Грэм Грин - Тайный агент Страница 29

Угловатая девица захихикала. Она была удивительно непривлекательна. На ней были большие мужские часы и брошка в виде собаки.

— Пожалуйста, — буркнул немец. — Пойдем, Уинифред. — Он натянуто поклонился Д. — Корда, — сказал он, — корда.

— Корда?

— На энтернационо это — сердце.

— А, да-да.

— Мне страшно нравятся английские девушки, — пояснил немец.

— Вот как?

— Они так невинны. — Немец снова поклонился и закрыл дверь.

Д. набрал номер лорда Бендича.

— Мисс Каллен дома?

— Мисс Каллен здесь не живет.

Ему повезло: ответила женщина, а не дворецкий, который мог запомнить его голос. Он сказал:

— Я не могу найти ее в телефонном справочнике. Не дадите ли вы мне ее номер?

— Не знаю, могу ли я это сделать.

— Я ее старый друг. Приехал в Англию всего на день-два...

— Простите, но...

— Она будет очень огорчена...

— Простите...

— Она несколько раз специально просила...

— Мэйфэр 3012.

Он набрал номер и стал ждать. Приходилось надеяться, что мисс Карпентер не отпустит мистера К. Он хорошо знал, что условности бывают сильнее страха, особенно когда это страх неопределенный и расплывчатый. Научиться бояться — это тоже наука. Он спросил:

— Мисс Каллен дома?

— Не думаю. Подождите.

Даже если он сам не получит угля, нужно хотя бы помешать Л. И кроме того, доказать, что убийство... было убийством.

Внезапно раздался голос Роз:

— Алло. Кто это?

Он сказал:

— Мое имя Глоувер.

— Что вы хотите? Я не знаю никакого Глоувера.

— Я живу в Честер-гарденс, дом номер три. Почти рядом с посольством.

На другом конце провода воцарилось молчание. Он сказал:

— Конечно, если вы верите в эту историю... с самоубийством или если вы тоже думаете, что я и в самом деле не Д., можете сегодня же вечером поднять на ноги всю полицию.

Она не отвечала. Может быть, повесила трубку? Он сказал:

— Девочку все-таки убили. Отлично придумано, а?

Ее прорвало наконец:

— Вас волнует только это?

Он сказал:

— Я убью того, кто это сделал... Я не знаю точно, кто именно. И не хочу ошибиться. Нельзя позволить себе убивать невиновных.

— Вы по-прежнему сходите с ума. Разве нельзя выбраться отсюда и уехать домой?

— Меня, возможно, расстреляют. Хотя это и не имеет большого значения... Но мне не хотелось бы, чтобы Л....

Она сказала:

— Вы опоздали. Они подписали контракт.

— Вот этого я и боялся... Вам известны условия контракта? Я не представляю, как они могут надеяться вывезти уголь, не нарушив соглашение о нейтралитете.

— Я спрошу Фурта.

— Он тоже подписал?

— Да, он подписал.

За дверью опять забренчало пианино, кто-то запел. Песня тоже пелась как будто на энтернационо: то и дело повторялось слово «корда». В трубке снова послышался ее голос:

— Он больше ничего не мог сделать. — Она оправдывала его. — Когда подписали остальные... все...

— Да, конечно.

Он почувствовал странный укол ревности из-за того, что ей хотелось защитить Форбса. Так онемевшая рука начинает снова чувствовать, и первое, что она чувствует, — это боль. Он не любит ее. Он давно не может любить ни одного живого человека, но тем не менее ощутил этот укол. Она сказала:

— Откуда вы звоните? Все время какие-то странные звуки...

— Я на студенческом вечере. У них это так называется. Вечер школы энтернационо.

— Боже, какой вы осел! — сказала она с отчаянием. — Неужели вы не понимаете, что у них есть ордер на ваш арест. Сопротивление полиции. Поддельный паспорт. Бог знает что еще.

Он сказал:

— Здесь самое безопасное место. Мы сидим и едим пирожные.

— Ну что вы за балбес, ей-богу! — сказала она. — Вы же взрослый человек, вы обязаны о себе позаботиться.

Он сказал:

— Вы спросите у Форбса то, что хотели?

— Когда вы говорили, что собираетесь кого-то убить, вы ведь не имели в виду?..

— Имел.

В ее голосе зазвучал гнев:

— Значит, вы любили эту потаскушку?

— Нет, — сказал он. — Не больше, чем других. Сегодня у нас было четыре воздушных налета. Наверное, кроме нее, они убили еще пятьдесят или сто детей...

Он внезапно осознал, как все это было глупо. Он тайный агент, посланный для заключения сделки, определяющей судьбы его страны. Она — дочь лорда, у которого он хотел купить уголь, столь необходимый его стране. Кроме того, она — возлюбленная некоего мистера Форбса, контролирующего семь угольных шахт и содержащего любовницу в Шепердс-маркет (впрочем, это к делу не относится). Управляющая гостиницей или мистер К. убили ребенка — они действовали, очевидно, по поручению тех, кто послал Л., хотя находились на службе у тех же людей, что и Д. Такова ситуация — с точки зрения стратегии, политики и уголовного кодекса. И, несмотря на это, они разыгрывают сцены ревности, будто нет войны и время ничего для них не значит.

Она сказала:

— Я не верю. Вы любили ее.

— Ей было только четырнадцать лет, насколько мне известно.

— О, я полагаю, вы достигли того возраста, когда ищут утешения у молоденьких.

— Нет.

— Но вы же не станете здесь... Я имею в виду убийство... понимаете? Они повесят вас. На такое идут только ирландцы. И их всегда вешают.

— Что ж, — сказал он неопределенно.

— Ах, черт возьми, — сказала она. — Все время была открыта дверь. — Потом, после паузы, добавила: — Я, возможно, выдала вас. Они, наверное, догадались... Они ведь читали газеты. Возможно, и Скотленд-Ярд подслушивает. Им ничего не стоит спуститься вниз и набрать по другому телефону три девятки.

— Кому «им»?

— Горничной или моим друзьям. Никому нельзя верить. Уходите. Вам нельзя там оставаться.

— Да, — сказал он. — Пора двигаться. Бона нуче.

— Это еще что за чертовщина?

— Энтернационо, — сказал он и повесил трубку.

Он открыл дверь в гостиную. Людей поубавилось, да и пирожных тоже. Мистер К. стоял около мисс Карпентер, которая, болтая без умолку, не отпускала его от себя. Д. направился к ним, и мистер К. вздрогнул. Д. пришло в голову, что он не похож на тех, кого убивают. С другой стороны, он — предатель и вполне заслужил смерть. Возможно, это неспортивно: К. — слишком легкая жертва. Но его смерть будет предостережением для остальных предателей. Д. сказал мисс Карпентер:

— Боюсь, мне придется похитить у вас вашего спутника. — При этом он надел перчатки и подумал, что их уже больше нельзя снимать.

— Я не пойду, — сказал мистер К., и мисс Карпентер кокетливо надула губки.

— Право же, это очень важно, — сказал Д. — Иначе я не стал бы лишать вас его общества.

— Не понимаю, — игриво сказала мисс Карпентер, — что за секреты такие?

— Я был в своем посольстве, — сказал Д. Его воображение заработало. Он никого не боялся. Наступила его очередь внушать страх, и он чувствовал странное веселье, он едва удерживался от смеха. — Мы обсуждали возможность основания центра по изучению энтернационо в нашей стране.

— Как вы говорите? — спросил доктор Беллоуз. Он появился около буфета с черноволосой женщиной средних лет, одетой в платье из розового кретона. Его голубые глазки возбужденно сияли. — Сейчас, во время войны?

— Какой смысл, — философствовал Д., — отстаивать то или иное общество с оружием в руках, если мы одновременно не укрепляем его изнутри? — Он слегка ужаснулся простоте, с которой он произнес эти слова, и одновременно почувствовал сожаление: безумные, несбыточные грезы вселял он в обитателей этого невзрачного заведения. Глаза старого либерала наполнились слезами. Доктор Беллоуз был в восторге:

— И в конце концов в этом горниле страданий зародится некий лучший мир?

— Теперь вы понимаете, почему я и мой соотечественник должны немедленно покинуть вас.

Это была совершенно нелепая выдумка, но во что только не поверят те, кто надеется на осуществление своей мечты. Все люди в этой комнате жили в нереальном мире, высоко над Оксфорд-стрит, в безмятежном ожидании чуда. Доктор Беллоуз весь сиял:

— Я бы ни за что не поверил в это сегодня утром... сколько лет... исполняется мечта моей жизни. — Он протянул Д. руку. Все смотрели на него. Мисс Карпентер вытерла слезы. — Да благословит вас Господь.

Мистер К. сказал:

— Я не пойду. Мне не хотелось бы... — Но никто уже не обращал на него внимания. Леди в кретоне восторженно подвела его вместе с Д. к лифту, еще раз поблагодарила их... От страха К. позабыл английский и начал на языке, понятном лишь Д., умолять всех обождать и выслушать его. Он выглядел больным и разбитым. Он пытался объясниться на энтернационо, сказать хоть что-нибудь. Побелевшими губами он повторял: «Ми корда, ми корда», — но в этот момент все словно забыли энтернационо, лифт захлопнулся, и они стали спускаться вниз. Проплыло мимо лицо доктора Беллоуза, пуговицы жилетки, ботинки — он носил ботинки. Мистер К. взмолился: — Вы не посмеете ничего сделать. Ничего.

Д. сказал:

— Вам нечего бояться, если вы не участвовали в ее убийстве. Идите рядом со мной. Не забудьте, что у меня есть пистолет.