Андрей Упит - Жемчужина из перстня Страница 3
Андрей Упит - Жемчужина из перстня читать онлайн бесплатно
Он отлично видел, что все женщины — и старые, и молодые, и справа, и слева, и спереди — с удовольствием на него смотрели. Это тоже вдохновило его. Надгробное слово начинало ему нравиться, а это было самое главное. Он снова пустил в ход руки, жестикуляцию, мимику, одолевая с их помощью слабые места своего слова. Он то низко опускал голову, то стремительно вскидывал ее. Склонялся над могилой и опять выпрямлялся во весь рост, а иногда даже вставал на цыпочки. Выпрямляясь и воздевая руки, он возвышал голос, а когда они опять опускались, мягкий баритон пастора тоже, как по ступенькам, спускался все ниже и ниже, так что наконец слышалось только нечто вроде невнятного жужжания шмеля, который кружится над белым цветком клевера.
Указав на суетность мирской жизни, на ничтожество земной любви и страданий по сравнению с теми радостями, которые ожидают нас в небесных чертогах, он обратился к теме, на которую навела его фрау Корст и которую он обдумывал и сам.
— Усердная молитва — самая надежная опора в любом горе. Дни и недели минуют, но он один пребудет с нами во веки веков. Жизнь человеческая быстротечна, подобно жизни лепестка или росинки. Человек покидает нас, дабы мы остались одни и в муках одиночества очистились от всякой скверны. Дабы мы пробудились от заблуждений просветленными, обогащенными, освященными страданиями, дабы мы приблизились к господу и были готовы к тому часу, когда он призовет нас к себе.
Слезы стояли в глазах пастора Краузе, когда он кончил. Но эти слезы были ему приятны. Он знал, что говорил хорошо, и еще минуту постоял со сложенными руками и склоненной головой, чтобы дать последним словам как следует проникнуть в сердца и чтобы прихожане могли еще полюбоваться на него самого.
Воспитанницы покойницы пришли проводить свою учительницу. Сбившись в белую стайку, они, словно пташки, тоненькими голосками, часто ошибаясь, спели «Покойся мирно…». Это было до того умилительно и трогательно, что всплакнули даже ко всему привычные старухи, не пропускавшие ни одних похорон в радиусе двадцати километров. И из мужчин кое-кто провел шапкой по глазам.
Грюнтальский пастор подошел к своему коллеге выразить свое соболезнование и пожать руку. Фогель наконец встал с гранитной тумбы, и Краузе заметил, что глаза вдовца следили за ним, пока он обходил могильный холмик и пробирался сквозь толпу прихожан. Когда он уже пожимал ему руку, пастор Фогель все еще не сводил с него глаз, и трудно было понять, хочет ли он о чем-то спросить или что-то возразить. Нехорошие были у него глаза. Глубоко ушли они в черные впадины и как-то уж очень блестели, отражая то невыносимую муку, то какую-то странную усмешку.
Только благодушное настроение после удачного слова не позволяло пастору Краузе рассердиться по-настоящему. Он повернулся к двум знакомым крестьянам, которые, видимо, хотели с ним поговорить.
Один из них, бородач, пожал ему руку.
— Спасибо вам, господин пастор, спасибо! Великолепная проповедь!
Грюнтальский пастор махнул рукой.
— Ну, что вы! Рингсдорфский пастор говорит проповеди лучше.
— Наш пастор тоже хорошо говорит. Мы им довольны. Только иной раз он заводит речь о каких-то непонятных нам вещах. И потом, он чересчур уж редко поминает имя господне. Нам больше нравится, как вы.
Другой, усач, подхватил громовым голосом прусского фельдфебеля:
— Совершенно верно! Грюнтальский пастор говорит точь-в-точь, как наш прежний пастор.
Пастору Краузе некогда было сообразить, следует ли ему радоваться сравнению с прежним пастором или наоборот. За спиной у него обменивались впечатлениями женщины.
— Видели, милая фрау Кетлер? Ни одной слезинки не уронил.
— Да, да, милая фрау Лангшток! У него каменное сердце. Да еще уселся на тумбу перед могилой господина Хагена! На что это похоже!
— А как хорошо говорил грюнтальский пастор!
— Да, да, да! Грюнтальский пастор такой милый!
Это «да, да, да» протянула растроганная дочка рингсдорфского фельдшера. Сквозь ее розовое маркизетовое платье просвечивала белая нижняя юбка; серые глаза с наслаждением останавливались на бархатном берете с плоским помпоном.
Грюнтальский пастор был вполне доволен тем, как он справился сегодня со своими обязанностями, и в не меньшей степени с самим собой.
Тем временем богатые рингсдорфские крестьяне с женами вереницей проходили мимо своего пастора и в знак сочувствия пожимали ему руку. Делали они это довольно медленно: а вдруг он все же пригласит хотя бы на чашку кофе или рюмку ликера? Прихожане победнее стояли кучкой и тоже кивали головами. А пастор только безразлично протягивал руку и смотрел куда-то вдаль.
Пройдя мимо пастора, разочарованные прихожанки еще немного помешкали.
— Вы заметили, милая фрау Кетлер? Он никому не смотрит в глаза.
— Да, милая фрау Лангшток. Хоть бы слово кому сказал!
— И ни одного родственника не пригласил на похороны! Просто неслыханно!
— Когда хоронили господина Хагена, одних приглашенных было больше сотни.
— Шесть гусей на обед зажарили.
Усач, услышав это, загремел:
— Две бочки мюнхенского на село!
Люди переминались с ноги на ногу, ожидая, что будет пастор делать. Он, конечно, опустится на колени перед могилой и углубится в молитву, как справедливо сказал грюнтальский пастор. Может быть, он стыдился плакать перед людьми. Кивая друг другу и грозя пальцами, они всей гурьбой отошли к ограде и стали оттуда наблюдать.
Вот он, оставшись один, повернулся и огляделся. Люди подталкивали друг друга.
Пастор Фогель подошел к могиле, склонился над ней. Венок из васильков, возложенный маленькими певчими, сполз набок — он поправил его, положив на розы, принесенные взрослыми девушками, выпрямился и пошел прямо к воротам. Никому не сказав ни слова, спрятав руки в карманы, втянув шею в воротник, Фогель, желтый, тщедушный, сгорбленный, нетвердым шагом спешил прочь по дороге между скалами, словно хотел убежать отсюда.
Прихожане переглядывались и пожимали плечами. Женщины громко застрекотали, мужчины толпою повернули к трактиру, решив за свой счет помянуть покойницу несколькими кружками пива.
Только у мостика грюнтальский пастор догнал своего коллегу и бережно взял его под руку. Краузе так и сиял, довольный удавшейся церемонией и отзывами прихожан. Рингсдорфский пастор опять вопросительно взглянул на грюнтальского. Нехорошие у Фогеля были глаза, с каким-то мрачным блеском.
— Ну, что вы скажете, как я справился?
— С чем справились? — не сразу спросил Фогель.
И голос у него стал чужим. Пастор Краузе обиделся. Конечно, это всего лишь взаимная выручка между собратьями по профессии, но ведь он сам написал текст слова и сегодня утром дважды перечитал его. Затем он спохватился и понял.
— Вы, может быть, думаете… притча при выносе тела не согласована с моим надгробным словом? Я, видите ли, не всегда слежу за тем, чтобы между притчами была внешняя связь. Я ищу внутреннюю логику, которой они подчиняются. Образы я сравнения нужны только для того, чтобы навести слушателей на определенные размышления. У нас на факультете профессор риторики всегда это подчеркивал.
— Да… Это они все подчеркивают.
— Ну, видите, значит, и в ваше время было то же самое. И насколько я мог заметить, проповедь произвела вполне благоприятное впечатление. Некоторые женщины даже плакали.
— В самом деле? Разве это… благоприятное впечатление, если они плакали?
Грюнтальский пастор надулся. Нет, с ним сегодня невозможно говорить. Но чувство удовлетворения быстро развеяло досаду. И, кроме того, надо ведь считаться с подавленным состоянием бедняги. С этим надо считаться прежде всего. Пастор Краузе решил не забывать об этом и не обращать внимания на странности коллеги.
Дойдя до аптеки, где дорога сворачивала к пасторскому дому, он продолжил:
— Эти горцы — грубый, но добродушный народ, хотя их и трудно переделать. Подумайте, мои грюнтальцы привыкли приходить к пастору со своими нуждами именно в воскресное утро, перед службой. Мой досточтимый предшественник так со всей толпой и отправлялся в церковь. Мне целый год пришлось с этим воевать, но зато теперь у меня полный порядок. Известное почтение к пастору никогда не помешает.
Рингсдорфский пастор на это ничего не ответил, хотя казалось, что он слушает. Но спутник его никак не мог молчать. Затронутая тема его очень интересовала. Видимо, она была как-то связана с сегодняшними событиями.
— Мне пришлось рассчитать старую служанку, потому что она плохо гладила воротнички. Я каждый год заказываю новый талар — портной у меня еще со студенческих времен. Дороговато обходится, но иначе в нашем положении нельзя. Люди теперь обращают много внимания и на внешность.
Он осекся, вспомнив, что на коллеге позеленевший от старости сюртук с двумя пуговицами на спине. Если приглядеться повнимательней, на локте видна заплата, искусно наложенная руками фрау Корст.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.