Марсель Прево - Полудевы Страница 3

Она, по-прежнему стояла, облокотившись о камин, и слушала его. Он продолжал прерывающимся голосом:

– Особенно тот раз… помнишь твой последний приезд ко мне… 3-го января. Как ты хороша, Мод, я ничего в своей жизни не видел лучше тебя… И ты не хочешь более прийти ко мне?

Она медленно повернулась:

– Ты несправедлив! Разве я не принимаю тебя здесь, сколько тебе вздумается? Разве за нами здесь следят? Не остаешься ли ты в моей комнате, сколько тебе хочется? Мама перестала видеть в этом что-нибудь особенное, и наша прислуга хорошо вышколена.

– Нет, – возразил Сюберсо, – это совсем другое, здесь или у меня. Ты говоришь, что прислуга ваша вышколена, за себя я, кажется, ничего не боюсь, смеюсь над пулей и ударом шпаги; но меня смущают эти угрюмые лица Жозефа и Бетти… Твоя мать слепа, она ничего никогда не увидит, но, тем не менее, мне неловко входить к ней, и я доволен, когда не застаю ее. А Жакелин?

– О, Жакелин… ребенок.

– Который все видит и умеет показать нам это.

Мод подошла к Жюльену и протянула губы для поцелуя.

– Я тебя люблю… Разве этого не достаточно… Неужели, тебе необходим мещанский комфорт в любви? Взгляни на меня: неужели не стоит немного пострадать ради того, чтобы обладать мной?

Жюльен проговорил печально:

– Ты никогда не принадлежала мне.

– Не говори так. Это неблагодарно с твоей стороны. Ты дурно любишь меня. Я отдала тебе все, что могла.

– Скажи только, что придешь еще, – проговорил он.

– Куда?

– На улицу Бом. Ко мне…

Она сделала нетерпеливое движение:

– Опять! Да я же сказала тебе, что за мной следят. Эта противная Учелли, от которой ты отказался… Она ненавидит меня за то, что ты любишь меня… Я уверена, она выслеживает меня со своей итальянкой. Ты смеешься? Но, ведь, тебе известно, что я не девчонка и из-за пустяков не стала бы беспокоиться. Оба раза, что я была у тебя, она знала или, по крайней мере, догадывалась.

– Я сменю квартиру.

– Нет, не стоит; положись на меня, дай устроить так, чтобы нам можно было чаще и удобнее видеться, а пока нужна пауза. Сейчас я, больше чем когда-либо, должна быть осторожна.

Жюльен с удивлением спросил:

– Почему больше чем когда-либо?.. Разве что-нибудь назревает?

– Может быть, – проговорила Мод.

Молодой человек побледнел и с минуту молчал; потом сказал, стараясь казаться спокойным:

– Можете вы… сказать мне… в чем дело?

– Да, – медленно отвечала Мод, смотря на него в упор. – И расскажу вам все, если вы будете тем, каким я имею право желать, чтобы вы были.

Жюльен в знак согласия кивнул головой. И оба, по-видимому, совершенно легко приняли тон и манеры светских, равнодушных друг к другу людей. Мод продолжала:

– Хорошо, вот в чем дело, я скажу вам в двух словах. Полгода назад (видите, как давно), на водах в Сент-Аманде мы познакомились с мадам де Шантель, приехавшей туда из провинции лечиться. С ней была 15-летняя дочка, довольно хорошенькая, но совершенно ничтожная; а ее сын, Максим, приехал к матери за несколько дней до окончания лечебного курса.

Тут она остановилась и прислушалась.

– Кажется, звонят?..

– Да, – сказал Сюберсо. – Я тоже слышал. Вот отворяют дверь… Неужели уже гости?

– Нет, это ко мне одна молодая девушка… Да вы должны ее знать… это Дюруа… Этьеннет Дюруа…

– Дочь Матильды Дюруа?

– И сестра Сюзанны, вашей прежней пассии.

– Уж и пассии!..

– Нет?.. а говорят, вы были первым у неё.

– Разве с этими девицами можно знать, кто у них первый и кто последний, – раздраженно возразил Жюльен. – Впрочем, это все равно. Но, если позволите, лучше мне не встречаться с сестрой. К чему она вам?

– Она воспитывалась со мной в монастыре, и я слышала, что она совершенно достойно живет с матерью. Но я не знаю, что ей от меня надо. Мы были хорошими подругами с ней, и я рада ее видеть…

В дверях показалась кислая физиономия Жозефа.

– Пришла та мадемуазель, – доложил он.

– Я ухожу, – сказал Сюберсо.

– Пройдите через большой зал. До вечера, договорились? Приходите в половине шестого. Мама выйдет… Проводите мадемуазель прямо сюда, через галерею, – сказала она слуге.

Провожая до двери большего зала поникшего головой Жюльена, Мод сказала ему еще раз:

– Приходите… он будет… Я хочу, чтоб вы пришли. – А когда он переступил порог комнаты, она тихо шепнула ему:

– Я люблю тебя!

Глава 2

Гостью провели в маленький салон; это была миниатюрная блондинка, немного полная, с серыми глазами и мелкими чертами лица. Она пугливо, подобно пойманной перепелке, выглядывала из меха своей шубки, в своей шляпке из перьев.

Увидав приближающуюся к ней Мод, такую высокую, роскошную точно великосветская дама, она робко проговорила:

– Здравствуйте, мадемуазель… Я вас…

Но Мод перебила ее веселым поцелуем.

– «Мадемуазель»!?.. «Вы»!?.. Прошу оставить эти церемонии и говорить со мною по-пансионски.

Этьеннет, зардевшись от удовольствия, с восторгом обняла подругу.

– О, как мило с твоей стороны, что ты не забыла. А я-то стеснялась прийти, боясь, что ты дурно примешь меня.

– С чего бы это, великий Боже? – спросила Мод, усаживая подругу, и сама садясь рядом с ней.

– Да потому что… Боже мой… от монастыря осталось одно воспоминание… Прошло уже более четырех лет. Для многих этого достаточно, чтобы забыть, – и потом прибавила, понизив голос, – я думала, что, зная мое положение…

Мод рассмеялась.

– Неужели ты думаешь, что я в монастыре не знала этого «положения», как ты выражаешься?

– Как!? ты знала? Тебе передавали?.. Но от кого же ты слышала?

– Ну… От Тессье, например… Старший, Поль, который с прошлого года сенатором, был близок с этим депутатом Оды, с мистером… как его?

– Мистером Аскеном? – подсказала гостья и прибавила на утвердительный знак Мод, немного покраснев, но без замешательства, – это был мой отец. Он умер два года тому назад…

– О! твой отец? Этого я не знала. Слышала только, что он бывал у твоей матери с обоими Тессье и Сюберсо.

– Мистер Сюберсо был секретарем моего отца. Он…

Она остановилась, опять сконфузившись, как в начале визита, Мод взяла ее за руку:

– Полно, Тьенет, не стесняйся. Говорю тебе, что я все знаю, все… Знаю и историю Жюльена с твоей сестрой Сюзанной.

– Я была уверена в этом, – сказала девушка, отирая глаза, – весь Париж знает об этом… Сестра моя такая сумасшедшая, так компрометировала себя с Сюберсо, а после него и с другими… Но Жюльен все-таки нехорошо поступил с нами. Отец очень любил его, мама принимала как родного; ему не следовало трогать Сюзанну. А после разрыва с ней, представь, он даже и не показался у нас. А между тем, он знает, что мама больна. Одним словом, я его не люблю.

Мадемуазель де Рувр сказала серьезно:

– Не говори дурно о нем, Тьенет, Жюльен наш друг.

Этьеннет порывисто и нежно обняла подругу и почти умоляющим тоном проговорила:

– О! прости меня, я не знала… Он твой друг? Вот видишь, в первый раз, только я пришла, уже доставляю тебе неприятность… Ты не сердишься на меня?

– Нет, не сержусь, – отвечала Мод, целуя ее в лоб. – Скажи теперь, чем я могу тебе помочь? Вероятно, ты ждешь какой-нибудь помощи от меня?

Та покраснела.

– Да… Верно, ты очень нужна мне, если я решилась прийти к тебе… Я так много вытерпела в своей жизни, благодаря маме и Сюзанне, но ты такая добрая, и я благодарю тебя. Вот в чем дело. Я хотя и молода, но уже успела убедиться, как это ужасно быть в зависимости от мужчины. Ты понимаешь, конечно, что в среде, где я жила, за мной ухаживали.

– Еще бы! Ты и была хорошенькая, а теперь совсем прелесть.

Подруга улыбнулась в знак благодарности, хотя и видно было, что к комплиментам она была равнодушна.

– Между нами, – сказала она, – один господин, которого ты знаешь (только об этом надо молчать, я одной тебе говорю), господин Тесье…

– Гектор?!

– Нет, брат его… сенатор, помощник управляющего Французским банком; он часто бывал у нас еще при отце и любил меня, как маленькую девочку… Теперь, кажется, я ему нравлюсь … иначе…

– Так пусть женится, – решила Мод.

Этьеннет грустно улыбнулась:

– О! Что ты! Это невозможно!

– Из-за его богатства?

– Нет. Я думаю, что моя бедность не остановила бы его. Но, знаешь, все остальное… Не будем говорить об этом, ты понимаешь, мне тяжело. Поль Ле Тессье, в самом деле, не может быть братом Сюзанны Дюруа.

«И зятем Матильды Дюруа, – подумала Мод. – Она права».

– Бедняжечка! – произнесла она вслух.

– Итак, мне остается, – продолжала Этьеннет тем же покорным тоном, – сделаться его любовницей, так как из всех, кто за мной ухаживал, я все-таки более других люблю его, потому что он добрый… Немного эгоист, это правда, но ведь мужчины все такие. А этот страдает за тех, кого любит, а это уже много значит. Только… может быть, покажется глупым то, что я хочу сказать… я не могу решиться сделать этот шаг. Темперамент ли у меня от природы такой, или эта порядочность привилась ко мне вследствие отвращения, которое я получила ко всему виденному в жизни, – не знаю… Я не осуждаю никого и совсем не уверена, чем закончу сама, ведь так трудно остаться честной в той обстановке, где я жила. Но все-таки я хочу попробовать жить независимо, иметь комнату для себя одной… свою кровать, свои средства.