Фрэнсис Фицджеральд - Успешное покорение мира Страница 36

— У меня нет автомобиля.

— Ну, можешь у родных попросить.

— У нас электромобиль.

Она не торопила. Он по-прежнему ее завораживал — интересный, непредсказуемый, чуть грустный.

— Я видел твою сестру, — выпалил он, надеясь хотя бы таким способом преодолеть то противоестественное, невыносимое благоговение, которое внушала ему Минни. — Вы с ней определенно похожи.

— Правда?

— Это было какое-то чудо, — сказал он. — Просто чудо! Сейчас расскажу…

— Давай, рассказывай. — Она сложила руки на коленях и приготовилась слушать.

— Так вот, сегодня после обеда…

Музыка несколько раз умолкала и начиналась вновь. Теперь объявили перерыв, и в тишине на веранде раздались решительные шаги: подняв голову, Бэзил увидел Роду и Гектора Крама.

— Мне домой пора, Бэзил, — пискнул Гектор ломающимся голоском. — Вот Рода.

«Отведи Роду на причал и столкни в озеро». Но эти слова прозвучали только у Бэзила в голове; его тело вежливо поднялось.

— Где тебя носит, Бэзил? — сказала Рода с обидой. — Почему ты не вернулся?

— Я как раз иду. — Когда он обернулся к Минни, голос его слегка дрогнул. — Привести твоего молодого человека?

— Нет, не беспокойся, — сказала Минни.

Она не злилась, но как будто несколько удивлялась. Откуда ей было знать, что парень, столь смиренно позволивший увести себя прочь, в данный момент зарабатывает на учебу в Йеле.

V

Родной дед Бэзила, который некогда состоял в правлении университета штата, с самого начала хотел отговорить внука от поступления в Йель; а теперь и мать, представив, как ее сын, голодный и оборванный, ютится в мансарде, присоединилась к дедовым увещеваниям. Сумма, на которую Бэзил мог рассчитывать с ее стороны, была гораздо меньше необходимого минимума, и хотя он упорно не желал сдаваться, его уговорили «на всякий случай» подать документы в этот университет.

В административном здании он столкнулся с Эдди Пармели, который представил ему своего спутника, невысокого, восторженного японца.

— Так-так, — не удержался Эдди. — Значит, Йель побоку!

— И меня Йель побоку, — вставил господин Уцуномия, удивив собеседников. — О, давно-давным Йель побоку! — Он исступленно рассмеялся. — Конечно. О да.

— Господин Уцуномия — японец, — пояснил Эдди, подмигивая другу. — Тоже абитуриент.

— И Гарвард, и Принстон тоже побоку, — продолжал господин Уцуномия. — Мне дома предлагать выбор — я выбрал здесь.

— Неужели? — почти возмутился Бэзил.

— Конечно, здесь больше сильно. Приходит больше крестьян, с силой и запахом земли.

Бэзил воззрился на него в изумлении.

— И вам это нравится? — недоверчиво спросил он.

Уцуномия закивал;

— Здесь я узнаю настоящий американский народ. И девушки. В Йеле только мальчики.

— Но ведь здесь отсутствует университетский дух, — терпеливо начал объяснять Бэзил.

Уцуномия перевел непонимающий взгляд на Эдди.

— Ну, шурум-бурум! — пояснил Эдди, размахивая руками. — Трам-та-ра-рам! Сами понимаете.

— Кроме того, девушки тут… — начал Бэзил и вдруг осекся.

— Вы знаете тут девушки? — заулыбался Уцуномия.

— Нет, не знаю, — твердо сказал Бэзил. — Но я знаю другое: они не похожи на тех, что приезжают на балы в Йель. Я вообще не уверен, что здесь устраивают балы. Нет, может, местные девушки и ничего, но они не такие, как те, которых встречаешь в Йеле. Здесь они — просто студентки.

— Я слышал, ты связался с Родой Синклер, — встрял Эдди.

— Это уж точно! — иронически усмехнулся Бэзил.

— Прошлой весной меня иногда звали к ним в дом поужинать, но раз ты теперь водишь ее на все танцульки…

— Ладно, счастливо, — поспешил распрощаться Бэзил.

Ответив резким кивком на церемонный наклон головы господина Уцуномии, он ушел из этого рая девушек и ветеринаров, к которому нынче добавились крестьяне и японцы.

С момента прибытия Минни вопрос насчет Роды раздулся до гигантских размеров. Сначала Бэзил просто равнодушно относился к этой личности, хотя и немного стыдился ее кружевных нарядов, вызывавших ненужные мысли, но теперь, увидев, как бессовестно им помыкают, он ее возненавидел. Когда она жаловалась на головную боль, его воображение с готовностью рисовало затяжной, томительный недуг, от которого можно исцелиться лишь осенью, с началом занятий. Но восьми долларов недельного жалованья, которое положил ему двоюродный дед, хватило бы разве что на проезд до Нью-Хейвена, и Бэзил знал, что мать никуда его не отпустит, если он не удержится на этой работе.

Ни о чем не догадываясь, Минни Биббл была заинтригована тем обстоятельством, что он танцевал с ней всего раз или два за вечер, да и то странно мрачнел и замыкался в себе. На первых порах такое безразличие завораживало ее и, пожалуй, слегка огорчало. Но не по годам бурный темперамент отказывался долго мириться с таким пренебрежением, и Бэзил мучительно наблюдал, как у него один за другим появляются соперники. Временами он начинал думать, что Йель обходится слишком дорого.

Все надежды он возлагал на одно событие. Это была прощальная вечеринка в ее честь: Кампфы сняли Колледж-клуб и не включили Роду в число приглашенных. Учитывая расстановку сил и собственное настроение, Бэзил не возражал против скорого отъезда Минни, тем более что сердце ее, как он понимал, навеки сохранило его образ.

За три дня до вечеринки он вернулся с работы в шесть; у дома стоял автомобиль Кампфов, а Минни в одиночестве скучала на крыльце.

— Бэзил, мне надо было с тобой увидеться, — сказала она. — Ты от меня совсем отдалился.

Одурманенный ее появлением на столь знакомом крыльце, Бэзил потерял дар речи.

— У нас сегодня семейный ужин в городе, до него остался ровно час. Давай куда-нибудь уедем, хорошо? Я до смерти боялась, что твоя мама вернется домой и подумает, что я вконец обнаглела, если заявилась к тебе домой. — Она говорила шепотом, хотя поблизости никого не было. — Избавиться бы от старика-шофера. Он подслушивает.

— Подслушивает что? — спросил Бэзил в приливе ревности.

— Просто подслушивает.

— Сделаем так, — предложил Бэзил. — Пусть он довезет нас до дедушкиного дома, а там я возьму электромобиль.

Они заскользили по Крэст-авеню, и горячий ветер теребил каштановые локоны вокруг ее чела.

Подогнав машину, Бэзил ощутил себя на высоте положения. Для таких случаев он присмотрел особое местечко — оставшийся после земляных работ в Проспект-парке незаметный тупик под Крэст-авеню, открытый лишь отблескам заходящего солнца, которые отражались в окнах квартир на далекой набережной Миссисипи.

Лето клонилось к своему вечеру; оно уже свернуло за угол, а тот кусок, что еще не успел исчезнуть, нужно было использовать с толком.

Вдруг Минни зашептала у него в объятиях:

— Ты — первый, Бэзил… кроме тебя, никого.

— Но ты сама призналась, что любишь пофлиртовать.

— Знаю, но это уже в прошлом. Лет в тринадцать-четырнадцать мне нравилось, когда меня называли легкомысленной, потому как я не задумывалась, что обо мне скажут; но примерно год назад я начала понимать: в жизни есть вещи более важные, и, честное слово, Бэзил, я попыталась исправиться. Но боюсь, ангелом я никогда не стану.

Река текла тонким алым проблеском между общественными банями и паутиной шоссе на другом берегу. Снизу доносился грохот и свист далекой железной дороги; над теннисными кортами Проспект-парка плыл приглушенный детский гомон.

— Правда-правда, Бэзил, я совсем не такая, как обо мне думают, потому что в глубине души всерьез отношусь к своим словам, просто никто мне не верит. Ты знаешь, как мы с тобой похожи; для парня, наверное, это не так важно, но девушка должна сдерживать свои чувства, а мне это нелегко, потому что я ужасно эмоциональная.

— Неужели ты ни с кем не целовалась с тех пор, как вернулась домой из Сент-Пола?

— Ни с кем.

Бэзил понимал, что она лжет, причем довольно смело За каждого из них говорило сердце, а орган этот, не предназначенный для точных формул, во все века был склонен к полуправдам и недомолвкам. Они собрали воедино все известные им клочки романтики, чтобы скроить друг для друга покров, теплый, как их детская страсть, и чудесный, как ощущение чуда.

Внезапно он отстранил ее от себя, разглядел и сдавленно застонал от восторга. Это тронутое солнечными лучами лицо дарило ему обещание — изгибом губ, курносой тенью на щеке, отблеском костра в ее взгляде, — обещание привести его в мир вечного счастья.

— Скажи, что любишь, — прошептал он.

— Я в тебя влюблена.