Оноре Бальзак - Первые шаги в жизни Страница 23

— В таком виде он куда лучше.

— Плутишка, — сказал граф, беря его за ухо, — мы с тобой коллеги: оба занимаемся украшением, ты — стен, а я своей груди. Узнаете ли вы свои произведения, дорогой Шиннер? — спросил граф, указывая художнику на плафон.

— Ваше сиятельство, я сознаю, что напрасно выдал себя из хвастовства за прославленного художника; тем более чувствую я себя обязанным не ударить лицом в грязь и прославить имя Жозефа Бридо.

— Вы взяли меня под свою защиту, — перебил его граф, — и я надеюсь, что вы не откажете мне в удовольствии вместе с зубоскалом Мистигри отобедать у меня.

— Ваше сиятельство, вы и не подозреваете, на что вы идете, — сказал озорник. — Голодное брюхо к учтивости глухо.

— Бридо! — вдруг воскликнул граф, что-то вспомнив. — Не родственник ли вы одному из самых ревностных слуг Империи, начальнику дивизии, погибшему жертвой своего усердия?

— Я его сын, ваше сиятельство, — ответил Жозеф, поклонившись.

— Рад видеть вас у себя, — сказал граф, пожимая руку художнику. — Я знал вашего отца, и вы можете рассчитывать на меня, как на… американского дядюшку, — прибавил он, улыбнувшись. — Но вы еще слишком молоды, чтобы иметь учеников; чей ученик Мистигри?

— Моего друга Шиннера, который уступил его мне на время, — ответил Жозеф Бридо. — Его зовут Леон де Лора. Ваше сиятельство, вы не забыли моего отца, соблаговолите же вспомнить о том из его сыновей, который обвинен сейчас в государственной измене и предстанет перед судом пэров…

— Да, верно! — сказал граф. — Я не забуду, можете быть спокойны. Ну, а вы, князь Кара-Георгиевич, друг Али-паши, адъютант генерала Мины… — сказал граф, подходя к Жоржу.

— Вы это о нем?.. Да ведь это мой младший клерк! — воскликнул Кроттá.

— Вы ошибаетесь, Кроттá,- строго сказал граф. — Клерк, рассчитывающий со временем стать нотариусом, не бросает важных документов в дилижансах на произвол судьбы. Клерк, рассчитывающий стать нотариусом, не тратит двадцать франков в трактирах между Парижем и Муаселем! Клерк, рассчитывающий стать нотариусом, не рискует своей свободой, рассказывая всем, что он перебежчик…

— Ваше сиятельство, я мог забавы ради дурачить пассажиров, но… — начал было Жорж Маре.

— Не прерывайте его сиятельство, — остановил его патрон, как следует ткнув в бок.

— Нотариус должен смолоду быть скромным, осторожным, проницательным и уметь разбираться, кто министр, а кто лавочник…

— Я признаю свою вину, но документов в дилижансе я не оставлял, — сказал Жорж.

— И сейчас вы опять виноваты, потому что опровергаете слова министра, пэра Франции, дворянина, старика и вашего клиента. Где у вас проект купчей?

Жорж перебрал все бумаги у себя в портфеле.

— Не мните зря бумаг, — сказал граф, доставая из кармана купчую, — вот документ, который вы ищете.

Кроттá трижды со всех сторон осмотрел купчую: он никак не ожидал, что получит ее из рук своего знатного клиента.

— Как же это, сударь?.. — сказал, наконец, нотариус, обращаясь к Жоржу.

— Если бы я не взял купчую, она могла бы попасть в руки дядюшки Леже, и он догадался бы о моих планах, ведь он совсем не так прост, как вы думаете; вы решили, что он глуп, только потому, что он расспрашивал вас о сельском хозяйстве; наоборот, этим он лишь доказал, что всякому следует заниматься своим делом. Вас я тоже попрошу не отказать мне в удовольствии отобедать с нами, но с одним условием: вы расскажете нам о казни смирнского градоначальника и таким образом закончите воспоминания какого-то вашего клиента, которые вы, по-видимому, успели прочитать до их появления в печати.

— Кому шутка, а кому жутко, — шепнул Леон де Лора Жозефу Бридо.

— Господа, — сказал граф, обращаясь к бомонскому нотариусу, к Кроттá, к господам Маргерону и де Реберу, — приступим к делу; мы не сядем за стол, прежде чем не подпишем купчую; ибо, как говорит мой друг Мистигри, не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня.

— Граф, как видно, добродушный малый, — заметил Леон де Лора Жоржу Маре.

— Он-то, может, и добродушный, да мой патрон не таков! Как бы он не попросил меня продолжать мои шутки в другом месте.

— Что за важность, ведь вы любите путешествовать, — сказал Бридо.

— Ну и намылят же голову нашему юнцу господин Моро с супругой! — воскликнул Леон де Лора.

— Дурак мальчишка! — сказал Жорж. — Если бы не он, граф посмеялся бы и только. Как бы там ни было, урок мы получили хороший. Нет, уж теперь я не стану распускать язык в дилижансе.

— Да, это слишком глупо, — сказал Жозеф Бридо.

— И не оригинально, — прибавил Мистигри. — А ведь слово не воробей, выскочит, — пострадаешь.

Пока г-н Маргерон и граф де Серизи в присутствии своих нотариусов и г-на де Ребера подписывали купчую, бывший управляющий медленным шагом направился домой. Он вошел и, ничего не видя, сел на диван в гостиной, а Оскар забился подальше в угол, так напугала его мертвенная бледность его благодетеля.

— Что случилось, мой друг? — спросила, входя, Эстель; она уже устала от множества хлопот. — Что с тобой?

— Мы погибли, дорогая, погибли безвозвратно. Я уже не управляющий! Я лишился доверия графа!

— Как так?..

— От дядюшки Леже, который тоже ехал с Пьеротеном, граф узнал о моих планах относительно Мулино, но не это навсегда лишило меня его милостей…

— Так что же тогда?

— Оскар непочтительно говорил о графине и рассказывал о болезнях графа…

— Оскар? — воскликнула г-жа Моро. — Ну и поделом тебе! Что посеял, то и пожнешь! Стоило пригревать на груди этого змееныша! Сколько раз я тебе говорила!..

— Замолчи! — крикнул Моро не своим голосом.

В эту минуту супруги заметили Оскара, притаившегося в углу. Моро коршуном налетел на бедного юношу, схватил его за воротник зеленого сюртучка и подтащил к окну.

— Признавайся! Что ты рассказывал его сиятельству в дилижансе? Кто тебя за язык тянул, ведь на все мои вопросы ты обычно молчишь, как дурак! Зачем тебе это понадобилось? — спрашивал разъяренный управляющий.

Оскар был так напуган, что даже не плакал. Он остолбенел и не говорил ни слова.

— Иди проси прощения у его сиятельства! — сказал Моро.

— Да его сиятельству наплевать на такую мразь! — крикнула разъяренная Эстель.

— Ну! Идем в замок! — повторил Моро.

У Оскара подкосились ноги, и он, как мешок, упал на пол.

— Пойдешь ты или нет? — крикнул Моро, гнев которого возрастал с каждой минутой.

— Нет, нет! пощадите! — взмолился Оскар, ибо для него такое наказание было хуже смерти.

Тогда Моро схватил Оскара за шиворот и поволок, словно мертвое тело, через двор, а бедняга Оскар оглашал воздух воплями и рыданиями; Моро втащил его на крыльцо и в порыве гнева швырнул в гостиную к ногам графа, который как раз закончил сделку и со всеми гостями направлялся в столовую.

— На колени! На колени, мерзавец! Моли прощения у того, кто дал тебе пищу духовную, исхлопотав стипендию в коллеже! — кричал Моро.

Оскар лежал, уткнувшись лицом в пол, и молчал в бессильной злобе. Все присутствующие трепетали. Лицо Моро, уже не владевшего собой, налилось кровью.

— В душе этого молодого человека нет ничего, кроме тщеславия, — сказал граф, тщетно прождав извинений Оскара, — Человек гордый умеет смиряться, ибо иногда в самоуничижении есть величие. Я очень боюсь, что вам не удастся сделать этого юношу человеком.

И граф вышел из комнаты. Моро опять схватил Оскара и увлек к себе. Пока закладывали коляску, он написал г-же Клапар следующее письмо:

«Дорогая моя, Оскар погубил меня. Во время сегодняшней поездки в почтовой карете Пьеротена он рассказывал его сиятельству, который путешествовал инкогнито, о легкомысленном поведении графини и сообщил, опять же самому его сиятельству, интимные подробности тяжелого недуга, которым тот страдает, ибо истощил свои силы, отправляя столько служебных обязанностей и работая по ночам. Граф прогнал меня и приказал не оставлять Оскара в Прэле даже на ночь, а отправить его домой. Следуя его приказу, я велел заложить коляску жены, и мой кучер Брошон привезет вам этого дрянного мальчишку. Как вы сами понимаете, мы с женой в неописуемом отчаянии. На этих днях я навещу вас, потому что мне нужно принять какое-то решение. У меня трое детей, я должен подумать о будущем. И не знаю, на что решиться, ибо я намерен показать графу, чего стоят семнадцать лет жизни такого человека, как я. Сейчас у меня капитал в двести шестьдесят тысяч франков, я хочу нажить такое состояние, чтобы со временем стать почти равным его сиятельству. Я чувствую в себе силы сдвинуть горы, преодолеть непреодолимые препятствия. Какой мощный рычаг такое унижение!.. Не знаю, что за кровь у Оскара в жилах! Нельзя поздравить вас с таким сыном, он ведет себя как дурак: до сих пор еще не произнес ни слова, не ответил ни на один вопрос ни жене, ни мне… Из него выйдет идиот, впрочем он и сейчас уже идиот. Неужели, дорогой друг, вы не прочли ему наставления перед тем как отправить в путь? От какого несчастья вы избавили бы меня, если бы, как я вас просил, проводили его до зáмка! Вы могли бы выйти в Муаселе, если вас пугала встреча с Эстель. Теперь все кончено. До скорого свидания.