Михаил Коцюбинский - Что записано в книге жизни Страница 3

Больше ничего не мог вспомнить.

Еще было хорошо, когда отец помер. Собралось много народу, ели капусту, кутья пахла медом, и, как мухи,— чернели в ней изюминки.

Тогда он наелся.

Он ехал вперед, все дальше в поле. Лошаденка так побелела, что сливалась со снегом, зато небо стало чистым и черным...

Микитино поле... «Сватался ко мне Микита...» Хе-хе!

По небу, как тень голубиных крылышек, плыло одинокое беленькое облачко.

Отвел глаза от облачка, съежился весь. Что-то холодное защекотало в груди. Может, это не облачко, а душа матери плывет?

И мысли устремились назад. Лежит в лесу одна, на холодном ложе, как подстреленная птица, смотрит сквозь слезы на небо. Только свеча плачет над ней и горячий воск каплет на сухие, как у покойника сложенные руки.

Нужно ж было отвозить... Послушался, сама захотела, а могло быть иначе. Могло быть...

Как очарованный, он потерял поле, небо, лошаденку. Одна картина завладела его воображением, заслонив все.

...Только что вынесли мать на кладбище, с хоругвями, с попами,— по-христиански. В хате народ. Вкусно дымится еда. «Выпейте, сват, за упокой души...», «Царствие ей небесное...» Водка обжигает горло и желудок... Гомон вокруг... Теплом дышит честной мир, и дышит в миске вареное мясо... Выпьем еще... «Хорошая была женщина покойница...» Стучат ложками о миску, причмокивают от удовольствия лоснящимися губами,

сытая душа, открытая для всех, возносится, как пар, хочется плакать или петь... «Та нема гi-iрш нiк-о-му...» — «Выпьем, кумонька дорогая, за души усопших...»

Ему стало душно.

— Половину огорода можно было бы заложить,— сказал вслух и даже вздрогнул.

Кто это сказал?

Посмотрел вокруг. Лошаденка едва передвигала ноги, откуда-то вновь взялся туман, вверху закрыв небо, внизу — поле, и сеял что-то унылое и беспросветное.

Надо было отогнать лукавое видение. Он старался вспомнить, что говорил поп в церкви, что обычно говорят в таких случаях люди. Думал о грехе, о душе, о церковных молитвах, христианских обычаях. «Чти отца твоего и матерь твою...» Но все это было холодно и мгновенно таяло от тепла привлекательных картин, нарисованных воображением.

«Одна у нас мать и одна смерть»,— говорил он себе и вместе с тем слышал: «Угощайтесь, кума... выпьем за души усопших...» Он одно слышал, одно ощущал — гомон и тепло голосов, вкус жирной еды, праздник и радость живого тела.

Уже виднелись хаты.

Тогда он вдруг поднялся в санях, поглядел вперед, оглянулся назад и круто повернул лошаденку.

— Но-о, стер-ва!

И понесся в туман, среди взлетавших из-под копыт снежных комьев, назад — к бабке.

Декабрь 1910 г.

Текст по изданию: М. Коцюбинский. Повести и рассказы. Леся Украинка. Стихотворения. Поэмы. Драмы. / Вступительная статья, составление и примечания Ал. Дейча / Пер. с украинского. – М., Изд-во «Художественная литература», 1968. (Библиотека всемирной литературы, Серия третья. Литература XX века. Том 157)