Итало Звево - Дряхлость Страница 22

Эмилио посмотрел в лицо Стефано и сказал ему глубоким голосом:

— Пообещай, что будешь говорить мне обо всём, что о ней узнаешь; и что ты никогда не будешь с ней встречаться, никогда, и если увидишь её на улице, то сразу же расскажешь об этом мне. Пообещай мне всё это.

Балли заколебался на мгновение. Ему показалось странным, что он должен давать обещание подобного рода.

— Я болен ревностью, только лишь ревностью. Я ревную Анджолину ко всем, и прежде всего к тебе. С её изменой с продавцом зонтов я уже свыкся, но если она изменит мне с тобой, то я никогда с этим не свыкнусь.

В голосе Брентани не ощущалось ни толики шутки, он лишь старался вызвать в Балли сострадание для того, чтобы получить это обещание. Если бы Балли ему отказал, то Эмилио уже решил, что сразу же побежит к Анджолине. Брентани не хотел, чтобы его друг мог воспользоваться тем положением, которое сложилось, не в последнюю очередь, с его же помощью. Эмилио снова посмотрел на Стефано, в его глазах вспыхнул угрожающий огонёк.

Балли легко догадался, что происходило в душе Эмилио, и посочувствовал ему. Он торжественно дал Эмилио обещание, о котором тот просил. А потом Стефано, желая отвлечь Брентани от его грустных мыслей, сказал, что ему не по душе то, что он теперь не сможет видеться с Анджолиной.

— Желая сделать тебе приятное, я долго мечтал вылепить с неё статую.

На миг Балли действительно принял вид мечтателя, в глазах которого промелькнул образ Анджолины.

Эмилио испугался. Он по-ребячески напомнил Балли обещание, которое получил от него несколько минут назад:

— Обещание уже дано тобой. Постарайся вдохновиться теперь кем-нибудь другим.

Балли рассмеялся от всего сердца. Но потом взволнованно, так как получил ещё одно доказательство полноты страсти Эмилио, сказал:

— Кто мог знать, что любовное приключение подобного рода способно приобрести такое значение в твоей жизни! Если бы всё это не было так болезненно для тебя, то можно было бы только посмеяться.

Тогда Эмилио пожаловался другу на свою грустную судьбу. И хотя сделал он это не без иронии, но для Балли всё смешное исчезло само собой. Эмилио сказал, что все, кто его знает, должны быть в курсе того, что он думает о жизни. Теоретически, он видел её лишённой чего бы то ни было серьёзного. И в действительности Эмилио не верил ни в одно из благ и никогда не искал счастья. Но как же трудно, с другой стороны, избежать горя! В жизни, лишённой чего бы то ни было серьёзного, какой же серьёзной и важной для него стала связь с Анджолиной.

В этот первый вечер без неё дружба с Балли становилась полезнейшей для Эмилио. Сочувствие, которое Брентани ощущал в друге, очень сильно успокаивало его. Прежде всего, он мог быть уверенным на какое-то время, что Стефано и Анджолина не встретятся. К тому же, Эмилио обладал кроткой и благодушной натурой, которая требовала ласки. Со вчерашнего вечера он тщетно искал, на кого можно было положиться. И, возможно, это отсутствие поддержки становилось причиной возбуждения, которое так часто всецело охватывало его. Эмилио мог сопротивляться этому только когда ему представлялась возможность объясниться и порассуждать, а также если он был вынужден слушать.

Эмилио вернулся домой намного более спокойным. Он чувствовал в себе некое подобие упорства, которым был склонен гордиться. Ведь он не поспешил к Анджолине, чего она конечно же ожидала. Он мог подождать, и эта связь в будущем уже не будет воспринята им как акт подчинения.

Но Эмилио никак не мог уснуть. Во время напрасных попыток забыться сном его возбуждение снова стало нарастать, как и во время скитаний прошлой ночью. Возбуждённая фантазия Эмилио породила вместо сна видение предательства Балли. Да, Балли его предал. Совсем недавно Стефано признался, что мечтал слепить статую с Анджолины. Теперь же, удивлённый появлению в своей студии Эмилио, где полуобнажённой позировала Анджолина, Балли стал извиняться, вспоминая то признание. А Эмилио, чтобы наказать его, стал подыскивать колкие фразы ненависти и презрения. Фразы эти были совсем другими, нежели те, что он чуть ранее адресовал Анджолине, потому что тут Эмилио имел все права: прежде всего, это долгая дружба, и затем, полученное от Балли обещание. И как же были сложны эти фразы! Наконец-то они обращены к человеку, который мог их понять не хуже того, кто их произносил.

Это видение прервалось громким и спокойным голосом Амалии, который отчётливо доносился из соседней комнаты. Эмилио почувствовал облегчение от того, что его кошмар закончился, и вскочил с постели. Он подошёл к двери и начал подслушивать. Эмилио долго слушал слова Амалии, в которых мог установить только ту связь, что все они произносились с большой нежностью; и ничего более! Амалия в своём сне снова хотела чего-то, чего кто-то другой также желал. Эмилио показалось, что она хотела этого даже больше, чем тот, другой, от неё просил: она жаждала, чтобы он этого от неё потребовал. В своём сне Амалия искала подчинения. Может, этот сон был таким же, как и прошлой ночью? Эта несчастная создала себе другую жизнь; ночь предоставляла ей немного того счастья, в котором день ей отказывал.

— Стефано! — Амалия произнесла имя Балли.

— И она туда же! — подумал Эмилио с горечью.

Как же он не догадался сразу? Амалия оживлялась только тогда, когда приходил Балли. Она всегда чувствовала к скульптору это подчинение, которого теперь жаждала во снах. В серых глазах Амалии загорался новый огонёк, когда она смотрела на Балли. Больше не оставалось никаких сомнений: Амалия тоже любила Балли.

Для Эмилио стало несчастьем, что когда он снова лёг спать, то опять не уснул. Он стал вспоминать с горечью, как Балли хвастался тем, что так легко пробуждал в женщинах любовь, и как с довольной улыбкой он говорил, что единственным успехом, которого ему не удалось добиться, был успех художественный. Далее, в течение долгого полусна, в который Эмилио погрузился, он увидел абсурдные сны. Как будто Балли злоупотреблял покорностью Амалии и отказывался, смеясь, помочь ей. Погружённый в себя, Эмилио не высмеивал своими снами сам себя. Между таким развратным человеком, как Балли, и такой наивной женщиной, как Амалия, всё возможно. Эмилио стал раздумывать, как ему вылечить сестру. Он начнёт с того, что перестанет посещать дом скульптора, который на какое-то время, хотя и без вины, стал носителем несчастья. Если бы не он, отношения Эмилио с Анджолиной были бы гораздо нежнее и не осложнялись бы такой горькой ревностью. И даже расставаться с ней ему было бы легче.

Жизнь Эмилио в конторе стала невыносимой. Ему стоило огромных усилий направить своё внимание на работу. Любой предлог был хорош для того, чтобы мысленно покинуть рабочее время и провести ещё несколько мгновений, успокаивая своё горе. Мозг Эмилио, казалось, целиком посвятил себя только этому, и когда он мог перестать воспринимать другие вещи, то возвращался в себя к любимым идеям и наполнялся ими, как пустая ваза. В это время Эмилио чувствовал, что в состоянии свалить с плеч нестерпимую тяжесть. Его мышцы расслаблялись и возвращались в естественное положение. Когда же, наконец, наступал час окончания работы в конторе, то Эмилио чувствовал себя почти счастливым, пусть даже и на короткое время. Сначала он углублялся в негу своих сожалений и желаний и наслаждался ею, хотя его и периодически посещали приступы ревности, от которых его начинало трясти.

Балли ожидал Эмилио на улице:

— Ну, как поживаешь?

— Так себе, — ответил Эмилио, пожимая плечами. — Сегодняшнее утро для меня прошло ужасно скучно.

Стефано заметил бледность и подавленное состояние Эмилио и подумал, что определил причину скуки друга. Балли решил, что должен быть очень заботливым по отношению к Эмилио. Стефано предложил ему пообедать вместе, а затем они могли бы прогуляться.

После некоторого колебания, которое от Балли ускользнуло, Эмилио согласился. На какое-то мгновение он рассматривал возможность отклонить предложение Балли и сказать ему сразу же то, что, по мнению Эмилио, он ему должен был сказать. Было бы действительно проявлением малодушия отказаться от спасения сестры из-за страха потерять друга; в обдумываемом же Эмилио действии он не видел ничего, кроме испытания смелости. Но он на это не решился по причине сомнений в правильности сделанных им выводов относительно чувств Амалии.

— Да, да, пойдём! — повторил Эмилио, и когда Балли отвечал на повторение приглашения благодарностью, Эмилио осознал, что сделал его ради удовольствия, которое ему дала возможность немедленно рассеять все сомнения.

В действительности, во время обеда Эмилио ещё раз удостоверился в правильности своих предположений. Как же он был похож на Амалию! Эмилио показалось, что он видит сам себя во время ужина с Анджолиной. Желание понравиться доставляло массу неудобств Амалии и лишало её всякой естественности. Как она зависела от того, что скажет Балли! Возможно, она и не осознавала того, что он говорил. Смеялась и становилась серьёзной только по причине непроизвольного подчинения.