Бернард Шоу - Карьера одного борца Страница 26

— Надеюсь, что он скоро вырастет из своего мальчишеского увлечения спортом, — покровительственно сказал Люциан.

— Вероятно, — ответила Лидия. — Но чем он тогда станет?

— Должно быть, более рассудительным человеком, — невозмутимо заметил Люциан.

— Будем надеяться, — Лидия впала в обычный свой тон легкой насмешки над двоюродным братом. — Однако мне больше нравится человек, увлекающийся спортом, чем джентльмен, который ничем не увлекается.

— Я с вами согласен, хотя об этом можно было бы поспорить. — Что касается меня, я не вижу необходимости, чтобы лорд Вортингтон тратил свои силы исключительно на лошадиные скачки. Мне кажется, что и вы не сочтете недостойной внимания его политическую деятельность, для которой он предназначен своим общественным положением.

— Конечно, тактика партий может быть занимательна, даже увлекательна, если хотите. Но чем это лучше скачек? Жокеи и тренеры лошадей, по крайней мере, знают свое дело. Этого нельзя сказать про членов парламента. Разве так уж приятно сидеть на скамье Палаты Общин или Лордов и слушать любительские рассуждения о предметах, которые надоели уже сто лет назад всякому, кто серьезно изучал политические вопросы?

— Вы не понимаете общественной жизни, Лидия. Всякий раз, как вы высказываетесь по политическим вопросам, вы только подтверждаете мое убеждение, что женщины органически неспособны понимать их.

— Вполне естественно, что вы так думаете, Люциан. Для вас Палата Общин — это центр мироздания. Для меня же это только собрание малообразованных джентльменов, которые портят всякое дело, за которое берутся, и еще смеют утверждать, что я недостаточно умна, чтобы восседать рядом с ними.

— Лидия, — с досадой произнес Люциан, вы знаете, что я высоко ценю женщин в уделенной им области…

— Тогда предоставьте им другую область, и может быть, они заставят вас уважать себя и в ней. К огорчению своему, должна сказать, что мужчины в их области не вызывают во мне уважения. Однако довольно об этом. Мне нужно еще кое-что сделать, прежде чем выйти из дома. Это важнее, чем салонный спор консерватора и суфражистки. Простите меня. Я оставлю вас на пять минут.

Она вышла из комнаты. Тогда Люциан обратил свое внимание на Алису. Она еще не совсем освободилась от своей прежней неуверенности и боязни перед светскими людьми и особенно теперь, оставшись одна в комнате с молодым человеком, сухо выпрямилась на своем кресле и старалась вести себя, как можно сдержаннее.

— Надеюсь, что моя двоюродная сестра не успела еще привить вам свои странные взгляды, мисс Гофф? — сказал Люциан.

— Нет, — ответила Алиса. — Она такая странная, у нее такая сложная натура. Вообще я не думаю, чтобы у женщин могли быть какие-нибудь взгляды. Конечно, есть убеждения, которые свойственны всякой женщине: например, мы все знаем, что католицизм хуже нашей религии. Но это вряд ли можно назвать взглядом: это было бы унижением такой высокой истины. Я думаю, что женщины не должны вмешиваться в политику.

— Я понимаю вас и совершенно с вами согласен. Лидию действительно нельзя сравнивать с другими женщинами. Она много жила за границей; ее отец, под влиянием которого она росла, был очень странный человек. А даже самые ясные головы, если они развиваются вне прямого влияния английской жизни, впадают в самые необычайные предрассудки. Очень жалко, что такая сила ума и широкая образованность уклонились в Лидии в столь пагубную сторону. Преимущества, которыми наградила Лидию природа, налагают известные обязанности на женщину ее положения. А она относится к этим обязанностям даже не просто равнодушно, а с какой-то непонятной враждебностью.

— Я никогда не говорю с нею об этом. Я слишком мало образованна, чтобы понимать их. Но доброта мисс Кэру ко мне безгранична. При этом она, кажется, и не сознает, как она великодушна. Я никогда не смогу отплатить ей за ее внимание ко мне.

Лидия вернулась, одетая в длинное серое платье и большую фетровую шляпу со свертком бумаг в руке.

— Я иду в Британский музей, — объявила она.

— На прогулку? Одна? — удивленно сказал Люциан, осматривая ее костюм.

— Да. Лишите меня прогулок — и вы лишите меня здоровья. Отнимите у меня возможность уходить одной, куда я хочу и когда я хочу, — и вы отнимете у меня всю мою свободу. Вот пункты моей Хартии Вольностей. Но я сейчас не настаиваю на том, чтобы гулять непременно одной. Если вам по дороге, можете проводить меня через Риджент Парк. Я буду рада вашему обществу.

Люциан посмотрел на часы, как будто размышляя, принять ли ему приглашение. Затем объявил, что охотно пойдет с нею.

Был тихий летний послеполуденный час. В парке было много гуляющих. Люциану не нравилось всеобщее внимание, которое привлекала к себе его двоюродная сестра. Женщины с неприязненным любопытством оглядывали ее и, не стесняясь, оборачивались, чтобы подивиться ее костюму. Мужчины прибегали ко всевозможным хитростям, чтобы заглянуть ей в лицо, не показавшись слишком дерзкими. Иные останавливались в нескрываемом восхищении при виде красивой, со вкусом одетой девушки, иные подчеркнуто улыбались. Это сердило Люциана до того, что он готов был побить всякого встречного. Наконец он решился предложить Лидии сойти с аллеи и перерезать парк без дороги по лужайке. Когда они вышли из-под деревьев аллеи на первую открытую поляну, Люциан смутно почувствовал красоту летнего неба, прелесть зеленого парка, романтизм такой уединенной прогулки в шумном городе и понял, что ему не найти лучшего времени для произнесения тех слов, которыми он уже давно мечтал сделать свои отношения с Лидией более близкими и более прочными. Но вместо этого он сразу заговорил о дороговизне содержания городских парков, к чему он имел касание по своему официальному положению. Лидия, мало интересовавшаяся подобными вопросами, все же сочла, что это недурной предмет для беседы во время прогулки, и поддерживала разговор. Но скоро они вышли из парка и попали на шумную улицу. Грохот городского движения заставил их замолчать на минуту, пока они не завернули в один из таких маленьких переулков. Там Люциан вдруг, почти неожиданно для себя, произнес:

— Есть очень дурная сторона в том, когда в руках у независимой девушки находятся большие богатства. Она никогда не может быть уверенной, что… — Но тут его мысли как-то странно спутались; он невольно умолк, притворившись, будто закончил свою мысль и вполне ею доволен.

— Вы имеете в виду, что у нее не может быть уверенности в нравственном праве на свое богатство? Эта мысль раньше очень смущала меня; но это уже давно прошло.

— Что за странная мысль! — почти возмутился Люциан. — Я говорил совсем не об этом. Я хотел сказать, что она не может быть уверенной в бескорыстии своих друзей.

— Это меня беспокоит еще менее. Я вовсе не ищу совершенно бескорыстных друзей, потому что их можно найти только среди идиотов и помешанных. Таких людей, основой дружбы которых бывает корысть, я не боюсь, потому что им не удалось бы скрыть это от меня. А что касается моих друзей вообще, то я не настолько безрассудна, чтобы требовать и ждать, что они совсем забудут о моем богатстве.

— Так вы не верите, что может найтись человек, которому вы были бы дороги совершенно так же, как если бы вы были бедны?

— Может быть, такие люди и есть. Но я не хочу сближаться с ними. Они бы постоянно желали, чтобы я обеднела и стала им ровней, за что я вовсе не была бы им благодарна. Я очень ценю уважение, какое возбуждает в других мое богатство. Это единственное мое оружие против зависти, которое оно вызывает в очень многих.

— Значит, вы отказались бы поверить в бескорыстие человека, который… который бы…

— Который бы захотел жениться на мне? Наоборот, я бы последняя согласилась поверить, что мужчина может предпочесть мои деньги мне самой. Если он независим по своему состоянию и может создать себе положение в обществе без моей помощи, я бы стала презирать его, видя, что он не решался жениться на мне из опасения глупых толков. Я ни могу признать мужчину вполне джентльменом, если он не стоит выше таких опасений. Но если у него нет денег, нет положения, если он не может без помощи моего богатства пробиться в жизни, я сочту его за простого авантюриста и соответственно с этим поступлю по отношению к нему, — если только не полюблю его.

— Если не полюбите его?

— Да. Если бы это случилось, это изменило бы мои чувства, мое внутреннее отношение к нему, но не повлияло бы на мои поступки. Я ни при каких обстоятельствах не выйду замуж за авантюриста. Легче освободиться от недостойной любви, чем от недостойного мужа.

Люциан ничего не ответил. Он шел большими, неровными шагами, почему-то внимательно рассматривая каменную настилку тротуара и постукивая по ней палкой. Через некоторое время он неуверенно поднял глаза на Лидию и тихо проговорил: