Пейзаж с парусом - Владимир Николаевич Жуков Страница 21

Возле церкви улица сужалась; напротив церковных ворот, наглухо запертых ржавыми замками, высилось невысокое здание с вывеской «Клуб», и на всем пространстве перед ним зеленый покров травы, неприхотливого спорыша и подорожника, был вытоптан до мягкой серой пыли. За клубом виднелась стена не то машинного сарая, не то кузни. Вряд ли там снимали кино, и Антон свернул, вдоль ограды храма, мимо густых кустов сирени направился к старым березам, растущим на обрыве; за ними мог оказаться спуск к реке.

Он дошел до берез и невольно остановился, обхватив шершавый ствол, словно боялся сорваться с неожиданно открывшейся крутизны.

У самых ног песчаная, в осыпях стена падала на узкий, в густых шапках осокорей берег Древны; река была в тени, и от этого вода в неторопливых извивах казалась неподвижно-глубокой; гривка осоки отсрочивала противоположный берег, за ней в синей, лиловой, белой пестроте цветов полого стлался луг, постепенно выбираясь на солнце, а дальше, резким переходом в изумруд, в неровный бархат колеблемых ветром стеблей, тянулось овсяное поле, местами перерезанное картофельниками, кое-где уставленное ветлами, пока вдали, совсем вдали не начинался лес, сначала невысокий, наверное, лещинник, а потом виднелись сосны, и их стволы отсвечивали оранжевым золотом. Лес простирался слева и справа, река словно бы вытекала из него, дугой касалась обрыва и снова исчезала в холодно-темной зелени. Если же смотреть прямо, дали ничего не мешало дойти до самого горизонта, до белых башен облаков, как бы подпиравших синий свод неба, и там, в самом конце видимого пространства, еле различались дома какой-то деревни и два самолета, в строю пары срезавшие верхушки облаков.

Возле берез кто-то врыл скамейку, можно было сесть на нее, потемневшую от дождей, изрезанную ножами, но Антон испугался наплывавшей на него благости, успокоения, как прежде жалости к Томке, и быстро зашагал вдоль обрыва, мимо поворотившей под прямым углом церковной ограды.

Тропка сузилась, ее прикрывали с краев тяжелые листья лопухов, осаждала рослая крапива, да к тому же теперь приходилось шагать по кладбищу, среди старых, заброшенных могил с покосившимися каменными крестами; в стороне промелькнул черным, нестираемым блеском гранитный памятник, и из-за тонких стволов ольхи выглянул бронзовый ангел, как бы стремившийся улететь вслед Антону, сорваться наконец с высокой колонны; и уж совсем по пояс в траве, среди ступенчатых цветков иван-чая, пришлось пробираться, когда тропа начала сползать к обрыву, пока не показались беспорядочные ступени, вытоптанные по обнаженным корням; потом тропа заскользила, и надо было бежать что есть силы, чтобы не упасть, пока под ногами не ощутилась ровность речного берега.

Антон шагал еще долго и уже начал ругать себя, что, наверное, выбрал не ту сторону, следовало направиться вверх по течению, но впереди послышался гул работающего двигателя, и было непохоже, что это трактор на поле, за косогором, скорее всего работал дизель, и его ровное фырчанье временами перекрывал стрекот не то мотоцикла, не то подвесного мотора.

Послышались голоса, ветлы расступились, и впереди открылось устье оврага, выходившего к Древне. Река тут разливалась пошире, и оттого свободно было на ней двум лодкам с моторами (они, значит, и тарахтели). Голый край берега стлался тоже просторнее — у самой воды лежали тонкие, из трубок, рельсы, и на них стояла тележка с кинокамерой; вдоль рельсов выстроились осветительные приборы на высоких ножках, и от них змеились кабели к отчаянно заехавшей в овраг автомашине с дизель-генератором (его гул и слышался). И просторно было людям, стоявшим, сидевшим на траве или ходившим среди всей этой техники, такой нелепой, показалось Антону, среди тихой дремы кустов, деревьев и воды.

Он решил не торопиться, присел на склоне, возле черного круга кострища. После вчерашней ошеломившей его встречи с Ильей Борисовичем, после фальшивого ресторана с фальшивым Новым Арбатом за окнами многое из происходившего на берегу сразу показалось понятным. Например, что снимали двух актеров в лодке, а они изображали охотников, потому что из-за борта торчали двустволки и на носу была посажена легавая в рыжих пятнах собака; лодке предстояло плыть вдоль берега, и параллельно ей должна была двигаться камера на тележке.

Актеры в ватниках, в высоких резиновых сапогах хорошо различались среди толпившихся возле лодки. И еще кинооператор в голубых шортах. Он сидел на тележке и все целился камерой, а его помощники возили тележку взад и вперед, мерили траву рулеткой и подносили черный аппаратик актерам к самому носу, словно бы те перед съемкой должны были чего-то нанюхаться. Отличались от других и здоровяки в плавках, с надетыми на руки рукавицами, они что-то подкручивали на осветительных приборах, перекликались. Наверное, где-то суетился и помреж, такой же шустрый, как Соня, помощница Ильи Борисовича, но вот где тут был Оболенцев, Антон сообразить никак не мог.

Уже хотел перебраться поближе к камере, постараться услышать, как кто-нибудь обратится к режиссеру, но тут на смену умолкшему вдруг дизелю в приятно наплывшую тишину врезалось тарахтенье мотоцикла, и, еще не видя машины, только по мягкому звуку Антон определил, что это «Ява-350», его мечта. Привстал, чтобы увидеть счастливчика, но тут же снова сел, потому что мотоцикл показался на краю оврага, смело перевалил через бугор и стал съезжать вниз, казалось, не только не снизив скорость, а даже прибавив ее. Хищно взвизгнули тормоза, и мотоцикл остановился на черном круге кострища, будто точно посаженный самолет, сразу за «Т».

«Силен!» — восхищенно подумал Антон и только теперь посмотрел на ездока. Тот был в сапогах и зеленых бриджах и еще в летной кожаной куртке, не иначе как с аэродрома, наверное, прямо с полетов и завернул; не хватало только шлемофона, вместо него на голове приехавшего красовался мотоциклетный шлем, белый, почти сплошь покрытый переводными картинками, из которых первой Антону бросилась в глаза длинноногая блондинка в купальнике и желто-оранжевая бабочка, правда, у бабочки виднелось лишь одно крыло.

Мотоциклист откинул подножку, устроился в седле, как на стуле, свесив ноги на одну сторону, и стал снимать шлем и очки — медленно, будто ожидая внимания, будто говоря своим видом: вот я, приехал, радуйтесь. И Антону подумалось, что он не чужой здесь, среди киношной братии, хотя и смотрел на возню возле камеры без интереса, даже с равнодушием.

На берегу возникло движение, мотоциклисту махали руками, а потом оттуда быстрым