Сибирская роза - Анатолий Никифорович Санжаровский Страница 29

— П-почему? — привстала от изумления Таисия Викторовна. — И вы сживаете меня с места?… Ни с сеча ни с плеча…[54] Какая-то мизгирова сеть…[55] Если уж изъясняться на языке ваших настенных правил, так рядом с пунктом про благодарность есть и такой: будь справедливым особенно в отношении к подчинённым.

— Именно чувство настоящей, нас-то-я-щей, а не видимой, призрачной справедливости и вынуждает меня не восстанавливать вас.

— Это что-то из серии доморощенной оригинальности, — тонко пискнула Таисия Викторовна. — Как ножом по обуху резанули…

— Нет, это из серии «Хочешь жить — вертись с умом».

— То есть, «когда хочешь выиграть, прикинься глупцом, это принесёт больше пользы»? — выхватила она совет из-под стекла.

— Не совсем… Однако… Что-то в этом направлении… Я могу вас восстановить. А зачем? Я смотрю чуточку дальше завтрашнего дня…

— Но до завтра надо ещё дожить.

— Доживёте! — с апломбом заверил Бормачёв. — Куда вы денетесь? Но пока мы живём в сегодня, давайте о том, что мы имеем на эту минуту. Ситуация для вас в диспансере сложилась архитрудная. Тупиковая ситуация…

— Из тупика выходят по тому… по тем же рельсам, по которым и загоняли в тупик. Не так ли?

— Так. Но чтобы вас вернуть, надо убрать с вашего места мадам Желтоглазову. А это значит, что мне предстоит выйти один на один с самим Кребсом. С дядюшкой Кребсом! Я не боюсь за свой выход. Ещё вчера, до встречи с вами, я б не вышел, а теперь, послушав вас, я «звероподобен». Во мне проснулось что-то отважное, я не знаю ему названия, но оно есть, оно зажило во мне. Я знаю, мой выход чреват. Всемогущий дядюшка навалится в ответ расшатывать мой тронишко с инвентарным номером 1955, — Бормачёв тенькнул ногтем в жестянку с выдавленным номерком на боку стола как раз с той стороны, где сидела Таисия Викторовна. — Расшатает и я со своего трончика ухнусь, как голый цыплок из гнезда. С этой минуты это меня не страшит. Мне не важно удержаться на своей инвентарной седушке, мне важней помочь вам. А как? Ну, верну я вас в диспансер. Думаете, начнёте спокойнушко работать? Вспом… покопайтесь в голове, вспомните, как с вами обходились… Сплетни, будто бы вы вербовали больных на своё лечение — и без вербовки отбоя нет! Подлоги в диагнозах ваших больных. Ни одной врачебной пятиминутки, чтоб кто-нибудь не кольнул вас. Угрозы судом. И тэдэ и тэпэ… Вас всё это веселит? Вы ко всему этому жаждете вернуться? Я знаю, вы смелая, не мешком пуганая… Но!.. Вас вынудят уйти. А не уйдёте сами, на пустяках свалят по всем правилам профессиональной склоки, и никто и ничто вас не спасёт. А может, вам зудится просто доказать им силу? Может, хотите придти, чтоб эффектно уйти по собственному желанию? Тогда зачем вам этот дешёвый фарс? Конечно, вам бы, по-хорошему, нужно работать именно в диспансере. С Грициановым и Желтоглазовой, с этими гнутыми,[56] не проблема найти общий язык. Грицианов человечек безвредный. Я знаю все его слабости, поскольку сильных сторон у него нет. Мечется, как карась на сковородке, с кандидатской. Даже подключил двух лобешников. В шесть рук строчат уже не первый год. Но что? Сие миру неведомо… Не поднимала б норку и Желтоглазова, не будь дядюшки. Дядюшка… Кребс… Во-он откуда несёт сквознячком… Во-он кто вами дышит… И Грицианова, И Желтоглазову дёргает за ниточку дядюшка. Раз дёргает, они и дёргаются, порой и сами тому без радости. Кребс главный гинеколог в городе. Консультирует у себя в клинике институтской, консультирует и в диспансере. Как через такую гору вам перепрыгнуть? Иэ-эх!.. Несподручно бабе с медведем плясать, как бы юбку не порвать… Это трио бандуристов вырывает у вас пустую, уже без мяса, без мозга, сухую со спичку косточку — диспансер. Я вам напрямок скажу… Возьмите разводную… Киньте вы им красиво эту никчемушку. Киньте! Будь она прончатая!.. Отступите! Тигр перед прыжком отходит и приседает… Вы ж ни срезанного ноготочка не теряете! Зато сбережёте всё — силы, нервы, радость в работе! — и пойдёте дальше. Отсутствие видимой борьбы — это тоже борьба и самая действенная!

— Пока это туман… нулевая видимость… — уныло поду мала вслух Таисия Викторовна. — Да куда и с чем я пойду, если очутилась на самой мелкой мели… раку по щиколотку… Без работы, без денег…

Бормачёв смутился, замолчал.

Молчала и Таисия Викторовна, выжидая, что же ещё он скажет.

— Я недалеко скажу, вы уберегли главное, — с ласковой настойчивостью заговорил Бормачёв. — Не поддались на делёжку борца. Костища эта сахарная, здоровенная, и по оплошке согласись вы делиться, блинохват Кребс проще простого вырвал бы её у вас и заиграл бы всю. Ох уж эти учёные! Они, наверно, потому называются учёными, что учёны тому, как и у кого что стоящее уморщить. Самим дотумкать — шариков невдохват, а хапнуть готовенькое — они тут как тут. То стащат что у природы, то у травника. Ну, разве секрет, что часто и густо научная медицина добывает свои новшества из недр копилки народной? То, что народная делала веками, научная нынче объявляет открытием. И преподносит его так, будто бы она сама до всего до этого доехала. А чтоб за народной признать хоть какую малость и преподнести её научно пригодной, так сказать, к употреблению — ни Боже мой! Сама не может, но и наперёд себя уж не пустит. А до чего эта дамесса спесива, чванлива, глупа, как лесковская купоросная фея? Глупа! Зато в чине учёной. Каково? Иные шустрые учёнишки попросту шельмуют народную медицину и очень, и очень напрасно. Переживём мы свою смутную полосу, не развалимся. Само время повернёт учёную даму лицом к народной медицине. Хочешь не хочешь, а ещё ка-ак повернёт! Ещё расплеснётся у нас же в Борске институт народной медицины. Станут испытывать народные методы. И испытав, и утвердившись, запустят широко в практику, во все учебники. Верю, как в утро, пробьёт час, будут люди выбирать между народной и научной медициной. Лечиться человеку — он на разгувилке. Идти в какую поликлинику? В какую больницу? К народникам или к официальщикам? Люди умные, скоро поймут, к кому им пришатнуться. Тогда наука живей завертится. А сейчас… Это