Уильям Моэм - Сплошные прелести Страница 35

— Американцы, — сказала миссис Дрифилд. — Скажите, что мне будет очень приятно их видеть.

Вскорости горничная ввела незнакомцев. Молодые, высокорослые, широкоплечие, чистовыбритые, загорелые, большеголовые, с густыми черными волосами, зачесанными прямо назад, с добрыми глазами, оба в роговых очках, в английских костюмах явно с иголочки, они слегка смущались, хоть были разговорчивы и исключительно вежливы. Посетители, как они объяснили, приехали осмотреть литературные достопримечательности Англии и, будучи поклонниками Эдварда Дрифилда, позволили себе, по дороге к дому Генри Джеймса в Райе, сделать остановку в надежде на позволение осмотреть место, освященное столькими связанными с ним ассоциациями. Упоминание Райя обошлось нелегко для миссис Дрифилд.

— Кажется, там хорошие поля для гольфа, — сказала она.

Она представила американцев Рою и мне. Я ликовал, насколько кстати оказался Рой. Выяснилось, что он выступал с лекциями в Виргинском университете и останавливался на квартире у одного из ведущих ученых филологического факультета. То были незабываемые дни. Он не мог сказать даже, что произвело на него большее впечатление: щедрое гостеприимство развлекавших его очаровательных виргинцев или их глубокий интерес к искусству и литературе. Он справлялся о таком-то и таком-то; со многими он там подружился на всю жизнь; видимо, все, кого он там ни встречал, были людьми милыми, добрыми и умными. Вскоре молодой профессор уже рассказывал Рою, как любит его книги, а Рой скромно объяснял, какова была задача, которую он ставил перед собой в той или иной книге, и как хорошо он понимает, что задачу эту решил не до конца. Миссис Дрифилд слушала и одобрительно улыбалась, но ее улыбка, как я чувствовал, становилась все более вымученной. Рой, наверное, тоже о том догадался, ибо вдруг осекся.

— Но не стану надоедать вам своими делами, — сказал он громко и душевно. — Я здесь только потому, что миссис Дрифилд оказала мне большую честь, доверив написание книги — биографии Эдварда Дрифилда.

Конечно же, посетителей заинтересовало это известие.

— Дело, поверьте, непростое, — сказал Рой. — К счастью, мне помогает миссис Дрифилд, которая была не только безупречной женой, но и прекрасной стенографисткой и секретарем; материалы, предоставленные ею в мое распоряжение, обладают такой полнотой, что на мою долю остается поистине немногое сверх использования ее записей и ее… ее трогательного усердия.

Миссис Дрифилд скромно потупилась, а молодые американцы обратили на нее свои большие темные глаза — в них можно было прочесть симпатию, интерес и уважение. Беседа, касавшаяся не только литературы, но и, в частности, гольфа (поскольку посетители упомянули, что надеются сыграть в Райе), продолжалась недолго; но Рой и тут оказался на высоте, рассказав, какие там лунки наиболее коварны, и пообещав сыграть с обоими по их приезде в Лондон; и наконец, миссис Дрифилд встала и предложила показать кабинет и спальню Дрифилда, а также, конечно, сад. Рой поднялся с явным намерением сопровождать посетителей, но миссис Дрифилд полуулыбнулась ему, мило, но решительно.

— Не беспокойтесь, Рой, — сказала она. — Я сама провожу их. Оставайтесь, побеседуйте с мистером Эшенденом.

— Отлично. Конечно.

Американцы откланялись, и мы с Роем снова уселись в покрытые ситцем кресла.

— Прелестная комната, не правда ли, — сказал Рой.

— Угу.

— Эми это стоило большого труда. Старик-то купил Ферн-корт года за два до их свадьбы. Она пыталась заставить его продать усадьбу, но безуспешно. Кое в чем он был очень упрям. Видите ли, усадьба принадлежала некой мисс Вулф, его отец был у нее управляющим, и Дрифилд мальчишкой только-де и мечтал сам Ферн-кортом владеть, а теперь купил-таки его и будет тут хозяином. Казалось бы, ему меньше всего должно хотеться жить там, где всякий знает его родословную и все прочее. Бедная Эми однажды едва не наняла в горничные внучатую племянницу Эдварда. Когда Эми тут появилась, дом снизу доверху был обставлен в лучшем стиле Тотенхем-корт-род, вы знаете, что это такое: турецкие ковры и столики красного дерева, в гостиной вся мебель с плюшевой обивкой и узорный паркет. Так, он считал, следует обставить дом джентльмена. По словам Эми, вид был просто ужасный. Он не позволял ничего менять, и ей приходилось действовать с величайшей осторожностью; она говорит, что просто не могла жить в таком доме, решила все исправить и заменяла вещь за вещью по одной враз, чтобы Дрифилд не обратил внимания. Как она рассказывает, всего труднее оказалось с письменным столом. Не знаю, заметили вы тот, что стоит сейчас в кабинете. Очень стильный, я сам бы от такого не отказался. А у Дрифилда была жуткая американская конторка. Этаким столом он пользовался много лет, написал за ним дюжину книг и просто жить без него не мог; ему было неважно, что это за вещь, он привязался к столу, поскольку долго им пользовался. Вам бы послушать Эми, как ей, в конце концов, удалось избавиться от этой конторки. Целая история! Поверьте, Эми замечательная женщина — умеет поставить на своем.

— Это я заметил, — сказал я.

Ей в два счета удалось осадить Роя, когда он порывался обойти дом с посетителями. Сейчас он искоса глянул на меня и рассмеялся. Рой как-никак был неглуп.

— Вы не знаете Америку так, как я, — сказал он. — Там всегда предпочтут живую кошку мертвому льву. Это одна из причин, почему мне нравится Америка.

Глава двадцать пятая

Когда миссис Дрифилд, отослав странников в дальнейший путь, вернулась к нам, то подмышкой принесла папку.

— До чего же милые молодые люди! — сказала она. — Вот бы английская молодежь так горячо интересовалась литературой. Я им подарила фото Эдварда в гробу, а они стали просить мою фотографию, и я им ее подписала. — И со всею любезностью добавила: — Вы, Рой, произвели на них огромное впечатление. Они сказали, что для них большая честь познакомиться с вами.

— Я столько выступал в Америке, — смиренно ответил Рой.

— Да, но они читали ваши книги. И больше всего восхищены их мужественным духом.

В папке лежали старые фотографии: групповые школьные снимки, на которых Дрифилдом я посчитал какого-то лохматого пострела по той лишь причине, что на него указала вдова; команды регбистов, где Дрифилд чуть постарше; фото молодого матроса в тельняшке и бушлате — это когда Дрифилд удрал на море.

— А вот он в день первой своей свадьбы, — сказала миссис Дрифилд.

Он был с бородой, в брюках в черно-белую клетку; в петлице большая белая роза, на столике за спиной — высокий цилиндр.

— А вот и невеста, — сдерживая улыбку, сказала миссис Дрифилд.

Ох, ох, у провинциального фотографа сорок с лишним лет назад Рози вышла гротескно. С большим букетом в руках стояла она у стены, разрисованной в виде роскошных апартаментов, стояла вся сжавшись; платье с турнюром тщательно отглажено, затянуто в талии. Челка свисает на глаза. На густо взбитых волосах пристроился флердоранжевый венок, длинная фата откинута назад. Один я мог догадаться, как хороша она была въявь.

— На вид она совершенная простушка, — сказал Рой.

— Такая она и была, — процедила миссис Дрифилд.

Потом шли другие фотографии Эдварда, сделанные в то время, когда он начал приобретать известность, фотографии той поры, когда носил только усы, и поздние снимки, — тут он был чисто выбрит. Все заметнее его лицо постепенно становилось худым и морщинистым. Угловатая ординарность ранних фото постепенно переплавлялась в усталую утонченность. Его облик наглядно менялся под воздействием жизненного опыта, интеллекта и обретенной мечты. Я взглянул опять на фотографию молодого матроса и уже в ней ощутил намек на отчужденность, столь явственную на поздних снимках; прежде я смутно чувствовал ее в самом этом человеке. Перед вами было не лицо, а маска, и поступки ничего истинного не выражали. У меня сложилось впечатление, что действительный человек, до самой смерти неизвестный и одинокий, был двойником, который, промеж автора многих книг и — любителя веселой жизни, прошел, молча и незаметно, своим путем, иронически усмехаясь над двумя марионетками, принятыми миром за Эдварда Дрифилда. Сознаю, в своем описании я не показал живого человека, самобытного, цельного, с логичными поступками и внятными их причинами; я и не покушался на такое. С удовольствием оставлю это более компетентному перу Олроя Кира.

Мне попались снимки Рози, затеянные актером Гарри Ретфордом, а потом фотографии той самой картины Лайонела Хильера. Сердце забилось учащенно. Именно такой я лучше всего ее помнил. Несмотря на старомодный наряд, Рози была здесь как живая, трепещущая от переполнявшей ее страсти, и вся словно отдавалась нахлынувшей любви.

— Девица кровь с молоком, не так ли? — сказал Рой.

— Если вам по вкусу тип молочницы, — парировала миссис Дрифилд. — Она, я бы сказала, похожа на белую негритянку.