М. Пришвин - Дневники 1914-1917 Страница 35

Линяющий старик Михаил Евтихиевич и сын его Михаил Михайлович: письма получаются, оживают проливы, писем нет: проклятая война.

2 Апреля. Голубая весна. Естественный эгоизм — источник вечной обиды и сознания несправедливости. Несправедливость — это чувствуем по-настоящему. А прочему не верим. И так целую жизнь нужно употребить, чтобы разрушить этот эгоизм, скорлупу, смущение.

Она <непобедимая>, зеркало правды, мне недостижимая вечная, отдано все — письма. Теперь все будет другое. Я уже больше не существую, как я, а со всем потоком всего, голубая богиня.

У Левы два передних зуба большие прекрасные (у меня теперь в этих зубах гангрена) — такие же были они и у меня. И вообще он повторяет меня: я был свидетелем, как он сам, обижая других, после нашего наказания так обиделся, будто затронуты были коренные вопросы мировой справедливости. Я был тоже однажды поражен мыслью одного гимназиста, что не напрасно меня выгнали из гимназии, со мной не было сладу… Наивный эгоизм, принимающий свое «я» за вселенную, и просто эгоизм без чувства основ: у Левы эгоизм с чувством основ и путь его — путь разрушения — это эгоизм понимания основ — большой путь. У меня основное столкновение этого было в Париже — в результате личное несчастье и литература: чувство, которое меня влечет к литературе — это стремление быть не тем, что я есть, создание другого «я» (момент этого: скорлупа, то письмо — я все, все отдаю вам на суд и с этим, что есть во мне ценного, остаюсь).

Так ясно, что надо делать для понимания мира: нужно отказаться от себя (эгоизм), и тогда душа будет светиться (поэзия и есть свет души): рабы всегда светятся, а начальствующий прет нахально, жизнь птиц и животных состоит вся из лишений, и оттого они так прекрасны (весной).

Космос устроен человеком же («природа») — почему на войне исчезает природа? потому что это новое человеческое дело — человек еще не успел подыскать символ в хаосе, но он и это подыщет.

При поездке в «невидимый град» (то же и «непуганые птицы») [130] мною руководил задор: мне казалось, что с помощью какого-то неведомого чувства, которым я обладаю и которое я считаю подлинным и обязательным для всех научных исследований, с помощью этого чувства я сделаю открытия научные. И я действительно убедился тотчас по приезде, что знал больше всех этих <ученых>-исследователей раскола и сектантства (я вошел внутрь). Нельзя ли то же сделать в большом масштабе, например, с географией, чтобы глобус стал не внешним предметом, а вошел в состав души.

Провиденциальная точка зрения на войну: разрушение того, что неизбежно должно разрушиться: наивный эгоизм государства, фетишизм государственный, создастся взаимодействие (империализация мира): бессмертная личность и космос… И то должно совершиться (война), чтобы создалось это: без того не может быть этого — вот трагедия немца (Адам без земли).

Роман моей жизни: столкновение Германии и России, я получил все от Германии [131] и теперь иду на нее (Лейпциг, Тюрингия).

Развелся с «Русскими Ведомостями» [132], которые были всегда для меня <2 нрзб>). Брак был по расчету: я писал о мужиках, они мне за это оказывали покровительство. Но я не знаю ни одного общественного дела, в котором когда-либо я участвовал «по любви»: земская служба [133], в министерстве — курьезная служба [134], писание в «Русских Ведомостях» — сплошное притворство, в «Заветах» [135] — все это не мое, не мое. Два раза, один в юности, другой на переломе и третий иногда в литературе я участвовал в общем как в своем, но это были моменты величайшего напряжения: нормальным общественным деятелем я быть не могу.

6 Апреля. Идея: «Черного араба» [136] превратить в целую «экзотическую» книгу, «Птичье кладбище» — в книгу земли русских сказок [137], «Невидимый град» — в книгу религиозных исканий, «Книга войны» [138] и проч.

Книгу «Птичье кладбище» превратить в книгу четырех времен года [139].

Беда христианства в том — ссылка на него есть могучее средство в руках хитрого хищника, не могущего по причине своей слабости и глупости стоять лицом к лицу с противною ему силой.

Я — часть космоса, я живу — я со всеми (противовес этому: ошибки в области самооценки), но моя вера в добро моей жизни должна быть (так верят Разумник, Мережковский, Горький и проч.), или же эта вера до конца сломана — это существо должно быть разрушено (жизнь), и «тот свет» — это другая вера.

Черты Востока в русской жизни: останавливаются не в гостиницах, а у знакомых.

9 Апреля. За бором на угреве в затишьи против солнца стоит береза. Пробежала босая девочка, сломала ветку, и закапал сок березовый из открытой раны.

Убежала девочка. Осталась береза одна, и так непрестанно капает сок на сухие желтые прошлогодние листья, и к полудню целая лужа была на сухих листьях светлой душистой березовой крови: сок — березовая кровь.

И ни одного стона, ни одного звука не было у березы о пролитой крови. Она так покорна была воле пославшего ее на эту землю, что даже не чувствовала боли. И так весь этот мир — вся природа несет крест тяготеющего над ней ига.

И человек — тоже природа, значит, тоже раб, и спасение его, как природы, в молчании. Но вот он говорит… Уже начинается момент святого права голоса, после границы, за границей молчания, значит, страдания — слово, как кленовый лист после суровой зимы. Как установить разумом, как разумно найти эту черту страдания и права голоса, где этот момент заявления права человека?

Может быть, голос — продолжение муки хаоса, <выражение> его радости, но это голос природы, и тогда человек — ничто.

Человек — воля и скорость. Хочется поскорей — это противопоставляется природе: там не может хотеться, не может быстрее двигаться всего, что есть.

«Птичье кладбище» — книга 4-х времен года. Книга рассказов «Старички» [140]. Собрать сюда «Старички», «Домик в тумане» [141] и вообще все рассказы, изображающие утраченные ценности: книга человеческая.

1) Птичье кладбище 2) Черный араб 3) В краю непуганых птиц 4) Колобок [142]5) Невидимый град 6) Книга войны.

12 Апреля. Война как момент творчества жизни: это проследить в личности. Без личности: все бессмыслица (а рост государства?) — какая нелепость одиночество во время войны — воевать и быть одному невозможно, и отсюда два пути, два вывода: один, что государство нужно создавать, другой в муке за муку. И один оканчивает мукой за муку, творит новый мир, другой признает, что он творит государство (шитье фуфаек; «все это Россия, Россия» — Розанов… святые вещи и проч.).

Но этот <голос> отличается от природы (качественно-высшее животное). И в этом голосе есть настойчивая сила и право (естественное), этот голос называется «религией жизни», «земли». Мотивы: радость слова, горе — вся музыка бора, пение птиц, шелест трав (голос человека создан из музыки природы). Но все это еще не человек: человек дает земле новые, не продолжающие природу, а совсем новые человеческие установления: новый голос, новый, искупленный мир, новое небо, новая земля — этого не признают пророки религии «жизни».

Может быть, некогда коршун стал лебедем? Из ястреба стала пеночка? и вся природа — образ единого пути созидания? Какой же путь творчества человеческого голоса? Путь личного переживания и средств выражения в опыте других людей: этим путем соединяется личное и общественное: личное — жизнь, общественное — предание, момент голоса — соединение своего с преданием. Предания природы и предания человека.

Человеческий опыт может быть только в природе (жизни): жизненное — умирающее, человеческое — бессмертное. В смертном рождается бессмертное — невозможно, в смертном воплощается бессмертное Слово.

Люди, для которых новый мир даст только доказательство старого, и люди, которые верят, что новый будущий мир будет действительно новым.

Бывало, прохожу деревней — знают, что вернулся с войны — проходу нет, все допрашивают, как на войне, и всякая сказанная мелочь глубоко западает им в души. Ныне я прохожу, и никто меня больше не спрашивает, насытились и как будто что-то уже знают свое и ничего уж нового не узнают от человека с войны, боль свою, приходили с войны и уж все пересказали. Только из одной избушки выходит старуха бледная, позеленелая и спрашивает:

— Сына у меня убили: будет ли мне что за это? У него четыре Егория и произведен в прапорщики. Будет ли мне какое пособие?

Старуха очень просит меня похлопотать… Спрашиваю, какого он полка.

— Геройского, — отвечает старуха.

Объясняю, что по этому еще нельзя найти, а в полках есть названия и части. Долго сидела моя старуха и ничего не поняла.