Джон Голсуорси - В ожидании Страница 26

— Так вот, я все скрывал. У меня хватило силы воли скрывать все в течение трёх месяцев и оставаться там, хотя я был уже в здравом уме. Только в последнюю неделю я показал им, что отвечаю за себя. Но они выжидают куда больше недели, прежде чем сообщить об этом домой. Я не хотел, чтобы они писали домой. Я хотел явиться прямо сюда, показаться таким, какой есть. Не хотел, чтобы они предупреждали Диану или ещё кого-нибудь. Я хотел увериться в себе и уверился.

— Ужасно! — чуть слышно вымолвил Эдриен.

Горящие глаза Ферза снова впились в него.

— Вы любили мою жену, Черрел, и сейчас любите. Так ведь?

— Мы остались тем, чем были, — друзьями, — ответил Эдриен.

— Вы сказали бы то же самое, если бы даже было не так.

— Вероятно. Могу утверждать одно — в первую очередь я обязан думать о ней, как делал всегда.

— Вот, значит, почему вы здесь?

— Боже милостивый! Да неужели вы не понимаете, какое это для неё потрясение? Неужели вы забыли, какую жизнь ей создали до того, как попасть в лечебницу? Или думаете, она забыла? Не лучше ли и для неё и для вас, если бы вы сначала отправились ко мне, ну, хоть в музей, и встретились с ней там?

— Нет, я увижусь с ней здесь, в моём собственном доме.

— Здесь она прошла через ад, Ферз. Вы, может быть, и правы, что скрывали своё выздоровление от врачей. Но вы безусловно неправы, когда собираетесь ошеломить этим её.

Ферз весь напрягся.

— Хотите спрятать её от меня?

Эдриен опустил голову.

— Возможно, что и так, — сказал он мягко. — Но послушайте, Ферз, вы и сами не хуже меня видите, какое положение создалось. Поставьте себя на её место. Представьте себе: вот она входит, — это может произойти каждую минуту, — и неожиданно видит вас, не зная о вашем выздоровлении, не успев свыкнуться с мыслью о нём да ещё помня, каким вы были. На что вы обрекаете себя, идя на такую возможность?

Ферз застонал.

— А на что я обреку себя, отказываясь от единственной возможности? Вы думаете, я ещё кому-нибудь верю? Попробуйте поживите так сами четыре года! Тогда поймёте. — Глаза Ферза засверкали. — Попробуйте, каково, когда за вами следят, когда с вами обращаются, как с озорным ребёнком. Последние три месяца я был совершенно нормален и насмотрелся, как со мной обращаются. Если уж моя собственная жена не примет меня таким, как я есть, — здоровым человеком в человеческой одежде, кому я ещё нужен?

Эдриен подошёл к нему:

— Успокойтесь! Вот тут-то вы и заблуждаетесь. Она одна видела вас в самое тяжелое время. Поэтому ей и будет тяжелей, чем другим.

Ферз закрыл лицо руками.

Посерев от волнения, Эдриен смотрел на него, но, когда Ферз снова открыл лицо, не смог вынести его взгляда и отвёл глаза в сторону.

— И люди ещё рассуждают об одиночестве! — выкрикнул Ферз. — Сойдите разок с ума, Черрел. Тогда вы поймёте, что значит быть одиноким до конца ваших дней.

Эдриен положил руку ему на плечо:

— Послушайте, друг мой. В моей норе есть свободная комната. Переезжайте туда, поживите со мной, пока все не наладится.

Тень внезапного подозрения набежала на лицо Ферза, взгляд стал испытующим и подозрительным, потом признательность смягчила его, но он тут же посуровел, затем опять смягчился.

— Вы всегда были порядочным человеком, Черрел. Благодарю вас — не могу. Я остаюсь здесь. Даже у зверя есть берлога. Моя — тут.

Эдриен вздохнул.

— Хорошо. Подождём её. Вы видели детей?

— Нет. Они помнят меня?

— Не думаю.

— Знают они, что я жив?

— Да. Они знают, что вы больны.

— Не…? — Ферз прикоснулся рукой ко лбу.

— Нет. Поднимемся к ним?

Ферз покачал головой, и в эту минуту Эдриен через окно заметил подходившую к дому Диану. Он спокойно направился к двери. Что делать, что сказать? Он уже взялся за ручку, когда Ферз, оттолкнув его, выскочил в холл. Диана открыла дверь своим ключом. Эдриен увидел, как смертельно побледнело её лицо под полями шляпки. Она прислонилась к стене.

— Всё в порядке, Диана, — сказал он и поспешно распахнул двери столовой.

Диана отделилась от стены и прошла в комнату мимо мужчин. Ферз последовал за ней.

— Если вам потребуется мой совет, я буду в холле, — произнёс Эдриен и закрыл дверь…

Муж и жена дышали так, словно прошли не три ярда, а пробежали сто.

— Диана! — воскликнул Ферз. — Диана!

Казалось, она утратила дар речи. Он возвысил голос:

— Со мной всё в порядке. Ты не веришь?

Она по-прежнему молча наклонила голову.

— Что же ты молчишь? Или для меня даже слов не найдётся?

— Это… это от потрясения.

— Я вернулся здоровым. Вот уже три месяца, как я здоров.

— Я так рада, так рада!

— Боже мой! Ты все так же хороша!

Неожиданно он схватил её, крепко прижал к себе и стал жадно целовать.

Когда он отпустил её, Диана, задыхаясь, упала на стул и взглянула на мужа с таким ужасом, что он закрыл лицо руками.

— Роналд… я не могу… не могу, как раньше… Не могу… Не могу…

Он опустился перед ней на колени:

— Я не хотел сделать тебе больно. Прости!

Затем, словно истощив всю силу чувства, оба встали и отошли друг от друга.

— Давай обсудим все спокойно, — предложил Ферз.

— Давай.

— Должен я уйти?

— Дом — твой. Поступай, как лучше для тебя.

У Ферза вырвалось что-то похожее на смех.

— Для меня было бы лучше, если бы и ты и все остальные относились ко мне так, как будто со мной ничего не случилось.

Диана молчала. Она молчала так долго, что у него снова вырвался тот же звук.

— Не надо! — попросила она. — Я попытаюсь. Но я должна… должна иметь отдельную комнату.

Ферз поклонился. Внезапно взгляд его мотнулся к ней.

— Ты любишь Черрела?

— Нет.

— Другого?

— Нет.

— Значит, боишься?

— Да.

— Понимаю. Это естественно. Что ж! Кто обижен богом, тот не выбирает. Что дадут, то и ладно. Не телеграфируешь ли в лечебницу, чтобы прислали мои вещи? Это избавит от шума, который они могут поднять. Я ведь ушёл не попрощавшись. К тому же я, наверное, им что-нибудь должен.

— Разумеется, телеграфирую. Я всё устрою.

— Нельзя ли теперь отпустить Черрела?

— Я ему скажу.

— Позволь мне.

— Нет, Роналд, я сама.

И Диана решительно прошла мимо него.

Эдриен стоял, прислонившись к стене напротив двери. Он посмотрел на Диану и попытался улыбнуться, — он уже угадал, чем всё кончилось.

— Он останется здесь, но будет жить в отдельной комнате. Благодарю вас за все, мой дорогой. Не созвонитесь ли вместо меня с лечебницей? Я буду держать вас в курсе. А сейчас поведу Роналда к детям. До свидания.

Эдриен поцеловал ей руку и вышел.

XVI

Хьюберт Черрел стоял на Пэл-Мэл перед клубом отца, старинным учреждением, членом которого он сам пока ещё не состоял. Он нервничал, так как питал к отцу уважение — несколько старомодное чувство в дни, когда в отце видят просто старшего брата и, упоминая о нём, употребляют выражение «мой старик». Поэтому Хьюберт не без волнения вошёл в этот дом, где люди упрямее, чем кто-либо на земле, держатся за высокомерные предрассудки своего поколения. Однако облик тех, кто находился в комнате, куда провели Хьюберта, ничем не выдавал ни высокомерия, ни предрассудков. Низенький подвижный человечек с бледным лицом и усами щёточкой, покусывая ручку, сочинял письмо редакции «Таймс» о положении в Ираке; маленький скромного вида бригадный генерал с лысым лбом и седыми усами беседовал с высоким скромного вида генерал-лейтенантом о флоре острова Кипра; квадратный мужчина с квадратными скулами и львиным взглядом сидел у окна так тихо, словно только что схоронил тётку или размышлял, не попробовать ли ему будущим летом переплыть Ла-Манш. Сам сэр Конуэй читал «Уайтейкеровский альманах».

— Хэлло, Хьюберт! Здесь слишком тесно. Спустимся в холл.

Хьюберт сразу же почувствовал, что не только он сам хочет поговорить с отцом, но и отец хочет что-то ему сказать. Они уселись в углу.

— Что привело тебя сюда?

— Я собираюсь жениться, сэр.

— Жениться?

— Да. На Джин Тесбери.

— О!

— Мы решили получить особое разрешение и не поднимать шума.

Генерал покачал головой:

— Она — славная девушка, и я рад, что ты её любишь, но у тебя сложное положение, Хьюберт. Я тут кое-что слышал.

Хьюберт только сейчас заметил, какое измученное лицо у отца.

— Все это из-за того типа, которого ты пристрелил. Боливийцы требуют выдать тебя как убийцу.

— Что?

— Чудовищно, конечно. Не думаю, чтобы они настаивали, поскольку нападающей стороной был он — по счастью, у тебя на руке остался шрам. Но похоже, что боливийские газеты подняли дьявольский шум. Все эти полукровки так держатся друг за друга!

— Сегодня же увижусь с Халлорсеном.

— Полагаю, что власти не станут торопиться.