Сибирская роза - Анатолий Никифорович Санжаровский Страница 25

На конгрессе, в первый перерыв, народушко шумно выкатил в сувенирно-нарядное фойе, празднично блестевшее зеркальными стенами, ослепительным глянцем лакированных полов, сражающее монументальностью и торжественностью колонн.

В этом неземном великолепии, так изумившем всех непривычностью, значительностью, люди, похоже, словно враз особенно почувствовали, словно вдруг наглядно осознали свою малость, свою ничтожность рядом с этими великанистыми волшебными колоннами и невольно, как весело подумалось Таисии Викторовне, всяк стал неосознанно, сам собой тянуться если не вровень с колоннами, то всё же кверху, в живые солидные столпики, потому что, думалось ей, что-то властное, магическое в фойе ломало, переделывало людей на свой лад: попав в фойе, люди преображались, разводили, как орлиные крылья, плечи; если сперва, выйдя из зала, смотрели вокруг восторженно-робко, то две-три минуты в фойе совершенно их перекраивали, и люди уже прохаживались, совершали моцион раскрепощённо, величественно, державно вскинув головы, будто и впрямь ладясь сравняться в росте уже с самими сказочными колоннами.

С завистью глядя из-за колонны («А вдруг нарвусь на кого из своих?») на этих важно гуляющих людей, Таисия Викторовна уловила в себе какой-то дух простора, раскованности, лихой удали и, бросив прятаться, тоже стала гулять как все, гордо, величаво, изредка удостаивая дефилирующих мимо отдельных особ — не наши ли? — лениво-отсутствующего, покровительственного взгляда и ясно чувствуя, что растёт, растёт, растёт…

Наконец она вполне освоилась с мыслью, что здесь она равноправная участница, как и все кругом, а не какая там тайная сибирская беглянка-колодница, которую всяк по меньшей мерке может спокойно выставить за дверь как не нужный к случаю веник, перестала совсем бояться, что и впрямь нарвётся на своих, и, уверовав, что своих-то, из борского диспансера, никого не прикомандировали, угомонилась окончательно.

Несколько мгновений спустя Таисия Викторовна грациозно выкруживала из-за колонны, как вдруг с лёту въехала острым лицом в ватный многоведёрный живот какой-то коряговатой и толстой, как автобус, бабёхи в хрустящем шёлке.

Мелкорослая, тонкая, как травинушка, Таисия Викторовна отпрянула, словно мячик, стукнувшийся в чугунный столб, и едва не взвизгнула от изумления. Перед нею, хлопая утонувшими в жиру осоловелыми глазками, стояла сама Желтоглазова!

Сведи судьба их на Луне или на Марсе, они б меньше удивились друг дружке. Но встретиться в Москве, на конгрессе, куда вход Закавырцевой заказан — уму недостижимо!

— Вы-ы?!.. — невинно-садистским голоском прошептала Желтоглазова.

— Я! — ответила Таисия Викторовна, чувствуя себя прокудливым зайцем, изрядно насолившим под хвост волку и наконец-то попавши тому в лапки. — С весёлым днём![49]

Вместо ответа на приветствие Желтоглазова хмыкнула и у неё, будто включённые, закрутились, как у куклы, чёрные глаза, наливающиеся злобствомй.

— Закавырцева! Да что вы здесь делаете?

— А вы? — машинально спросила Таисия Викторовна, медленно пятясь с неосознанного ещё страха за колонну. Подумала: «Во всем диспансере не найти поумней послать?… Ведь когда раздавали ум, в её мешок, по словам Маши-татарочки, и на дух ничего не попало…»

— Лично я учавствую в конгрессе академии медицинских наук по проблемам рака. А вы?

— Я тоже участвую… — с коротким кокетливым поклоном смято ответила Таисия Викторовна, пробуя столкнуть разговор в пустую, приятельскую болтовню.

— Но как вы сюда проникли? — деревянея лицом, бормотнула меж зубов Желтоглазова. — Безо всяких дозволений?!

— Когда мышь лезет в амбар, она лезет без письменного на то дозволения в лапке… — поникло заоправдывалась Таисия Викторовна. — Какие у голода права?

— Кончайте гнать гамму! Здесь не амбар и вы не мышь!

— Мышка… — Таисия Викторовна примирительно виновато улыбнулась. — Я маленький человечек… Я как кроха мышка прошмыгну везде, особенно когда надо. Нашла малю-юхотную щёлочку, вот я и перед вами…

— Скажите, пожалуйста, осчастливила! Да за таковскую штукарию по шёрстке не погладят. Очередная авантюра! Впролом ломишь! Безо всякой документации в самой в Москве промахнуть на Международный конгресс! — Желтоглазова вскинула оплывший указательный палец, похожий на куцее полешко, плотоядно погрозила: — Уж тут-то я вас дожму-у… Ух ка-ак дожму-у!.. Всяка мышь грызи то, что по зубкам!

На рысях обежав колонну, Желтоглазова тяжело, увалисто заколыхалась к залу.

Таисия Викторовна онемела. Что делать? Что делать? Что сейчас и будет?… Сдвинуться с ума!..

Не отдавая себе отчёта, бросилась следом за колодой в два обхвата. Догнала, механически взяла её руку в обе свои.

— Марфа Иванна… Марфа Иванна… Ни с чего… Не надо базару…

Причитала Таисия Викторовна со слезами в голосе, безотчётно прижимаясь к желтоглазовской руке.

— Во имя всего святого… Не надо скандала… Мы с вами вместе учились, даже одно время дружили. Наши дочки, как и мы когда-то с вами, в одной группе сейчас…

— Родственничка! А я и не знала! От пятой курицы десятый цыплёнок! Эв-ва счастье!.. Жалостью расколола!.. Не-ет, я в кулачок не собираюсь шептать!.. — Желтоглазова выдернула у неё руку и уже тише, степенней пошла в зал, аврально брюзжа: — Ты у меня с дудками не в Борск — на Колыму усвистишь! Ты у меня по путе[50] огребёшь!

Что же делать? Кинуться одеться и уйти? Уйти? За тем ли я летела на свои за три с половиной тыщи километров, чтоб в первый же день уйти с конгресса? Что я дома скажу? На что влезали мы в долги по самую макушку?

С минуту Таисия Викторовна сомлело провожала взглядом Желтоглазову. Смотрела, как та шла к сцене, как поднималась на сцену, как пошла за кулисы.

«Иди. И я пойду».

Таисия Викторовна ругнула себя тонкослёзихой и, на ходу навспех промокая глаза платочком, быстро вошла в зал и села в последнем ряду на самое дальнее от прохода кресло, стояло вприжим к закрытой решёткой батарее у окна. Прикрыла себя оконной шторой — совсем не видно!

Тут на сцене показалась тигрояростная Желтоглазова с каким-то молодым гренадером в бабочке. Прошествовали по залу в фойе, щупая взглядами всех, кто сидел. Потом, опять же очень скоро, вернулись и уселись под дверью, цепко и вместе с тем с деланным равнодушием осматривая всех входивших.

Начались речи.

Гренадер ушёл, а Желтоглазова всё сидела пеньком, до зла не сводя остановившихся, зачугунелых глаз с двери, уверенная, что вот-вот крадучись прираспахнёт дверину Закавырцева, тут-то её она и цопнет.

Внапрасну промаялась Желтоглазова под дверью до вечера. Опять же не без пользы, по её мнению. Первая ведь выкатилась из зала, когда вальнули все одеваться!

«Действительно, мышка… Как в норку куда завалилась… — мстительно морщилась Желтоглазова, одеваясь. — Но я ничего не потеряла. Дежуря под дверью, я сэкономила на гардеробе. Выскочила первая, первая и оделась… А эта лютикова кукла наверняка трухнула и сбежала. Иначе б разь я её не