Маракотова бездна - Артур Конан Дойль Страница 30

мир — человеческий мир под небом и солнцем, — странно вспоминать, что я был готов навсегда остаться под водой, лишь бы не расставаться с Моной. Долгое время я не осознавал объединившей нас тесной сердечной и душевной связи, которую, как оказалось, Мона чувствовала значительно более явственно, чем я сам. Мэнд, ее отец, объяснил нашу привязанность друг к другу столь же неожиданно, как и понятно.

Возникшее между нами чувство он принял с мягкой улыбкой и со снисходительностью умудренного жизненным опытом человека, ставшего свидетелем развития событий, которые предвидел со свойственной ему прозорливостью. А в один прекрасный день вождь привел нас с Моной в свою комнату и поставил перед уже знакомым мне отражавшим мысли серебряным экраном. До последнего дыхания не забуду той поразительной картины, которую он представил нашему заинтересованному вниманию. Сидя рядом на оттоманке и крепко взявшись за руки, мы завороженно наблюдали за неспешно сменявшимися эпизодами. Каждая история воплощала священную для народа атлантов память о далеком прошлом.

Перед нами предстал открытый безмятежному голубому океану скалистый полуостров. Возможно, я забыл упомянуть, что в этих мысленных фильмах — если дозволено так назвать наглядные результаты телепатии — цвет передавался так же точно, как форма. На живописном полуострове в окружении пальм возвышался дом причудливой архитектуры: красивый и просторный, с белыми стенами и красной крышей. Судя по всему, неподалеку, в пальмовой роще, размещался военный лагерь. Мы увидели ровный ряд белых палаток и блеск секиры стоявшего на посту часового. Вот из рощи вышел человек средних лет. Одетый в кольчугу, в одной руке он держал легкий щит, а в другой нес какое-то оружие: я не рассмотрел, что именно это было: меч или копье. Когда воин повернулся к нам лицом, я сразу заметил, что внешность доказывает его принадлежность к окружавшему меня народу. Незнакомец вполне мог бы оказаться братом-близнецом самого Мэнда, однако сходство нарушали резкие черты лица, в которых виделось нечто зловещее. Это был не ведающий пощады, мстительный человек, безжалостность которого не произрастала из невежества и лишений, а представляла собой врожденное свойство характера. Жестокость в сочетании с умом, несомненно, является самым опасным качеством властной натуры. Сочетание высокого лба и густых сросшихся бровей с сардоническим складом губ на бородатом лице воплощало суть зла. Если пугающий образ действительно демонстрировал прошлую инкарнацию Мэнда (кажется, жестами он старался убедить нас в этом), тогда если не умом, то душой в новой своей ипостаси этот человек колоссально возвысился.

Когда воин подошел к дому, на крыльце появилась молодая женщина, одетая так, как в древние времена одевались гречанки: в длинное, облегающее стройную фигуру белое платье — самый простой и в то же время самый изящный и достойный наряд всех эпох. Она встретила мужчину с почтением и покорностью: в манере, присущей послушной дочери в присутствии строгого отца. Однако воин грубо ее оттолкнул и даже замахнулся, словно собираясь ударить. Когда девушка отшатнулась, солнце осветило прекрасное заплаканное лицо, и я без труда узнал свою милую Мону.

Серебряный экран замигал, а мгновение спустя отразил новую картину, хронологически продолжившую первую. Перед нами предстала окруженная скалами небольшая бухта, очевидно, принадлежавшая уже знакомому мне полуострову. На переднем плане показалась лодка странной формы, с высокими, острыми, загнутыми концами. Стояла глубокая ночь, однако полная луна ярко освещала спокойную воду. В небе мерцали знакомые звезды: сейчас они смотрят на нас с тем же холодным безразличием, с каким в далекой древности смотрели на атлантов. Лодка медленно, осторожно вошла в бухту. Помимо двух гребцов, на корме сидел закутанный в черный плащ человек. Неподалеку от берега он поднялся во весь рост и внимательно посмотрел вокруг. В лунном сиянье я увидел бледное серьезное лицо и при первом же взгляде ощутил острое волнение, для объяснения которого не потребовалось ни судорожного, конвульсивного вздоха Моны, ни эмоционального восклицания Мэнда. Да, это был я. Не удивляйтесь: я, Сайрус Хедли, житель Нью-Йорка и магистрант Оксфордского университета, типичный представитель современной культуры, когда-то давным-давно принадлежал могучей древней цивилизации. Теперь стало понятно, почему многие из увиденных в подводном мире символов и иероглифов показались мне поразительно знакомыми. Снова и снова я напрягал память, чувствуя, что стою на пороге близкого знаменательного открытия, и все-таки каждый раз открытие ускользало. В тот же миг я понял смысл глубокого волнения, возникшего при первом взгляде на Мону. Эти необыкновенные ощущения пришли из глубины подсознания, где до сих пор жили воспоминания о собственном опыте давностью в двенадцать тысячелетий.

Как только лодка причалила к берегу, из зарослей появилась мерцающая белая фигура. Я тут же простер руки для страстного, хотя и краткого объятия, а потом бережно взял возлюбленную на руки и перенес в лодку, чтобы немедленно отчалить. К сожалению, плану не суждено было осуществиться. Отчаянными жестами я приказал гребцам поспешить прочь, однако в следующее мгновенье понял, что уже слишком поздно. Из-за кустов выскочили вооруженные люди, в борт вцепилась сильная рука. Напрасно я боролся, пытаясь освободиться от налетчиков. В воздухе сверкнул меч и одним движением рассек мне голову. Оросив кровью белое платье возлюбленной, я рухнул замертво. На экране предстало искаженное горем и ужасом прекрасное лицо Моны, ее полные отчаянья глаза, искривленный криком рот, в то время как жестокий отец схватил дочь за длинные черные волосы, с силой дернул, вытащил из-под мертвого тела возлюбленного и грубо поволок прочь. На этом занавес опустился.

После краткой паузы серебристый экран вновь ожил. Теперь на нем появился спасительный ковчег, построенный прозорливым атлантом Вардом в ожидании Судного дня — тот самый, в котором и поныне обитает подводный народ. Перед нами предстали испуганные, охваченные паникой последователи великого вождя: предсказанная мудрецом катастрофа разразилась. Я снова увидел Мону и ее сурового отца. Теперь, оказавшись среди спасенных жителей затонувшего материка, Мэнд держался спокойнее и вел себя разумнее. Огромное сооружение раскачивалось подобно попавшему в шторм кораблю, а потрясенные люди жались к колоннам или беспомощно падали на пол. Спустя несколько минут ковчег скрылся среди вздымавшихся волн. На этом открытом финале изображение поблекло, и реальный Мэнд с улыбкой обернулся, показывая, что повествование подошло к концу.

Вот так выяснилось, что все мы — Мэнд, Мона и я — уже жили прежде и, возможно, когда-нибудь будем жить снова, снова и снова, бесконечно продолжая цепочку реинкарнаций. В далекой древности я погиб от рук убийцы в верхнем мире, а потому возродился на земле. Мэнд и Мона встретили естественный конец под водой и там же, на огромной глубине, обрели свою космическую судьбу.