Джон Пристли - Другое Место. Рассказы Страница 21

Вдруг оказалось, что ему собираются составить компанию; ну вот, теперь придется быть галантным. Из курительной вышла, переваливаясь, леди в годах, бесформенная, с нечистой кожей; за ужином она сидела напротив него, а теперь со вздохом облегчения опустилась в соседнее кресло.

— Нас, кажется, не представили, — заговорила она. — Здесь всегда все так непринужденно, особенно сейчас, когда в доме одна молодежь. Меня зовут миссис Буллер, я сестра лорда Броксвуда, а вы, ну-ка, постойте, дайте сообразить, вы ведь приятель Рональда, так?

Щекотливый момент…

— М-да… да-да… некоторым образом.

— Я ужасно любопытна… родственники вечно меня за это поддразнивают — так что не обращайте на меня внимания. Скажите, а что, во время купания действительно что-то такое произошло, мистер… э-э-э…?

— Денбау. Марк Денбау.

Что бы она подумала, как бы повела себя, если б он поведал ей, что сам еще в семь часов прервал свое обычное вечернее занятие, да, прямо в этом доме, поспешил к озеру, решив окунуться до ужина, и тут-то все это приключилось? Он попытался изобразить дружелюбную и несколько сконфуженную улыбку.

— Да, я когда купался в озере, на миг потерял было сознание… Может, ударился, когда нырнул. А ваш племянник, Рональд, он меня вытащил.

— Ах, как вам повезло!

Хотя она была вся такая пухлая, улыбчивая и уютная, ее маленькие глазки, не более яркие, чем море в феврале, смотрели холодно.

— Вы, надо думать, из его приятелей по Оксфорду, так ведь, мистер Денбау? — продолжала она.

— Я учился в Оксфорде, — сказал Марк, — но, правда, не с Рональдом. Мы, на самом деле, с ним раньше не встречались.

Достаточно было один раз взглянуть на нее, чтобы стало ясно: оставлять все как получится, на произвол судьбы, отнюдь не стоит…

— Видите ли, я живу поблизости, в этих местах, и вот, м-м-м, подумал, в общем: а не искупаться ли мне в озере? Но тут я попал в такое вот… затруднительное положение, и Рональд меня вытащил, — продолжал он, обретая уверенность в себе, — но тут силы меня совсем покинули, и он весьма любезно уговорил меня остаться переночевать в этом доме.

— Узнаю Рональда, — произнесла она с улыбкой на устах. — Он такой талантливый! Еще мальчишкой он был потрясающе умен. Мы все уверены, что у него блистательное будущее.

Интересно, что было бы, если бы он сейчас посмотрел миссис Буллер прямо в глаза, похлопал бы по ее массивному, обтянутому шелком колену и предсказал будущее Рональда? Ведь мемориальная табличка в часовне свидетельствовала, что Рональд был убит (или что еще будет убит) в 1915 году, под Нев-Шапелью.[2] Вместо этого он, чтобы хоть что-то ответить, издал неопределенно-одобрительный звук, и миссис Буллер переключилась на другую тему.

— Странно, однако, — начала она, — но моя племянница Мюриэль, та тоже последовала примеру брата — и вот теперь вас двое…

— Нас?.. Двое?

Марк порядком испугался, и было отчего…

— Ну что вы! Я вовсе не имела в виду, что та девушка тоже купалась в озере. Вы ее, наверное, еще не видели — она ведь не вышла к ужину, поскольку у нее не нашлось ничего приличного из одежды: видно, ее багаж так и не разыскали. Зовут ее Энн, фамилию что-то не припомню. Я-то сама лишь мельком ее видела — странное создание, крошечная такая. Она, я слышала, вроде за границей была, кажется, во Франции, а сюда попала, думая, что это совсем другой дом. Представляете, она пешком пришла со станции-то, а по пути попала в эту ужасную грозу, и вот Мюриэль, такая славная, добрая девочка, просто не отпустила ее и оставила здесь…

— А что, была гроза? — спросил Марк невинным голосом.

Миссис Буллер пригвоздила его взглядом.

— Да где ж вы были-то? Незадолго до шести как налетит…

— Ах, да, да, конечно же! — воскликнул он. — Что это я, вот нелепость! Как же я мог запамятовать?

Впрочем, ему следовало помнить нечто совсем другое, а именно, что этим вечером до семи пятнадцати погода миссис Буллер вовсе не совпадала с его погодой, поскольку она была вызвана совершенно иным сочетанием циклонов и антициклонов.

— А вот и доченька моя, Дороти! — воскликнула миссис Буллер, и голос ее был полон материнской гордости. — Ну-с, моя дорогая, ты не устала от всего этого шума-гама?

Появилась Дороти, миловидная девушка в розовом платье, крупная, полнотелая, в легкой испарине. Она примостилась на подлокотнике материнского кресла, скрипнувшего под ней.

— Там, матушка, так жарко! — сказала она, слегка улыбнувшись Марку поверх головы матери. — Я совершенно охрипла, пытаясь петь. Пора бы им перестать, лучше потанцевать или еще чем-нибудь заняться.

В последующие несколько минут, пока они втроем болтали о всяких пустяках, Марк не отрываясь смотрел ей в глаза. Они были голубоватого оттенка, куда ярче, чем глаза матери, однако Марка прежде всего заворожил их особенный разрез, на который он, помнится, совсем недавно обратил внимание — такие же глаза были у одной пожилой дамы. Он знал: ничто со временем не изменяется в нас так мало, как форма глаз, их разрез. И он вспомнил, у кого еще были точно такие же глаза, как у Дороти, — у одного из членов этого семейства, у старой дамы, леди Перзли. Выходит, это было одно и то же существо — розовая, улыбающаяся Дороти и мрачная, старая, чуть живая леди Перзли, которая с пристрастием допрашивала его о колледже. И он внезапно понял (хотя от этого волосы у него на затылке встали дыбом), что обе на самом деле — одно и то же существо…

Миссис Буллер собралась развлечься за карточным столом, а посему дала Дороти материнское позволение показать Марку зимний сад. Он выглядел едва ли не так же роскошно, как королевский сад в Кью,[3] и весь благоухал тем сочным тропическим ароматом, который исходит от большого числа собранных вместе южных растений, хотя в нем ощущалось скорее дыхание смерти, нежели жизни. Марк такого никогда прежде не видел; оранжерею, по-видимому, снесли, а может, она просто пришла в упадок накануне Второй мировой войны или уже во время нее. В окружении буйной растительности, среди ароматов теплой и влажной земли, в тусклом, словно идущем из-под воды свете, Дороти казалась огромным розовым цветком, оторвавшимся от стебля и теперь подвластным лишь воле волн. Однако на каком-то повороте Железной Дороги Жизни, задолго до исчезновения во тьме Туннеля, она несомненно станет той самой леди Перзли в твидовом платье, с узловатыми руками, взирающей на него с подозрительностью и размыкающей свои тонкие, сердито поджатые губы лишь для того, чтобы задать ему еще один оскорбительный вопрос, а затем не самым дружелюбным образом распрощаться с ним, и все в таком же духе… Что она тут недавно ему наговорила? «Может, и есть какой-то смысл во всем этом вечернем образовании для взрослых людей, за которое нас заставляют платить, вот только результаты его не слишком очевидны. А я ведь еще помню, как в этом доме бурлила юность, и жизнь была исполнена надежд: здесь бывали храбрые молодые люди с отличными манерами и красивые, по-настоящему очаровательные девушки…» Дороти по-прежнему беззаботно о чем-то щебетала, и, прислушавшись к ее голосу, он и в самом деле обнаружил его сходство с голосом той, другой женщины. Вновь придя в отчаяние, он захотел войти в физический контакт с этим, иным периодом времени, куда он случайно попал; и потому он, взяв Дороти под руку, сжал ее округлый локоток, якобы для того, чтобы направить ее в нужную сторону, потом его рука скользнула вниз по ее руке, пока их пальцы не встретились; наверное, оттого, что она интуитивно почувствовала его настроение, их пальцы переплелись, и он ощутил, как ее жаркая, влажная ладонь прижалась к его ладони. Он рассмеялся, хотя понятия не имел, уместно ли это.

— Отчего вы смеетесь? — спросила она.

— Мне, боюсь, не стоит говорить вам про это. Вы знаете кого-нибудь по имени Перзли?

— Знаю. Есть один молодой человек с такой фамилией, его Джефри Перзли зовут. Я ему очень нравлюсь, да только мне он не по сердцу. А вы с ним знакомы?

— Нет, — сказал Марк, улыбаясь. — Я почти никого здесь не знаю. Кроме вас.

— Вы совсем не знаете, какая я, — сообщила она ему по-детски наивно и торжественно. Они остановились и теперь стояли вполоборота друг к другу, словно на тропе в джунглях.

Он снова рассмеялся, на сей раз весело, немного насмешливо.

— В какой-то мере я знаю тебя лучше, чем ты сама себя можешь знать.

Он помедлил, соображая, не поставил ли себя в глупое положение.

— Я могу предсказать твое будущее, — вымолвил он.

— Правда? — отозвалась она, доверчиво и с нетерпением в голосе. — А как вы это делаете?

— Просто глядя на тебя. Хочешь попробовать?

— Конечно! Пожалуйста…

И вот он, долго и пристально поглядев ей прямо в глаза, стараясь сделать свой взор зловещим, сказал:

— Ты выйдешь замуж за Перзли, который совершит нечто значительное и за это получит титул. У тебя родятся дети, трое или четверо, у них тоже все будет очень хорошо. Ты доживешь до глубокой старости, станешь почтенной старой дамой и будешь всюду ходить в поношенном твидовом костюме и в туфлях на толстой подошве.