Пэлем Вудхауз - Том 7. Дядя Динамит и другие Страница 24

Мартышка повеселел — в конце концов, даже такой дядя не очень опасен в пригороде. Масштаб не тот.

— С удовольствием, — сказал он.

— Тогда бери шляпу, подгузник — и в путь, — сказал граф. — Наверное, туда ходит автобус.

Мартышка не ждал особых красот от Митчинг-хилла, не ждал — и не дождался. Когда выйдешь из автобуса, рассказывал он, видишь ровные ряды обшарпанных и одинаковых домиков. Однако он не роптал. Стояла ранняя весна, которая так часто обращается в позднюю зиму, а он не взял ни пальто, ни зонтика, но все равно испытывал тихую, трезвую радость. Время шло, дядя еще ничего не выкинул. Тогда, на собачьих бегах, он уложился в десять минут.

Мартышке казалось, что удастся обойтись без эксцессов до вечера, а там — поужинать и уснуть. Лорд Икенхем подчеркнул, что жена его, а для Мартышки — тетя, освежует их тупым ножом, если они не вернутся к часу, так что все могло пройти без особых потрясений. Примечательно, что, думая об этом, Мартышка улыбался, — больше ему улыбаться не пришлось.

Надо заметить, что пятый граф поминутно притормаживал, словно собака на охоте, и говорил, что именно здесь он пустил стрелу сапожнику в зад, а тут его тошнило после первой сигары. Наконец, он остановился перед коттеджем, который по каким-то причинам назывался «Кедры».

— На этом самом месте, — умиленно вздохнул он, — пятьдесят лет назад, тридцать первого июля… А, черт!

Последние слова были вызваны тем, что наконец хлынул дождь, густой, как душ. Дядя и племянник прыгнули на крыльцо и встали под навес, откуда и переглядывались с серым попугаем.

Висел попугай в клетке, она стояла на окне, но важно не это; важно то, что дождь ухитрялся брызгать сбоку. Когда Мартышка поднял воротник и вжался в дверь, она отворилась. Поскольку на пороге стояла служанка, он вывел, что дядя нажал на звонок. Заметим, что она была в макинтоше. Лорд Икенхем смущенно улыбнулся.

— Добрый день, — сказал он.

Она с этим согласилась.

— Это «Кедры», если не ошибаюсь?

Она согласилась и с этим.

— Хозяева дома?

Тут она сказала: «Нет».

— А? Ничего, ничего, — утешил ее лорд Икенхем. — Я пришел, чтобы подстричь коготки попугаю. Мой ассистент, мистер Уолкиншоу. Дает наркоз, — и он указал для ясности на Мартышку.

— Из ветеринарной лечебницы?

— Вы угадали.

— А мне никто не сказал.

— Скрывают? — посочувствовал граф. — Нехорошо, нехорошо.

С этими словами он направился в гостиную. Мартышка шел за ним, служанка — за Мартышкой.

— Что ж, — сказала она, — я пойду. У меня выходной.

— Идите, идите, — сердечно откликнулся граф, — мы все приберем.

Когда она удалилась, он зажег газовый камин и пододвинул к нему кресло.

— Ну вот, мой друг, — сказал он, — немного такта, немного выдумки — и мы в тепле и холе. Со мной не пропадешь.

— Нельзя же тут сидеть! — сказал Мартышка. Лорд Икенхем удивился.

— Нельзя? Ты считаешь, лучше идти под дождь? Все гораздо сложнее. Утром, еще дома, мы с твоей тетей поспорили. Она полагала, что погода обманчива, и пыталась всучить мне шарф. Победил, конечно, я. Теперь представь себе, что будет, если я простужусь. В следующий раз мне дадут набрюшник и респиратор. Нет! Я останусь здесь, у камина. Не знал, что газ так согревает. Я даже вспотел.

Вспотел и Мартышка. Он изучал право и, хотя изучил не все, полагал, что врываться в чужие дома преступно и подсудно. Кроме юридической стороны, была и нравственная: он отличался особой щепетильностью, пекся о приличиях (т. наз. «comme il faut»), а потому — потел, кусая губы.

— А вдруг хозяин вернется? — спросил он.

Только он это произнес, в дверь позвонили.

— Вот видишь!

— Не говори так, дорогой, — упрекнул его граф. — Эти слова любит твоя тетя. Зачем волноваться? Ну, кто-то зашел. У хозяина есть ключ. Выгляни в окно, кто там.

Мартышка осторожно выглянул.

— Розовый тип.

— Какого оттенка?

— Малиноватого.

— Прекрасно. Это не хозяин. В таких домах живут люди, изнуренные работой в конторе. Пойди спроси его, чего он хочет.

— Лучше ты пойди.

— Пойдем вместе, — предложил граф.

Они открыли дверь и увидели молодого человека, спереди — розового, сзади — мокрого.

— Простите, — сказал гость, — дома мистер Роддис?

— Нет, — отвечал Мартышка.

— Да, — отвечал его дядя. — Вечно ты шутишь! Прошу, прошу! Мой сын, Дуглас.

— Робинсон…

— Простите, я — Роддис.

— Это я Робинсон.

— Ах, вы! Теперь все ясно. Очень рад. Заходите, разувайтесь.

Они пошли в гостиную. Лорд Икенхем развлекал гостя беседой, Мартышка пыхтел от горя. Ему не хотелось быть ни птичьим анестезиологом, ни Роддисом-младшим. А главное — он видел, что дядю понесло.

В гостиной, стоя на одной ноге, гость спросил:

— Джулии нету?

— Нету? — обратился граф к Мартышке.

— Нету, — ответил тот.

— Ее нет, — перевел граф.

— Она прислала телеграмму, — объяснил гость, вставая на другую ногу. — Едет к вам. Что-то у них случилось.

— Да, да, — подтвердил лорд Икенхем.

— Ваша племянница… или вашей жены?

— Неважно. У нас все общее.

— … хочет за меня выйти.

— Это хорошо.

— А они не разрешают.

— Кто именно?

— Родители. И дядя Чарли, и дядя Генри. Я для них плох.

— Действительно, нравственность младших поколений…

— Нет, я чином не взял. Они гордые.

— Да? Странно. Разве они графы?

— Ну, что вы!

— Тогда какая может быть гордость? Вот графы — другое дело. Встретишь графа…

— Потом, я поссорился с ее папашей. Слово за слово, и я его назвал… Ой!

Гость отпрыгнул от окна, перепугав нежного Мартышку, который не ждал таких движений.

— Идут!

— Вы не хотите их видеть?

— Не хочу.

— Прячьтесь за диван.

Взвесив этот совет, гость исчез. Звонок надрывался. Граф и его племянник снова вышли в переднюю. Чуткий наблюдатель заметил бы, что племянник дрожит.

— Ты их впустишь? — спросил он.

— Конечно! — отвечал дядя. — Роддисы гостеприимны. Однако с ними лучше вернуться к прежней версии. Точнее, ты к ней вернешься. Видимо, они знают, есть ли у них молодой родственник по имени Дуглас. Итак, ты — ветеринар. Иди к клетке, смотри на птицу. Постукивай палочкой по зубам. Йодоформом пахнуть не можешь? Жаль, это было бы картинно.

Мартышка подошел к попугаю и смотрел на него, когда вошли неприветливая женщина, обычный мужчина и прелестная девушка.

В девушках он разбирался, и если, обернувшись, определил ее именно этим словом, мы можем на него положиться. Одета она была так: черный берет, темно-зеленый жакет, твидовая юбка, тонкие чулки, изящнейшие туфли. Глаза у нее были большие и светлые, лицо — как роза на рассвете. Вряд ли Мартышка видел такую розу, на рассвете он спит, но суть ясна.

— Мы не знакомы, — сказала женщина. — Я — сестра Лоры. Это Клод, мой муж. Это — Джулия. Лора дома?

— К сожалению, нет, — ответил лорд Икенхем. Женщина на него посмотрела.

— Я думала, вы моложе, — сказала она.

— Моложе кого?

— Себя.

— Это невозможно, — сказал граф. — Но стараюсь, стараюсь…

Женщина заметила Мартышку и тоже не обрадовалась.

— Кто это?

— Ветеринар. Стрижет когти попугаю.

— Я не могу при нем говорить.

— Можете, — утешил ее лорд Икенхем. — Он глухой.

Намекнув знаками Мартышке, что смотреть надо на птицу, он пригласил гостей сесть. Все помолчали. Кто-то тихо всхлипнул, видимо — девушка. Уточнить Мартышка не мог, он смотрел на попугая, и тот смотрел на него без особой приветливости.

Наконец, женщина сказала:

— Хотя сестра не соизволила пригласить меня на свадьбу, я вынуждена войти в этот дом. Взываю к вашим чувствам!

Мартышка с попугаем растрогались — и ошиблись.

— Приютите Джулию на недельку, — продолжала гостья. — Через две недели у нее экзамен по классу рояля, а пока пусть будет у вас. Ей кажется, что она влюбилась.

— Кажется? — возроптала Джулия. — Я его люблю! Мартышка невольно обернулся, пытаясь понять, чем же так хорош розовый тип.

— Вчера, — говорила тем временем гостья, — мы приехали к ней из Бексхилла, хотели сделать сюрприз. Приходим в гостиницу, и что же мы видим?

— Тараканов? — предположил граф.

— Письмо. Какой-то субъект хочет на ней жениться. Я послала за ним. Вы не поверите! Он заливает угрей.

— Pardon?

— Служит в заведении, где продают заливное.

— Это хорошо, — одобрил граф. — Я бы в жизни не залил угря. Какой ум! Да, не каждый, не каждый… Уинстон Черчилль, и тот…

Гостья с ним не согласилась.

— Как вы думаете, — спросила она, — что сказал бы Чарльз Паркер?

Муж вздохнул. Заметим к слову, что он был длинный, хлипкий, с рыжими усами того вида, который окунают в суп.