Уильям Теккерей - "Вороново крыло" Страница 26

В те дни сэр Джордж Трам был самым знаменитым учителем музыки в Лондоне, и покровительство короля привлекало к нему многочисленных учениц из аристократических семей, одной из которых и была леди Фиц-Будл. Все это было давным-давно, — ведь сэр. Джордж еще помнил тех, кто присутствовал при первом появлении мистера Бруэма; он ведь достиг вершин славы, когда еще были живы Биллингтон и Инклдон, Каталани и мадам Сторас.

Он написал несколько опер ("Погонщик верблюдов", "Охваченные ужасом британцы, или Осада Берген-оп-Зума" и т. д.) и, разумеется, множество песен, пользовавшихся в свое время большим успехом, а потом увядших и вышедших из моды, как те старые ковры в доме профессора, о которых мы говорили выше и которые, несомненно, когда-то были так же бесподобны. Такова уж судьба ковров, цветов, музыкальных пьес, людей и самых увлекательных романов, даже наша повесть вряд ли переживет несколько столетий; но что поделаешь, к чему напрасно спорить с судьбой?

Но хотя звезда его уже закатилась, сэр Джордж и поныне сохранил свое место среди музыкантов старой школы, произведения которых время от времени исполняются на концертах старинной музыки в филармонии, а его песни все еще пользуются успехом на званых обедах, где их исполняют старые служители Бахуса в каштановых париках, приглашаемые на эти торжественные церемонии ради увеселения гостей. Старые важные особы, посещающие унылые скучные концерты, о которых мы только что упомянули, подчеркнуто выражают свое уважение сэру Джорджу; да и как, в самом деле, им не любить сэра Джорджа за своеобразную манеру, усвоенную этим джентльменом в обращении с вышестоящими? Кому же и быть распорядителем концертов во всех старомодных домах города?

Проявляя подобострастие к вышестоящим лицам, он глядит на остальной мир с подобающим: величием и добился немалого успеха именно благодаря этой изумительной и безукоризненной респектабельности. Респектабельность была его главным козырем на протяжении всей жизни, так что дамы могли спокойно вверять дочерей попечению сэра Джорджа Трама.

— Хороший музыкант, сударыня, — говорит он обычно матери новой ученицы, — должен отличаться не только прекрасным слухом, хорошим голосом, упорством и настойчивостью, но прежде всего безукоризненным поведением, насколько нам это позволяет наша грешная природа. Вы убедитесь, смею вас уверить, что молодые особы, вместе с которыми вашей прелестной дочери мисс Смит предстоит заниматься музыкой, все без исключения так же безупречно нравственны, как и эта очаровательная молодая леди. Да и как может быть иначе? Я сам отец семейства и был удостоен дружбы мудрейшего и прекраснейшего из королей, моего покойного суверена Георга Третьего; и я с гордостью могу представить своим ученицам в качестве образца добродетели мою Софи. Имею честь, миссис Смит, представить вам леди Трам.

В ответ на эту речь старая леди поднималась и делала глубочайший реверанс, — таким реверансом лет пятьдесят тому назад принято было начинать менуэт в Рэниле; по окончании церемонии представления миссис Смит уезжала домой, успев, однако, осмотреть портреты принца и ноты пьесы, которую его величество имел обыкновение играть, с собственноручными пометами его величества; после всего этого, как я уже сказал, миссис Смит уезжала домой на Бейкер-стрит, чрезвычайно довольная тем, что ее Фредерика попала к такому достойному и респектабельному учителю. Я забыл упомянуть, что во время разговора миссис Смит с сэром Джорджем профессора неизменно вызывал из кабинета чернокожий лакей, и миледи Трам пользовалась этим случаем, чтобы сообщить, когда сэру Джорджу было пожаловано дворянское звание и как он получил иностранный орден; при этом она с грустью добавляла, что, к сожалению, другие профессора музыки вращаются в ином обществе, и жаловалась на чудовищную безнравственность и распущенность, царящие в их школах. Сэр Джордж во время сезона зачастую был зван на обеды, и если какая-нибудь знатная особа приглашала его в день урока, когда миссис Смит ожидала чести принимать его у себя, она получала от него записку, в которой говорилось, что "он был бы бесконечно счастлив посетить миссис Смит на Бейкер-стрит, если бы его ранее не соблаговолил пригласить милорд Туидлдейл". Конечно же, миссис Смит показывала это письмо друзьям, взиравшим на него с подобающим трепетом; таким образом, несмотря на преклонный возраст и новые моды, сэр Джордж продолжал безраздельно царить в своих владениях, простиравшихся на милю вокруг Кавендиш-сквер. Молодые ученицы прозвали его сэром Чарльзом Грандисоном, и он в самом деле вполне заслуживал это прозвище благодаря непоколебимой респектабельности, отличавшей все его поступки.

Под покровительством этого джентльмена Морджиане и предстоял дебют на театральном поприще. Не знаю, существовало ли какое-нибудь соглашение между сэром Джорджем Трамом и его ученицей относительно доли прибыли, которая должна была перепадать из ангажементов, устраиваемых им для ученицы; несомненно, что между ними на этот счет было полное взаимопонимание, ибо сэр Джордж при всей своей респектабельности пользовался репутацией необычайно умного человека во всем, что касалось денежных дел, а леди Трам не стеснялась поторговаться в своем высокотрагедийном стиле из-за рыбы и могла выбрать баранью ножку не хуже лучшей экономки в Лондоне.

После того как Морджиана проучилась у Трама каких-нибудь полгода, он вдруг по тем или иным соображениям сделался на редкость гостеприимным хозяином и стал устраивать домашние вечера, собирая на них своих многочисленных друзей; на одном из таких вечеров, как уже было сказано, я имел счастье познакомиться с Морджианой.

Хотя обеды достойного музыканта и не были особенно вкусны, но зато у него в погребе всегда имелось превосходное вино, а приемы, которые он устраивал, и приглашаемые им гости бесспорно заслуживают описания.

Так, например, он встречал меня на Пэл-Мзл с Бобом Фиц-Урсом, к родителям которого тоже был вхож.

— Мои дорогие юные джентльмены, — обращался он к нам, — не придете ли вы пообедать с бедным сочинителем музыки? У меня найдется несколько бутылок рейнвейна "комета" и у меня будет кое-кто из известных лондонских литераторов; надеюсь, вам при вашем уме любопытно будет на них взглянуть. Должен заметить, что это преинтереснейшие особы, мои дороги юные друзья.

И мы принимали приглашение.

Литераторам же он говорил:

— У меня дома соберется небольшое общество, лорд Раундтауэрс, достопочтенный мистер Фиц-Урс из лейб-гвардии и еще кое-кто. Не оторветесь ли вы от непрестанного состязания в остроумии ради того, чтобы тихо и мирно отобедать с несколькими простыми смертными, принадлежащими к лондонскому свету?

Литераторы немедленно покупали новые атласные галстуки и белые перчатки и были в восторге от сознания, что они вращаются в высшем свете. Его высочеству герцогу*** и достопочтенному сэру Роберту*** следовало бы придерживаться точно такого же способа объединения людей, вместо того чтобы приглашать на обед по разу в год то двенадцать членов Королевской академии, то дюжину писателей или ученых, как это у них заведено. Не следует приглашать на обед одних только художников, как созывают фермеров-арендаторов, надо умело сочетать людей искусства с представителями высшего света. Вот, например, один из представителей последней категории Джордж Сэвидж Фиц-Будл, который… Впрочем, вернемся к сэру Джорджу Траму.

Мы с Фиц-Урсом вошли в старый мрачный дом, где лакей-негр провел нас вверх по лестнице и доложил:

— Мисса Фиц-Будл и достопочтенный мисса Фиц-Урс!

Было очевидно, что леди Трам дала соответственные наставления своему чернокожему лакею (ибо, насколько мне известно, в наружности моего друга нет ничего особенно почтенного, если только не считать его непомерного косоглазия). Леди Трам, напоминая собой башню, что против моста Ватерлоо, стоит наверху и обращается к нам с приветствием, изъявляя удовольствие принимать под своей кровлей детей двух лучших учениц сэра Джорджа. У старинного камина сидит дама в черном бархатном платье, с которой оживленно беседует какой-то полный джентльмен в очень светлом сюртуке и пестром причудливом жилете.

— Это звезда сегодняшнего вечера, — шепнул хозяин, — миссис Уокер, или "Вороново крыло". Она разговаривает с знаменитым мистером Слэнгом из… театра.

— Она и в самом деле хорошо поет? — спросил Фиц-Урс. — Мне кажется, она очень хороша собой.

— Мои дорогие юные друзья, вы услышите ее сегодня. Я слыхивал лучших певиц Европы и могу смело поклясться, что она им не уступит. Она наделена красотой Венеры и умом Музы. Это настоящая сирена, сэр, только совершенно безопасная. Она целиком поглощена своим горем и своим дарованием, и я горжусь тем, что благодаря мне в ней развились все эти дотоле скрывавшиеся несравненные достоинства.