Михаил Чулков - Пересмешник, или Славенские сказки Страница 32

Потом вниз по скатам находились беспокойные ветры. Из образов их видеть было можно, что они находили в том удовольствие, чтоб опровергнуть всю вселенную. Сердитый и крылатый Борей, сын Астреев и Герибрин, следуя за Аквилоном, закрывал лицо свое епанчою, чем изъяснял безмерную свою скорость. Пред ним стояли по сторонам прекрасные его дети, которых Орифия родила с позволением благосклонной природы. Лазоревые длинные их волосы перебирались по золотой чешуе, которая покрывала их спины; крылья за плечами и на ногах делали их украшением природы. Аврорин сын Зефир, оживотворятель цветов и плодов, украшен был венком из разных и прелестных цветов. Крылья его находились распростерты, и казался он летящим в приятные Елисейские долины.

Сих преследовали стихии: крылатая посланница Юнонина под развеваемым покрывалом, имеющая у ног своих орла. Против нее не весьма на высоком пригорке лежала прекрасная Наяда: на голове у нее был венец из тростника, серебряные ее волосы лежали по плечам, опиралася она локтем на урну, из которой истекала прозрачная вода; у ног ее находился дельфин. Перед Ирисою виден был Вулкан, стоящий между циклопами. Лицо его казалось красно, так, как бы освещено было огнем, поддерживали его две золотые служанки, а у ног его лежала Саламандра.

По другую сторону сидела великолепная женщина, увенчанная цветами; в руках имела рог изобилия, наполненной цветами и плодами; подле нее стоял лев, которой к ней повсеминутно ласкался. Перед всем этим стоял на пьедестале лапландец; оный казался окружен весь инеем и снегом. На сей стороне сверху вода имела сильное стремление, отчего казалось, что представленные тут ветры и сам свирепый их повелитель производили ужасный шум и возмущали воздух.

На самом верху четвертой стороны, которая имела вид горы прорицания, виден был Аполлон, посреди девяти Муз, в лавровом венке; в руках он держал лиру, коей согласие как людей, так и богов в восхищение приводит. Подле него лежал колчан и стрелы- то славное оружие, которым он убил, престрашного Пифона и поразил циклопов, кои ковали и великому Юпитеру стрелы на поражение Фебова сына Ескулапия. Подле ног его лежал посвященный ему лев: круглое его рыло, светлые глаза и грива, лежащая по обеим сторонам, изображали солнце с полными лучами.

Над головою Аполлоновою летал разновидный и пленяющий взор Амур, красотою которого не только люди, но и боги беспрестанно любовались. Он готовился подать богу света амвросий, дабы он помазал свои уста и освещал бы землю.

Быстрый и крылатый Пегас казался летящим с горы во все страны света. Ниже важная и благородная Европа сидела на пушках; на голове ее блестящий шлем украшен был белыми перьями, в золотом кирасе, которого зад покрывала желтая мантия. В одной руке держала она скипетр, а в другой рог изобилия; по сторону стоял необузданный конь, а по другую лежали книги, знамена, шлемы и щиты.

На другой стороне против ее бока поставлена была гордая и суровая Азия; на голове ее белая чалма с желтыми полосами, обтыканная по местам цаплиными перьями, платье голубое, сверх которого желтая епанча; в одной руке держала она сосуд с благовонными зелиями, а в другой щит с прибывающею Луною. Пред нею лежали литавры, барабаны, сабли, луки и стрелы, а по сторонам ее стоял верблюд.

Пред Европою стояла черная Африка: над нею виден был подсолнечник, отчего казалася она вся в тени. Она была по пояс нагая; на руках у нее жемчужные зарукавья и в ушах по одной крупной жемчужине. В правой руке держала она Скорпиона, а в левой рог изобилия; подле нее виден был маленький слон.

Азию преследовала смуглая и свирепая Америка; голова ее убрана была разноцветными перьями наподобие венка, и только один пояс из таких же перьев прикрывал ее до колен; вооружена она была луком и стрелами; подле нее видна была ящерица.

Пред сими стояла позлащенная солнцева колесница, в нее запряжены уже были пламеннодышащие кони, которых держали первые часы дня и ожидали Фебова пришествия.

Подале от сих стоял левамец, освещенный утренними лучами, в руках держал пучок цветов, которые в ту ж минуту распустились, а подле него стояла жаровня с благовонным курением; сие означало Восток.

Сверх всего преудивительного сего грота, как будто бы на воздухе носился сгущенный облак, на нем виден был царь и отец богов. Величественное его чело покрыто было золотым венцом; в руке держал он перун, а в другой викторию. У ног его находился орел. По правую сторону сидела дочь его и Фемисы, украшенная жемчужным венцом, одеяние на ней было фиолетовое и зеленая епанча, в руке держала весы, а в другой шпагу; по левую видны были дочери и подруги Венеры, богини Уверения, а за ними крылатые часы.

Все сие видимое мною великолепие не уменьшало моего любопытства, но приводило его на высшую степень. Рассмотрев прилежно огромное сие здание, пошел я туда, куда стремилося мое любопытство и понуждали восхищенные мысли; и еще я полон был удивления, как увидел на восточной стороне от грота некоторое здание. Оно совсем было не подобно тем, которые делаются человеческими руками, и должно сказать, что превосходило все делаемые на земле божеские храмы.

Вид сего прелестного и пленяющего взор и мысли здания был круглый; золотые столбы и за оными лазоревые стены освещаемы были некоторым бледным светом, или от погружающейся в море бледной луны, у которой не видно уже ни одного спутника, или от солнца, кое, еще находясь в прелестных недрах прекрасной Фетиды, вздевает блестящий венец и, прощаясь с нею, хочет садиться в колесницу.

Наверху не весьма с малого шару стремился в небеса золотой Пегас: крылья его были распростерты и находились от зефиров в движении.

Крышка на сем здании столь была ала, что превосходила всякую розу. Кругом на оной стояли крылатые купидоны и держали в руках каждой по пучку цветов, которые, казалось, как будто бы в сию минуту распустились, упившися росы и оживотворяся благорастворенным воздухом.

По одну сторону не весьма далеко от сего храма виден был весьма сгущенный и мрачный облак; на оном черная колесница, в которую впряжены были две совы. В колеснице сидела богиня тьмы, старшая Хаосова дочь; у ног ее спали два купидона, которые представляли сновидения; в руке держала она обращенный вниз факел, который старалася погасить. На голове ее был венок из маковых цветов, черная ее епанча, испещренная звездами, почти уже вся подобрана была в колесницу, и казалось, как будто бы сия богиня удалялась от храма.

По другую сторону видна была пещера, в которую, казалось, ни малейший народный шум и никакое смятение оного проникнуть не могло. При отверстии ее видны были маковые поблеклые цветы, с которых почти уже свалились листья и оказывались маковицы, стоял тут иссохший тростник и другие совсем высохшие травы. Сквозь оных виден был в пещере брат смерти, сын ночи и бог сна в покое, которой лежит на кровати из гебенова дерева; а вокруг него лежат мечтания, которые поминутно принимают на себя различные виды.

По третью сторону на мягком ложе лежал служитель сна, который был весьма искусен представлять других походку, вид, голос и всякие телодвижения. Легкие его крылья и в самом крепком его сне находились в превеликом движении; держал он маковую ветку в руках, и казалось, что намерен был ею усыпить все смертное племя.

По четвертую сторону, которая была против ночи, стояла на волнах позлащенная Фебова колесница, в ней впряжены были четыре крылатые коня, которые вместо воздуха дышали пламенем и нетерпеливостию. В колеснице сидел Аполлон в светозарной порфире и в блестящем венце, до которого не только смертные, но и сами боги дотронуться не смели. Лучи его еще стремилися в зенит и для того весьма мало освещали то здание.

Вошед в него, увидел я все собранные приятности в одно место; тут не было ни золота, ни серебра, ни драгоценных каменьев, но простое и прелестное украшение. Стены обвешаны были фестонами из роз, лилий и нарциссов; против дверей подле стены на алом престоле сидела нежная любовница Витанова, окруженная купидонами, играющая розами; из глаз ее падала прозрачная вода наподобие акатистого жемчугу. Под престолом виден был безобразный Тритон, у которого изо рта исходила ключевая вода, а из ноздрей- самое лучшее благоухание. Оный источник падал в превеликую жемчужную раковину, которая утверждена была на полу.

Как только что вступил я в сие нежное здание, то первый удивительнее всех представился мне предмет. Две прелестные нимфы мылися в сем фонтане. Они были нагие, невоображаемые их нежности лица и тела всякого смертного тронуть были в состоянии. Они находились тут в полной воле, и ничто не препятствовало их открытию, изъявляли друг другу свои мысли без всякого подозрительного свидетеля, и что мне показалось сверхъестественным, так то, что они меня увидеть не могли, хотя я и стоял пред их глазами; и я уже тут проник, что данная мне от вихря епанча была тому причиною. Они играли между собою столь вольно, и думаю, что им и в мысли не приходило то, что мужчина присутствует с ними и есть свидетелем всех их обращений.