Фрэнсис Фицджеральд - Новые мелодии печальных оркестров Страница 35

В Неаполе они собирались задержаться на день, сесть на пароходик и посетить знаменитый Голубой грот на острове Капри. Возвратившись в Неаполь, отправиться в автомобиле на юг, чтобы затем перебраться на Сицилию. Мистер Носби получил в Неаполе телеграмму из Парижа, от мистера Бушмилла, которую не стал читать остальным, а сложил и сунул в карман. Он сказал, однако, что перед посадкой на пароход должен будет зайти на минутку в один итальянский банк.

Миссис Бушмилл в то утро с ними не поехала, и Хэлли с Коркораном ждали в такси у дверей банка. За целый месяц они впервые остались с глазу на глаз, без чопорно-лощеного мистера Носби, маячившего рядом.

— Мне нужно с вами поговорить, — приглушенным голосом начала Хэлли. — Я много раз пыталась, но без толку. Он вынудил отца согласиться на то, что, если вы станете со мной заигрывать или просто проявлять внимание, ему разрешается тут же отослать вас домой.

— Мне не следовало ехать, — раздосадованно отозвался Коркоран. — Это была ужасная ошибка. Но я хотел еще раз повидать вас наедине… хотя бы проститься.

Когда Носби торопливым шагом вышел из банка, Коркоран замолк и, притворившись, будто наблюдает за чем-то интересным, наудачу отвел взгляд в сторону. И вдруг, словно бы ему подыгрывая, на углу перед банком в самом деле произошел любопытный случай. Из-за угла выбежал человек без пиджака, схватил за плечо стоявшего там невысокого смуглого горбуна, развернул его в обратном направлении и указал на такси. Человек в рубашке даже не глядел на Коркорана и Хэлли — словно знал, что они там есть.

Горбун кивнул, и тут же оба исчезли: человек в рубашке вернулся в переулок, горбун просто растаял. Произошло это так стремительно, что Коркоран успел только мимоходом удивиться — и вспомнил об увиденном лишь спустя восемь часов, когда компания вернулась с Капри.

По Неаполитанскому заливу в то утро ходили волны, и маленький пароходик шатался, как пьяный, из стороны в сторону. Вскоре лицо мистера Носби пошло менять оттенки с желтого на бледно-кремовый и наконец на призрачно-белый, однако он упрямо твердил, что не замечает качки, и только без конца прогуливался туда-сюда по палубе, заставляя Хэлли его сопровождать.

Когда пароход пристал к скалистому, сверкающему радостными красками острову, от берега отчалили дюжины лодок и закачались на волнах в ожидании пассажиров, желающих добраться до Голубого грота. При виде этой непрестанной пляски святого Витта лицо мистера Носби из респектабельно белого сделалось причудливо и неуместно голубым, вслед за чем он принял внезапное решение.

— Чересчур качает, — объявил он. — Мы не поедем.

Хэлли, зачарованно глядевшая за борт, не обратила внимания на его слова. Снизу неслись призывные крики:

— Леди и джентльмены, хороший лодка!

— Я говорить американски — два года жить в Америка!

— Солнышко-то как светит! Как в такой день не полюбоваться Голубым гротом!

Первые пассажиры уже отплыли, по двое в лодке, Хэлли вместе со следующей группой двинулась по сходням.

— Хэлли, ты куда! — закричал мистер Носби. — Сегодня опасно. Мы остаемся на борту.

Хэлли обернулась к нему с середины сходней:

— Я еду, и думать нечего! Добраться до Капри — и не посмотреть Голубой грот?

Носби снова взглянул на волны и поспешно отвернулся. Хэлли, сопровождаемая Коркораном, уже садилась в тесную лодку и веселым взмахом руки прощалась с Носби.

Они приближались к берегу, направляясь к небольшому черному проему в скалах. Лодочник велел им сесть, чтобы не стукнуться головой о камни. Мгновенный нырок в темноту — и им открылось обширное пространство, яркий ультрамариновый рай, пещера-собор, где вода, воздух, высокий свод потолка светились опаловой голубизной.

— Чудо чудное, — нараспев повторял лодочник. Он сделал гребок веслом, и у всех на глазах оно обернулось невероятным серебром.

— Окуну-ка я руку! — восхитилась Хэлли.

Они с Коркораном стояли на коленях, и, когда она наклонилась, чтобы опустить в воду ладонь, обоих, как в сказке, объяло необычайное свечение и их губы соприкоснулись. Затем весь мир поголубел и засеребрился — или это был не мир, а восхитительное видение, в котором им назначено пребывать на веки вечные.

— Диво дивное, — выпевал лодочник. — Возвращайтесь в Голубой грот завтра, послезавтра. Спросите Фредерико, я знаю, как чего показать. О, пре-е-елесть!

И снова их губы потянулись друг к другу, сгустки голубизны и серебра взметались фейерверком и, лопнув, укрывали их плечи цветными искорками — и можно было уже не бояться ни хода времени, ни посторонних глаз. Они опять поцеловались. Там и сям по краям пещеры будили эхо голоса туристов. Какой-то мальчик, нагой и загорелый, нырнул с высокой скалы, рассек воду, подобно серебряной рыбке, и голубизна вскипела тысячью платиновых пузырьков.

— Я люблю тебя всем сердцем, — шепнула Хэлли. — Что нам делать? Ох, дорогой, если бы ты умел хоть немного разумнее обращаться с деньгами!

Пещера пустела, лодочки одна за другой устремлялись к выходу в сверкающее, неспокойное море.

— До свиданья, Голубой грот! — пел лодочник. — Завтра я вернусь!

Ослепленные солнцем, Хэлли и Коркоран отпрянули друг от друга и обменялись взглядами. Голубизна с серебром остались позади, но сияние не покинуло их лица.

И здесь, под голубым небом, «я люблю тебя» прозвучало не менее убедительно.

Ожидавший их на палубе мистер Носби не произнес ни слова, только оглядел обоих внимательно и всю дорогу до Неаполя сидел между ними. Вполне осязаемое тело Носби не разрушило, однако, их единства. Ему оставалось только спешно разделить их расстоянием в четыре тысячи миль.

И лишь когда они, высадившись, уходили с пристани, Коркоран в один миг забыл о своем восторге и отчаянии, поскольку заметил нечто имевшее отношение к утреннему инциденту. Прямо у них на дороге, словно бы поджидая, стоял тот самый смуглый горбун, которому человек в рубашке указывал на их машину. Заметив их, горбун, однако, поспешно шагнул в сторону и скрылся в толпе. Пройдя мимо, Коркоран сделал вид, что хочет в последний раз взглянуть на пароход, обернулся и заметил краем глаза, как горбун показывал их еще какому-то мужчине.

В такси мистер Носби прервал молчание:

— Вам лучше бы немедленно упаковать вещи. Сразу после обеда мы берем такси и отправляемся в Палермо.

— Сегодня мы туда не доберемся, — запротестовала Хэлли.

— Остановимся в Козенце. На полдороге.

Было очевидно, что он намерен закончить совместную поездку как можно скорее. После обеда Носби попросил Коркорана пойти с ним в гараж при отеле и выбрать автомобиль, и Коркоран понял, что он не хочет оставлять их с Хэлли одних. Носби был не в духе, и его не устроили цены в гараже. В конце концов он вышел на улицу и присмотрел там ветхую колымагу. Таксист согласился отвезти пассажиров в Палермо за двадцать пять долларов.

— Похоже, эта древность до Палермо не доедет, — рискнул возразить Коркоран. — Не лучше ли будет заплатить дороже и взять другую машину?

Носби смерил его взглядом, едва сдерживая гнев.

— Мы не можем себе позволить разбрасываться деньгами, — сказал он сухо. — В отличие от вас.

Коркоран ответил на эту колкость холодной улыбкой.

— И вот еще что, — сказал он. — Вы получали утром в банке деньги или другую ценность, из-за которой за вами могут следить?

— О чем вы? — тут же спросил Носби.

— Кто-то весь день наблюдает за всеми вашими передвижениями.

Носби недоверчиво вгляделся в Коркорана.

— Вам бы хотелось, чтобы мы еще на день-два задержались в Неаполе? Как это для вас ни печально, бразды правления теперь у меня. Если желаете остаться, оставайтесь в одиночку.

— И вы не хотите нанять другой автомобиль?

— Вы начинаете мне надоедать с вашими предложениями.

В отеле, покуда грузчики относили чемоданы в высокий старомодный автомобиль, Коркорану снова показалось, что за ним следят. Он едва удержался, чтобы не обернуться. Может, у него просто разыгралось воображение и лучше поскорее выбросить все это из головы.

Когда машина сквозь ветер и сумерки двинулась в путь, было уже восемь часов. Солнце спустилось за дома, окрасив небо в цвета рубина и золота; пока путники огибали залив и медленно взбиралась к Торре-Аннунциата, Средиземное море, приветствуя это меркнувшее великолепие, обратило свои воды в розовое вино. Вверху вырисовывался Везувий, извергая из своего кратера фонтанчик дыма, добавлявшего густоты ночной тьме.

— Нам надо добраться в Козенцу к полуночи, — проговорил Носби.

Никто не откликнулся. Город скрылся за возвышенностью, и путники в одиночестве спускались по опасной и таинственной голени итальянского сапога, где расцветает буйным цветом мафия и простирается на два континента зловещая тень Черной руки. Вздохи ветра среди серых, увенчанных руинами гор отдавали жутью. Хэлли невольно вздрогнула.