Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу Страница 27

Часто, конечно, очень хорошо, когда поменьше народа бросается на место катастрофы. Но вполне естественно, что всякий забудет докурить свою трубку, всякий поднимет голову и даже слегка вздрогнет. Всякий. Без всякого сомнения.

Будь я английским королём, я шепнул бы кое-что на ушко моему народу. И мой народ стал бы самым великолепным народом на всём свете...

Коляска, обогнавшая нас вчера, теперь нагнала нас. Русская семья обедает, даёт лошадям отдыхать каких-нибудь три четверти часа и снова едет дальше. Тут и Корней подаёт свою коляску и хочет уезжать одновременно с ними. Остаётся ещё три четверти часа из тех четырёх часов, которые он требовал на отдых; но Корней вдруг стал уступчивым, он хочет воспользоваться случаем иметь попутчиков. Он останавливается позади другой коляски и делает нам знаки. Но мы не обращаем на него внимания. Он начинает кричать, браниться, он посылает к нам даже русских, чтобы те поговорили с нами на каком-нибудь европейском языке и как-нибудь заставили бы нас сдвинуться с места. Но мы неподвижны. Русские уезжают.

Корней стоит и смотрит вслед уезжающей коляске и бранит нас. Мы предоставляем ему браниться. У этого Корнея всё как-то навыворот: если бы мы не согласились дать ему четыре часа на отдых, то он во что бы то ни стало добился бы этого, а теперь, когда мы согласились на эти четыре часа, он отказывается от них. Но если он ожидал какой-нибудь прибавки за то, что не вёз нас в облаках пыли, поднимаемой коляской, которая едет впереди нас, то он жестоко ошибался. Он не получит никакой прибавки. Потому что он всю дорогу только и делал, что досаждал нам.

Мы мучаем Корнея не более получаса, потом садимся в коляску. Корней угрюм и зол и гонит лошадей, словно на зло нам хочет догнать первую коляску. Если Корней останется верен себе, насколько мы его знаем, то ему очень скоро надоест гнать своих лошадей.

Мы едем по широкой равнине и видим, как дорога желтеет далеко впереди нас среди зелёной местности. Немного спустя нам попадается кукуруза. Теперь мы находимся на высоте Тифлиса, около четырёхсот пятидесяти метров над уровнем моря, теперь у нас всё время ровная дорога. Местность здесь плодородная; кукуруза, которой, по старой поговорке, нужно сто дней тепла, хорошо созревает здесь. Вдоль дороги стоят пирамидальные тополи, ивы, дикие фруктовые деревья; холмы становятся всё ниже, перед нами вдали синеют горы, но и они кажутся теперь низкими.

У одного водопоя Корней слезает с козел, осматривает каждую лошадь и поливает им головы водой. К нему снова возвращается его молоканская осторожность, так как он заметил, что его быстрая езда не вызывает нашего протеста, и, начиная отсюда, он снова, как прежде, едет ровно и спокойно. Да это и не лишнее: жара нестерпимая, мы должны держать руки под фартуком, иначе солнце жжёт сквозь перчатки.

Вдали мы видит замок с громадными башнями, но вообще вокруг расстилаются поля, луга, изредка попадаются деревья, маленькие грузинские домики из кремня и глины, пашущие волы.

Раза два нам попались навстречу повозки с парусиновым верхом, запряжённые волами, которые плетутся ленивым шагом. В повозках сидят и лежат люди другого типа, цыгане, кочевые татары с бронзовой кожей. В одной повозке было десять человек, одна молодая девушка в красном платке сидит прямо в красивой позе и смеётся нам, показывая белые зубы.

Мы подъезжаем к развалинам огромного замка из камня и глины — это целый хаос из массивных стен. Стены потрескались, но некоторые из них достигают ещё метров пятидесяти в вышину; два флигеля того и гляди обрушатся.

Может быть, это один из многих дворцов царицы Тамары, рассеянных по всей Грузии. Немного дальше от этих развалин мы видим два строения, напоминающие храмы и окружённые множеством жилых домов: это монастырь и церковь на противоположных сторонах дороги, оба очень похожи друг на друга по своей старинной и своеобразной архитектуре. Множество домов, которые гнездятся вокруг них, портят впечатление; некоторые из этих домов двухэтажные, все в современном стиле, со ставнями у окон и черепичными крышами, все очень скучные, глупые и производят впечатление каких-то пошлых выродков.

Но вот мы приближаемся к большому замку, который видели ещё издали. Это не развалины, это общая масса, состоящая из всевозможных флигелей и надстроек, круглых, четырёхугольных; но огромное главное здание совершенно круглое и напоминает башню Святого Ангела в Риме44. Замок хорошо сохранился, и в нём живут люди, это — замок Арма-Цике, самая старинная резиденция в стране. Мы слышали, что теперь он обращён в монастырь, но подробностей я не знаю.

Мы проезжаем мимо лесопильного завода, он работает не при помощи пара или воды, а человеческой силой. Четверо человек стоят по двое с каждой стороны и исполинской пилой пилят доски. Они стоят с непокрытыми головами, одетые в красную фланель с ног до головы. Весь их вид и их безостановочное движение вверх и вниз над пилой делает их похожими на фигуры, вырезанные из дерева и окрашенные в красный цвет.

Наконец мы приезжаем на станцию Мцхета.

Тут Корней в последний раз старается выжать из нас некоторую выгоду для себя: он оборачивается на козлах и предлагает нам ехать отсюда до Тифлиса по железной дороге. В таком случае нам пришлось бы сперва ехать в город на вокзал, который находится в стороне, затем ждать поезда, возиться с нашим багажом в эту жару и наконец тратиться на билеты. Я показываю Корнею вперёд прямо под самым его носом и говорю слово, которое разрешает всё: Тифлис! И Корней с недовольным надутым видом едет несколько быстрее.

Города Мцхета мы почти не видели. Он расположен при впадении Арагвы в Куру, это один из древнейших городов Грузии и раньше был столицей края. Я читал, что город теперь обеднел и весь в развалинах; наиболее достопримечательное здание в нём — собор IV века45. Здесь погребены грузинские цари.

Едва отъехав от города, мы опять очутились перед шлагбаумом, где Корнею снова приходится показывать квитанцию, удостоверяющую, что он уплатил дорожную подать. Несколько выше по горе проходит поезд из Баку, мы насчитываем сорок шесть цилиндрических керосиновых цистерн-вагонов. Нас охватывает удушливый запах нефти.

Теперь телеграф в двенадцать проволок. Мы приближаемся к Тифлису.

Мы едем всё время вдоль берега реки Куры. Кура величественна и красива. Мы должны пересекать полотно железной дороги; но перед нами спускают шлагбаум так как должен пройти поезд, и нам приходится ждать. Поезд наконец проносится, в нм снова сорок восемь керосиновых вагонов, он грохочет среди гор, словно водопад. Но вот шлагбаум подымается, и мы едем дальше.

Наконец вдали показался Тифлис, он представляется нам группой точек, каким-то отдельным миром. Над городом висит туча дыма. Итак, это Тифлис, о котором писали многие русские поэты и который так часто является местом действия для русских романов. На мгновение я превращаюсь в юношу, с изумлением смотрю вперёд и слышу, как стучит моё сердце. У меня такое же чувство, какое я испытывал, когда должен был в первый раз слушать Георга Брандеса46. Это было в зале копенгагенского университета. Нам пришлось бесконечно долго стоять в дождливую погоду на улице, тесня друг друга, перед запертой дверью; но вот дверь раскрылась, и мы галопом бросились вверх по лестнице, в коридор, а оттуда в какую-то залу, где я нашёл себе место. Потом нам долго пришлось ждать, зала наполнялась, стоял гул голосов и смешанный говор. Но вдруг наступила тишина, мёртвая тишина, я слышал биение моего собственного сердца, и вот он взошёл на кафедру.. Однако оказалось, что я сам мог говорить гораздо лучше. Ну, конечно.

Мы проезжаем по бесплодной, пустынной и песчаной равнине, над дорогой стоит густая неподвижная туча пыли, мы встречаем почту. Вооружённый курьер наигрывает что-то на своей зурне, я приподнимаю свою шляпу, курьер кланяется в ответ и, проезжая мимо, продолжает играть. Нам попадается навстречу всё больше и больше волов, ослов и погонщиков, экипажей, всадников и рабочих возов с кладью. Тут мы встречаем также пьяных, чего нам не приходилось видеть за всю нашу поездку через горы. Потом мы въезжаем в город. Быстро смеркается, на улицах и в домах зажигаются огни, на улицах взад и вперёд снуют люди. Время от времени проходит перс в большом тюрбане и с длинной бородой, — он идёт среди этой суетящейся толпы с невозмутимым спокойствием. Его походка напоминает походку верблюда.

Но вот дело дошло до расплаты с Корнеем. Получив плату, он требует на чай. Я прошу переводчика передать Корнею, что он совсем не заслужил денег на чай. Когда Корнею объясняют, почему именно он не заслужил никакой награды, он делает такой вид, будто никогда в своей жизни не видал более странной княжеской четы. Он ровно ничего не понимает. В конце концов он всё-таки получает рубль на молоко. Однако Корней Григорьевич недоволен такой маленькой наградой и он начинает браниться, и бранится так долго и так яростно, что его наконец выпроваживают из гостиницы.