? Откуда вы это взяли? Надо всегда это говорить, даже если вы не совсем так думаете, потому что подобные вещи нам всегда приятно слышать.

Я почувствовал вдруг прилив невероятной дерзости и, схватив ее за талию, стал искать ее губы своими губами.

Однако я, должно быть, дрожал и не показался ей слишком опасным. Кроме того, я, по-видимому, плохо рассчитал свое движение, так как она только отвернула голову, чтоб избежать моих поцелуев, и сказала:

— О нет... это уж слишком... это слишком... Вы слишком торопитесь... будьте осторожны с моей прической... Никогда нельзя целовать женщину, у которой такая прическа, как у меня!..

Я сел на свое место потрясенный, в отчаянии от этой неудачи. Но карета остановилась у ее дверей. Она вышла, протянула мне руку и самым любезным тоном сказала:

— Благодарю вас, сударь, что вы проводили меня домой... Но не забывайте моего совета.

Я встретился с ней через три дня. Она уже все забыла.

А я, сударь, я думаю постоянно о других мужчинах... о тех, что умеют справляться с прическами и не упускать благоприятного случая.

Предлагаю это письмо, ничего к нему не добавляя, на обсуждение моих читательниц и читателей, женатых и холостяков.

Примечания

Напечатано в «Жиль Блас» 23 ноября 1886 года.