Том 7. Последние дни. Пьесы, киносценарии, либретто. «Мастер и Маргарита», главы романа, написанные и переписанные в 1934–1936 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков Страница 3

Пусть другие пишут лучше или хуже, но так, как написана «Белая гвардия», мог написать только он, Булгаков. Так, как написана «Кабала святош», мог написать только он, Булгаков. А «Бег»? Сколько раз за эти пять-шесть лет «Бег» то возникал, то снова пропадал в пучине страха и опасений власть имущих. Вот ведь и совсем недавно по дороге в Театр встретился с Судаковым. «Вы знаете, Михаил Афанасьевич, положение с «Бегом» очень и очень неплохое. Говорят — ставьте. Очень одобряет и Иосиф Виссарионович и Авель Сафронович. Вот только бы Бубнов не стал мешать». И столько раз возникали подобные разговоры, приступали даже к репетициям, распределяли роли, заказывали художественное оформление, а потом сразу, как по мановению дурной палочки, все стихало, умолкали даже разговоры о «Беге». Только автор «Бега» не мог выбросить его из головы. Недавно были у Поповых, Анна Ильинична пела цыганские вальсы под гитару. И так вальсы понравились ему, что он тут же стал примеривать их к постановке «Бега». Но пойдет ли «Бег» вообще? Вот вопрос, который больше всего мучал Булгакова и его друзей. То Ольга Бокшанская, — секретарь Немировича-Данченко, а поэтому первой узнает все новости, — звонит и говорит Елене Сергеевне: «Ты знаешь, кажется, “Бег” разрешили. На днях звонили Владимиру Ивановичу из ЦК, спрашивали его мнения об этой пьесе. Ну, он, конечно, страшно расхваливал, сказал, что замечательная вещь. Ему ответили: “Мы учтем ваше мнение”». А на рауте, который был по поводу праздника, Судаков подошел к Владимиру Ивановичу и сказал, что он добился разрешения «Бега». Сегодня уж Судаков говорил Жене, что надо распределять роли по «Бегу». Ясно, что Ольга будет выпрашивать какую-нибудь роль для своего мужа Евгения Калужского. Тем более, что в Театре началась кутерьма, затеянная Станиславским. Давно, как только приехал из-за границы, Станиславский задумал перестроить руководство Театром, считая, что сбои в Театре, потеря зрительского интереса, происходят из-за того, что заместитель директора и режиссер Сахновский не справляется со своей работой. Ну и попросил Сахновского написать заявление о переводе на режиссерскую работу по болезни сердца. Возбужденные Ольга и Евгений Калужский пришли к Булгаковым и рассказали о вывешенном рескрипте, который так долго вынашивали «в черном кабинете и у Старика». Должность заместителя директора распределить так: Судаков отвечает за план театра, за репертуар Кедров — «диктатор сквозного действия», а Подгорный — «хранитель традиций МХАТа».

Но главное, о чем поведали Калужские, — Калужского освободили от заведования труппой. И темпераментная Ольга рассказывала: «Из этого рескрипта ничего понять нельзя. Вроде бы освободить Женю от заведования труппой и одновременно продолжать работать в Репертуарной конторе и заведовать филиалом. Этот пункт так нежно и туманно был сформулирован, что мы так и не поняли, остается Калужский заведующим репертуаром или нет. За несколько дней Константин Сергеевич говорил с Женей и сказал ему, что он остается на своем месте в Театре, а через несколько дней появился этот туманный рескрипт. Женя взбесился и написал Старику письмо, в котором горячо протестовал против всего, что творится в Театре; распространяют про него, что он — вор, взяточник, написал резко, прямодушно и в ультимативной форме написал: если не оставят его заведующим, то он ни на какую административную работу в Театре не соглашается, а главное — он просил Константина Сергеевича прекратить шельмование его имени и указал прямой источник этих сплетен. Рассказывали, что КС разъярился, когда читал это письмо. А на следующий день пригласил Женю на совещание как заведующего, был с ним чрезвычайно любезен и ежеминутно о нем упоминал как заведующем репертуаром». «А Сахновский?» — спросил заинтересованный Булгаков. «А Сахновский и не думал подавать заявление об уходе!» — воскликнула Ольга Бокшанская.

Булгаков часто думал о сложившейся атмосфере Театра. Станиславский и Немирович-Данченко по-прежнему, как уже десятки лет, не терпели друг друга, их творческие принципы были чуть ли не прямо противоположными, их административные способы управления Театром тоже существенно различались. Старики-актеры и актрисы постепенно утрачивали свое обаяние первооткрывателей, повторяли самих себя в разных ролях, не замечая того, но зрителя не обманешь... Зрителя можно заманить свежей темой, острой проблемой, талантливой игрой. А вместо этого Старик занялся перестройкой в управлении, выгнал замечательного Якова Леонтьевича Леонтьева, потом предложил написать заявление Сахновскому, а тот пошел в ЦК Рабиса с протестом, председатель ЦК Рабиса поддержал его протест, заявив, что наверху недовольны Станиславским за все его новшества. Естественно, Станиславский узнал об этом недовольстве и как очень «смелый» человек тут же пошел на попятную, ругал свой «нижний кабинет» за то, что они его подвели, орал, будто, дико до четырех часов ночи. И все оставил как было. Только милый Яков Леонтьевич Леонтьев остался без места и очень переживал. Но вскоре его взяли заместителем директора Большого театра. Может, и к лучшему...

Все лето и до сих пор Булгаков боялся ходить один. А стоило хоть на минуту остаться дома одному, как возникал страх смерти, одиночества, пространства. Так и водила его в Театр Елена Сергеевна. Потом уводила. А без нее — страшно... Уж очень хорош был шок. Целый месяц лечились электричеством в Ленинграде, использовали и гипноз. Какое-то время помогало, но и по сей день что-то словно уходило из-под ног, заволакивало сознание, чувствовал беспомощность, и всем его существом овладевал страх смерти. Это бывало и раньше, но теперь все чаще и чаще. А все потому, что отказали в поездке за границу.

...Как хорошо все начиналось несколько месяцев тому назад... Получили наконец квартиру, ждали этого долго, ходили узнавать чуть ли не каждый день. Квартира — это самое главное, что он хотел получить, Елена Сергеевна говорит, что это у него «пунктик». Действительно, все были счастливы, а когда пустили газ, блаженству, казалось, не было конца. Какая уж тут работа, хотя приходилось выполнять свои многочисленные договора с театрами.

Так уж повелось, что постоянно приходилось отвлекаться на побочные замыслы. А замыслов у него, как всегда, возникало множество. И каждый из них — интереснейший. Снова потянуло Булгакова к фантастической комедии, жанр которой, казалось ему, способен был передать нравы и черты своего времени и унести в будущее, чтобы показать всесилие человеческого ума и его технических возможностей.

Читаешь комедию сейчас и поражаешься тому, как блистательно сменяют одна картина другую. Сколько юмора таится в каждой сцене, каким чувством театра и его возможностей обладают сцены пьесы «Блаженство», которую он закончил в 1934 году.

«Блаженство» Булгаков заканчивал в новой квартире, в Нащокинском переулке, куда он вместе с Еленой Сергеевной переехал 18