Бут Таркингтон - Великолепные Эмберсоны Страница 34

— Добрый вечер, — проговорил он. — Кажется, что…а… кажется… мне правда кажется… — Он замолчал, посчитав, что его слова звучат глупо. Затем, чтоб хоть как-то сохранить достоинство, покашлял, но в сочетании с его розовыми ушами покашливание прозвучало нарочито притворно. Однако, пытаясь выглядеть естественно, он покашлял опять и тут же возненавидел себя: звуки он издавал отвратительные. Люси пока молчала, а девицы Шэрон подались вперед и напряженно глазели на него, поджав губки и стараясь не выдавать эмоций в страхе потерять контроль над собой. Джордж вновь заговорил:

— Я эээ… надеюсь, вы хорошо провели… э… время. Я эээ… надеюсь, всё в порядке. Надеюсь, вы чрезвычайно… Надеюсь чрезвычайно… чрезвычайно… — Он опять замялся, не зная, как избавиться от "чрезвычайно", и не понимая, каким образом это чертово слово вообще попало к нему на язык.

— Что вы говорили? — произнесла Люси.

Джордж весь горел изнутри, чувствуя, что выставляет себя на посмешище, ведь никто в мире не питал такого отвращения к насмешкам над собой, как Джордж Эмберсон Минафер. Но вот он оказался в глупом положении, а Джейни с Мэри того и гляди расхохочутся, не в силах сдерживаться дальше. Люси сидела и смотрела на него, приподняв брови в вежливом ожидании ответа. Ее самообладание бесило больше всего.

— Да ладно, ничего важного! — выдавил он. — Я уже уходил. До свидания! — Он решительно зашагал к двери и почти пронесся по коридору, но не успел выйти на крыльцо, как услышал дикий, невыносимый взрыв смеха девиц Шэрон, хохотавших над его поведением.

Домой он ехал в расстроенных чувствах и на перекрестке чуть не сбил двух дам, погруженных в захватывающую беседу. Это были тетя Фанни и дородная миссис Джонсон. Джордж резко натянул вожжи, остановив коня в нескольких дюймах от женщин, но разговор так увлек их, что они и не заметили грозящей опасности, как не заметили коляску и ее резкую остановку. Джордж так сильно злился из-за того, что выставил себя болваном, когда в комнату вдруг вошла Люси, что легкое столкновение с двумя зазевавшимися женщинами могло бы немного отвлечь и развлечь его. По крайней мере, он даже пожалел, что вовремя остановился, а ведь мог на пару минут позабыть о своих печалях! Стать посмешищем (и знать об этом) было для него невыносимо. Он бесновался.

Джордж слишком резво влетел в конюшню Майора, и если б умудренный опытом Пенденнис в нужный момент не дернулся, то въехал бы в стену, а так рысак всего лишь поцарапал коляску, чуть не скинув возницу на пол. Джордж выругался, потом выругался еще раз, теперь уже на хихикающего над первым ругательством старика Тома, толстого черного конюха.

— Вот те на! — сказал Том. — Кажись, кака-то бела леди фыркнула на мистера Жорджа! Бела леди говорит: "Неа, не поеду больше кататься с мистером Жорджем!" Мистер Жордж быстрей домой: "Так-растак! Коня эдак-разэдак! Нигера вот так! Эдак-так-так!" Вот те на!

— Хватит! — оборвал его Джордж.

— Угу, сэр!

Джордж решительно покинул конюшню, пересек задний двор Майора и прошел мимо новых домов. Стройка почти закончилась, но беспорядок вокруг по-прежнему угнетал Джорджа, хотя на самом-то деле всё было не настолько безобразно. За домами в сухой и изрытой серой грязи на месте ухоженной лужайки, когда-то, подобно зеленому озеру, опоясывающей особняки Эмберсонов, валялись доски, кирпичи, остатки штукатурки и дранки, черепица, пустые бочки, куски жести и колотая плитка. Настроение Джорджа совсем не улучшилось ни от общей жуткой картины, ни от того, что он пнул ногой торчащий кусок черепицы, а под ним оказался здоровенный кирпич. Всё вокруг будто вступило в тайный сговор против него.

С таким настроем он вышел из-за угла и, глянув в сторону улицы, увидел, что на дорожке, ведущей к парадному входу в их дом, стоит мама с Юджином Морганом. Она была без головного убора, Юджин держал шляпу и трость в руках: он явно навещал ее, а потом она вышла проводить гостя, продолжив разговор и задержав его.

Они стояли между особняком и воротами близко друг к другу, их плечи почти соприкасались, словно ни он, ни она не осознавали, что ноги больше не несут их вперед, они даже смотрели не друг на друга, а куда-то вдаль, как смотрят люди, объединенные гармоничным согласием. Вероятно, они говорили о чем-то серьезном: он склонил голову, Изабель держала руку у лица, дотрагиваясь до левой щеки, но все эти мелочи кричали о том, что они о чем-то думают вместе, понимая друг друга с полуслова. Если бы их увидел незнакомый прохожий, то ни за что не принял бы за супружескую пару — было в Юджине что-то от романтического героя, а высокая и изящная Изабель, разрумянившаяся, с таинственным блеском в глазах, ничуть не походила на жену, идущую рядом со своим мужем.

Джордж смотрел на них. Один вид Юджина был ненавистен ему, а когда он переводил глаза на мать, его начинало грызть смутное отвращение, подобное странному и неприятному привкусу во рту: она так и льнула к собеседнику, выказывая ему такое доверие. Джордж был не в силах оторвать от них взгляда, с особой злостью сосредоточиваясь на белой оборке рукава черного платья Изабель и на крошечных вмятинках на щеке, там, где она касалась кончиками пальцев. Джордж знал, что у женщины в трауре не должно быть белых манжет и воротничка, но всё равно в первую очередь злился на эти вмятинки на щеке — эти настоящие изменения в ее внешности, мимолетные и незаметные, но возникшие именно из-за мистера Юджина Моргана. На мгновение Джорджу показалось, что раз это лицо поменялось для Моргана, то у Моргана есть какие-то права… Показалось, что Изабель принадлежит ему.

Двое дошли до ворот и вновь остановились, повернувшись друг к другу, но тут, за плечом Юджина, Изабель заметила Джорджа. Она заулыбалась и помахала ему рукой, Юджин повернулся и кивнул, но Джордж, будто впавший в ступор, так и продолжал смотреть на них, не подавая вида, что заметил эти приветствия. Тут Изабель позвала его и еще раз махнула рукой.

— Джорджи! Проснись, милый! — смеялась она. — Джорджи, привет!

Джордж отвернулся, точно не видел и не слышал их, и вошел в дом через боковую дверь.

Глава 21

Он ворвался к себе в комнату, сбросил сюртук, жилет, воротничок и галстук, оставив их там, куда они упали, бешено завернулся в черный бархатный халат и продолжил неистовствовать, лежа на кровати, отчего пружины матраса возмущенно скрипели. На мгновение затихнув, он сквозь зубы простонал "Рвань!". Потом сел, поставил ноги на пол, встал и начал метаться по просторной спальне.

Он впервые в жизни осознанно нагрубил маме, ведь срываясь на всю эту рвань и чернь, он ни разу намеренно или в гневе не позволил себе неуважительно отнестись к Изабель. Если она и обижалась, то это получалось случайно, а его раскаяние всегда было достаточным наказанием для него и — тем более для нее. Но теперь он поступил жестоко и не жалел об этом, скорее даже сильнее злился на нее. Но когда услышал легкие шаги мамы у своей двери и то, что она весело напевает какой-то мотивчик, понял, что она-то нарочитой грубости и не заметила или вообще не осознала, что он пытался обидеть ее. Наверно, решила, что он не заговорил с ней и Морганом по рассеянности, посчитала, что он так задумался о чем-то, что не видел и не слышал ее. Значит, и каяться не в чем, даже если его мучает совесть, да и Юджин мог не понять, что его только что оскорбили. Джордж презрительно фыркнул. Они что же, принимают его за замечтавшегося простачка?

В дверь тихо, но настойчиво постучали, но не костяшками, а кончиком ногтя, и Джордж сразу мысленно нарисовал себе картинку: длинный, розовый с белым полумесяцем, блестящий овал на кончике указательного пальца правой руки тети Фанни. Джордж был не в настроении общаться с кем-либо, впрочем, когда всё шло хорошо, он тоже не горел желанием оказаться в обществе Фанни. Поэтому неудивительно, что, услышав стук, он не пригласил ее войти, а немедленно проследовал к двери, чтобы запереться на ключ.

Но Фанни так не терпелось повидаться с ним, что она быстро вошла, не дожидаясь ответа, и прикрыла за собой дверь. Она была в уличном платье, черной шляпке, а в затянутой в черную перчатку руке держала черный зонтик: несмотря на то, что годовщина смерти Уилбура миновала, она по-прежнему носила траур, не пытаясь смягчить его ничем белым. На бледном лбу блестели крохотные капельки пота, дыхание сбилось, будто она бежала по лестнице, а в широко раскрытых глазах горело возбуждение. Выглядела она как человек, увидевший что-то необыкновенное или услышавший невероятную новость.

— Ну что тебе? — холодно спросил племянник.

— Джордж, — заторопилась она, — я видела, что ты с ними не захотел разговаривать. Я как раз сидела у окна миссис Джонсон через дорогу и всё-всё видела.

— Ну и что?

— Ты поступил правильно! — горячо воскликнула она, пусть и сделала это шепотом. — Ты поступил совершенно верно! Ты так хорошо справляешься с ситуацией, что я уверена, будь твой отец жив, он бы поблагодарил тебя.