Вернер фон Хейденстам - Воины Карла XII Страница 35

Голова Озириса. Все прах и суета!

Путник (Дисколосу). Вот как подобало бы жить ныне именующим себя владыками, а не в огромных дворцах с часовенкой рядом.

Дисколос. Жреческое начало умирает в человечестве, и этой смерти ему не пережить.

Путник. К каким бы векам ни обращался я мыслью, всюду слышу ликование уповающих, шелест хоругвей и ликующий звон колоколов над миром, у которого был свой бог!

Сет (с ослиной головой, кричит по-ослиному и бросается на Путника, но, видя, что тот не бежит от него, останавливается). Я уже никому не внушаю прежнего ужаса. Небесные тела превратились в застывший шлак. Когда я купаю руки в вечном огне, чтобы сеять опустошение, пламя кажется мне прохладным, подобно струям воды.

Голова Озириса. Все прах и суета!

Гатор (с кошачьей головой и с тамбурином, фыркает и бьет лапами). Я думала, что хоть одно на свете не суета — любовь... Но я обманулась. Мяу! Мяу! Когда я бросаю влюбленных в объятия друг друга, они проклинают меня и таращатся один на другого, словно чужие... Пф! Пф!.. Они воображают, что ненавидят друг друга, но они ненавидят свою собственную кровь.

(Извиваясь, подкрадывается к Путнику, трется о него, мурлыкает и вдруг оглушительно ударяет в тамбурин.)

На колени перед богиней Гатор, нежной покровительницей любви!

Путник (тревожно). Только не перед тобой... Укажите мне бога, достойного почитания!

Дисколос (указывая на звероподобных, которые окружают Путника, чтобы увлечь его за собой). Выбирай!

Путник. (отбиваясь и ломая руки). Дай мне бога, и я с радостью пойду на все жертвы... и лишения... Я понесу бремя болезни и старости, как лучшее украшение... Я разбужу свой народ, как ураган будит покрытое льдом море!

Дисколос. Выбирай!

Путник. Я обратился вспять, чтобы начать поиски среди диких звероподобных... Напрасный труд! Возьми свой лук и пусти стрелу!

Дисколос. В другой раз стремись вперед... далеко вперед, еще не распаханными полями грядущего дня!

Путник. Где роса еще освежает разгоряченные ступни... А здесь в воздухе пахнет гарью.

Дисколос. Обещай, или я не подам тебе помощи!

Путник (почти обессиленный). Пусти стрелу! Я обещаю, даю тебе слово!

Дисколос. Спасибо за это слово!

Нацеливается в Озириса и спускает стрелу. Колонна разваливается на куски, звероподобные боги с жалобными криками разбегаются в разные стороны и исчезают. Лунный свет бледнеет, зажигаются звезды.

Дисколос. Хочешь ты выслушать меня?

Путник. Да, ты много видел, многому научился.

Дисколос. Я видел однажды женщину на коленях у подножия простого деревянного креста при дороге; это зрелище исторгло слезы из моих старых глаз, тогда как богоотрицателей я не понимал. Это — религия, думал я, но нельзя искать религиозной сути в кресте, который является только символом; суть и не в наивных словах этой религии, но в том непостижимом, что люди стремятся выразить и этим символом и этими словами. И вот мне пришло в голову, что, в сущности, у всех людей одна религия — и у отрицателей, как ты, и у верующих проповедников, и у юных дикарей. Все они спорят только о мирских предметах, как символы, обряды и толкования. Воздвигнем же обширный храм и начертаем над входом: «Мы сами не знаем и не понимаем того, что хотим выразить этим». И будем встречаться там, но не при дневном свете, ибо зрение принадлежит миру, а звездными ночами; будем петь перед алтарем несложную обедню или постоим молча, ибо мы не знаем и не разумеем того, что хотим выразить этим.

Путник. Ты говоришь, как ученик древних софистов, но все равно... Может статься, когда-нибудь твой храм и воздвигнется.

Дисколос. Все народы земные должны прийти туда. Не бойся. Божественный свет только временно заволокли облака; облака — вечные странники, то собираются, то рассеиваются с тех самых пор, как живет человечество.

Путник. Что мне в том? Когда облака еще раз рассеются, меня самого уже не будет на свете. Я мерз в тени и стучал зубами от стужи, но никогда не увижу возрождения света.

Дисколос. Не пророчь заранее и подыми голову — свет уже брезжит. Почему дикие Звероподобные уже не в силах зажечь вселенский пожар? От начала веков горел хаос, бездушный и бесстрастный, но уже давно Хронос сверг с трона чудовище Урана, и вселенная стала прозрачной, подобно тихой воде. Почему движутся звезды закономерным хороводом вокруг своих солнц? Они собрались на праздник. Или ты не замечаешь, что и люди ходят в ожидании и готовятся к тому же великому празднику? Силы, боровшиеся в огне и в воздухе и в нас самих, сольются в одну широкую царственную реку. Мир ждет пришествия бога.

Путник хватает его за руку и пытливо заглядывает ему в глаза.

Дисколос. С незапамятных времен возвещалось в темных пророчествах пришествие его теми, кто ожидал его, верил в него и умирал за свою веру. Однажды утром я зажег свечу и спустился в римские катакомбы; там я читал их имена на каменных плитах. Когда же вышел наверх, то увидел преступника, которого вели на казнь. «Это — преступный монах, по имени Бруно, говорили люди; он падал на колени и пел обедню звездному небу, поднимал с земли камень, целовал его и говорил, что и у камня есть разум и душа». Вот еще один, смутно чающий, еще один свидетель, подумал я. Много путей ведет в Рим, но еще больше ведет их к богу, пришествие которого недалеко.

Путник. А если нам придется ждать еще тысячу и больше лет?

Дисколос. Но с той же минуты, как ты уверовал в его пришествие, у тебя уже есть бог, достойный почитания!

Путник. И он превзойдет своей мощью и величием того, чей храм ты охранял когда-то?

Дисколос. Превзойдет, но будет похож на него, как сын на отца. Ты видел изваяние Аполлона Кифадорийского, резца Скопаса? Строгий лоб, восторженный взгляд, богатая складками одежда, словно развеваемая елисейскими неграми.

Путник. Бог света, мечущий стрелы, строитель городов, облагородивший законы, бог искусства и знаний?

Дисколос. Не только простодушные и смиренные, по лучшие из людей будут наперерыв служить ему. Его жрецы будут следовать за ним священным хором, но никогда им не настичь его, ибо он не знает отдыха. Они будут сравнивать его со звездою Сириус, которая хотя и больше и ярче всех звезд ночных, но далеко не из ближайших к нам. Звероподобные боги уже лежат разбитые в своих храмах, и скоро на всех вершинах воздвигнутся алтари и запылают огни в честь его!

Путник (прижимает руки Дисколоса к своему лбу). Я верую.

Дисколос. Ты блуждал и искал ощупью во тьме?

Путник. Я был слеп, но теперь я приношу тебе весть. Мир готов принять бога и ждет его!

Дисколос (поникает головой и стоит молча. Затем ведет Путника по развалинам на самый верх). Остерегайся. Дорога крута.

Путник. Она напоминает мне родные места, крутой подъем за отцовским домом, подъем на вершину Колокольной горы.

Дисколос. Что же делал ты, когда добирался до вершины?

Путник. Ребенком я собирал валежник и зажигал костер. Потом ложился на мох и думал о Моисее, который слышал голос из пылающей купины.

Дисколос. Стань снова ребенком!

(Указывает на терновые кусты и помогает Путнику собирать топливо.)

Спина моя плохо гнется, сложи сам костер из ветвей.

Путник. Терновник колюч.

Дисколос. И руки твои уже в крови.

Путник. А я не чувствую. Смотри, я могу изо всей силы сжимать шипы в руках, — я не чувствую боли.

Дисколос. (ломает свой лук и бросает его на костер, который тотчас загорается). Гори, гори. Мир готов к пришествию бога.

(Падает, близкий к смерти.)

Путник (поддерживая его голову). Что бросить мне в огонь в знак посвящения себя в жрецы?

Дисколос. Все, чем ты обладаешь.

Путник опустошает свои карманы и бросает в огонь ассигнации и золото.

Дисколос. Этого мало.

Путник (снимая с шеи цепочку с янтарным сердечком). Вот память о моих первых майских грезах!

(Бросает цепь в огонь.)

Дисколос. Мало.

Путник. Говори, что же ты понимаешь под словом «все»?

(Склоняется к нему.)

Ты не отвечаешь? Ты больше не слышишь меня? Будь милосерд, открой уста и ответь мне!

(Приподымает ему веки и вглядывается в его глаза.)