Маленький Цахес, по прозванию Циннобер - Эрнст Теодор Амадей Гофман Страница 31

Карета министра Циннобера чуть ли не всю ночь простояла у дома Моша Терпина. Егеря уверяли, что их превосходительство давно уже покинули общество, но тот считал, что этого быть не может, ведь не станут же их превосходительство топать

пешком домой в дождь и бурю. Когда наконец погасили все огни и заперли все двери, егерю пришлось уехать с пустой каретой, но в доме министра он тотчас же разбудил камердинера и спросил, возвратился ли все-таки министр домой и каким образом.

— Их превосходительство, — тихо отвечал камердинер егерю на ухо, — их превосходительство явились вчера поздно вечером, это определенно... они лежат в постели и спят... Но!.. О дорогой мой егерь!.. Как... каким образом!.. Я вам все расскажу... но молчок!.. Я пропал, если их превосходительство узнают, что я был в темной передней!.. Я лишусь места, ведь их превосходи тельство хоть и невелики ростом, но нрава необычайно крутого, легко раздражаются и в гневе себя не помнят, не далее как вчера они изрешетили шпагой несчастную мышь, осмелившуюся прошмыгнуть через их спальню... Ну да ладно!.. Так вот, вечерком я накидываю плащишко и хочу выскочить в кабачок на партию в трик-трак, вдруг что-то шуршит и шаркает передо мною на лестнице, проскакивает у меня между ногами в темной передней, бросается на пол и поднимает пронзительный кошачий визг, а потом хрюкает... о господи... егерь! Держите язык за зубами, вы ведь благородный человек, не то я погиб!.. Подойдите поближе... А потом хрюкает, как обычно хрюкают их милость и превосходительство, когда повар пережарит телячью ножку или еще что-нибудь неладно в государстве.

Последние слова камердинер прошептал егерю на ухо, да еще прикрыв рот рукой. Егерь отшатнулся, сделал озабоченное лицо и воскликнул:

— Возможно ли это?..

— Да, — продолжал камердинер, — сомнений нет, это их милость и превосходительство проскочили у меня между ногами. Я хорошо слышал, как их милость двигали в комнатах стулья и отворяли двери одну за другой, пока не добрались до своей спальни. Идти следом я не решился, но через часок-другой прокрался к двери спальни и стал прислушиваться. Их драгоценное превосходительство храпели в точности так, как то бывает, когда вершится какое-либо великое дело... Егерь! «Есть множество таких вещей на свете, что и не снились нашей мудрости»[21], — услыхал я однажды в театре от одного грустного принца, который ходил во всем черном и очень боялся какого-то человека, одетого сплошь в серый картон... Егерь!.. Вчера случилось, наверно, что-то удивительное, из-за чего их превосходительство и убежали домой. Князь был у профессора, может быть, он сказал что-нибудь... какая-нибудь там реформочка... и вот уже министр берется за дело, убегает с помолвки и начинает трудить ся на благо правительства... Я сразу распознал это по храпу. Да, произойдет что-то великое, решительное!.. О егерь... Может быть, мы все рано или поздно должны будем снова отрастить косы!.. Пойдемте, однако, дорогой друг, послушаем, как верные слуги, у двери спальни, продолжают ли их превосходительство спокойно лежать в постели и разрабатывать свои идеи.

Оба, камердинер и егерь, прокрались к двери и стали прислушиваться. Циннобер гудел, верещал и свистел в самых удивительных тональностях. Оба стояли в немом благоговенье, и камердинер растроганно сказал:

— Великий человек все-таки их милость, наш господин министр!..

Рано утром в нижнем этаже дома министра поднялся сильный шум. Какая-то старая, одетая в убогое, давно выцветшее воскресное платье крестьянка проникла в дом и стала приставать к швейцару, чтобы он тут же отвел ее к ее сыночку, Маленькому Цахесу. Швейцар объяснил ей, что в этом доме живут их превосходительство господин министр фон Циннобер, кавалер Зеленокрапчатого тигра с двадцатью пуговицами, и что никого из прислуг не зовут Маленьким Цахесом или еще как-нибудь в этом роде. Но крестьянка, дико возликовав, закричала, что господин министр Циннобер с двадцатью пуговицами — это и есть ее милый сынок, Маленький Цахес. На крики старухи, на громовые проклятья швейцара сбежались все, кто был в доме, и галдеж еще более усилился. Когда камердинер сошел вниз, чтобы разогнать людей, столь нагло нарушивших утренний покой его превосходительства, старуху, которую все сочли сумасшедшей, вытолкнули наружу.

Она села на каменные ступени противоположного дома и принялась рыдать, жалуясь, что грубая челядь не пускает ее к милому сыночку, к Маленькому Цахесу, который стал министром. Постепенно вокруг нее собирался народ, и она, не переставая, всем повторяла, что министр Циннобер не кто иной, как ее сын и что во времена его детства она звала его Маленьким Цахе-сом; вскоре люди уже не знали, считать ли ее безумной, или поверить, что за всем этим что-то кроется.

Старуха не спускала глаз с окна Циннобера. Вдруг она разразилась хохотом, захлопала в ладоши и радостно закричала во весь голос:

— Вот он... вот он... мой крохотулька... мой бесенок... доброе утро, Маленький Цахес!.. Доброе утро, Маленький Цахес!

Все взглянули туда и, увидав маленького Циннобера, который в своем вышитом ярко-красном наряде, с орденской лентой Зе-ленокрапчатого тигра стоял у окна, доходившего до самого пола, отчего вся фигура коротышки была ясно видна сквозь большие стекла. Увидав его, люди стали смеяться без удержу, шуметь и орать:

— Маленький Цахес... Маленький Цахес!.. Ха-ха, погляди-те-ка на этого расфуфыренного павианчика... на этого нелепого урода... на этого корневичка... Маленький Цахес! Маленький Цахес!..

Швейцар и все слуги Циннобера выбежали поглядеть, над чем это так смеется и потешается народ. Но, едва увидав своего хозяина, они стали еще неистовей, чем народ, хохотать и кричать:

— Маленький Цахес... Корневичок... Крохотулька... Бесенок!..

Министр, кажется, только теперь понял, что это неистовство на улице вызвано не кем иным, как им самим. Он распахнул окно, поглядел вниз сверкающими от злости глазами, закричал, заметался, сделал в бешенстве несколько странных прыжков, стал грозить стражей и полицией, тюрьмой и крепостью.

И чем больше его превосходительство бушевало, тем сильнее становились волненье и смех, в злосчастного министра стали бросать камнями, фруктами, овощами — всем, что попадалось под руку. Ему пришлось скрыться...

— Боже правый, — воскликнул в ужасе камердинер, — ведь это маленькое страшилище выглядывало из окна их милости и превосходительства! Что же это такое? Как попал в комнаты этот ведьменыш?

Он помчался наверх, но, как и прежде, нашел