Дзюнъитиро Танидзаки - Похвала тени Страница 36

Еще до этих раздоров господин Кацуиэ, прибыв в Киёсу, сразу же нанес визит госпоже и приветствовал ее почтительно и любезно, а несколько дней спустя, судя по всему, по секрету обратился к господину Нобутаке с просьбой быть его сватом. И вот в один прекрасный день господин Нобутака посетил госпожу свою тетку и, похоже, стал склонять ее сочетаться вторым браком с господином Сибатой. Ну а госпожа, что бы там ни было в прошлом, привыкла всегда и во всем полагаться на покойного старшего брата; конечно, обида на него не угасла в ее душе, но все-таки, когда он погиб, она очень горевала, забыла прежний свой гнев и целиком ушла в молитвы за упокой его души. О себе она не заботилась, но ее тревожило будущее трех ее дочерей, и, наверное, она чувствовала растерянность, не зная, на кого же отныне ей опереться. Возможно, поэтому она благосклонно отнеслась к предложению господина Кацуиэ. Вернее сказать, не то чтобы благосклонно, но, во всяком случае, по-видимому, и не враждебно… Конечно, какое-то время она колебалась – во-первых, ей хотелось остаться верной памяти покойного мужа, а во-вторых, она не могла не думать о том, подобает ли вдове князя Асаи стать женой вассала дома Ода, погубившего дом Асаи… Однако не прошло много времени, как она получила еще одно точь-в-точь такое же предложение – на этот раз от имени Хидэёси. Не знаю, кто выступил тут посредником, – скорее всего, господин Нобукацу. Дело в том, что господин Нобукацу был не полным, а только единокровным братом господина Нобутаки, он родился от другой матери, и, хотя они оба были, разумеется, родным сыновьями покойного Нобунаги, отношения между братьями были прохладные, поэтому один держал сторону господина Кацуиэ, другой же усиленно советовал принять предложение Хидэёси. Конечно, ничего определенного утверждать не берусь, но, прислушиваясь краем уха к тому, о чем то и дело шептались дамы, думал про себя: «Стало быть, Хидэёси мечтал о госпоже еще с тех пор, как она жила в замке Одани. Значит, то была не пустая фантазия с моей стороны, я уже тогда это понял!..» Подумать только, что на протяжении долгих десяти лет, среди непрерывных войн и сражений, постоянно занятый бранным делом, покоряя крепости, осаждая замки, он по-прежнему лелеял в душе прекрасный образ госпожи!.. В те далекие времена она находилась на недосягаемой для него высоте, но теперь, когда в сражении при Ямадзаки он отомстил за покойного господина, он стал человеком, который – если судьба и впредь будет к нему благосклонна, – возможно, будет властелином всей страны. Теперь он наконец открыто высказал то, что давно таилось у него в сердце.

Короче говоря, предложение Хидэёси не показалось мне неожиданным, а вот то, что господин Кацуиэ, суровый воин, помышлявший, казалось, лишь о бранных делах, тоже, оказывается, таил в груди нежные чувства, – этого я никак не предполагал. Впрочем, тут, пожалуй, сыграла роль не только любовь; возможно, господин Кацуиэ, а также господин Нобутака давно уже разгадали тайные помыслы Хидэёси и, сговорившись между собой, решили ему помешать. Пожалуй, были и такие причины…

Но даже если бы никто не мешал, брак госпожи с Хидэёси все равно никак не мог состояться. «Уж не собирается ли Токитиро сделать меня своей наложницей?!» – сказала она, получив его предложение, и негодованию ее не было предела. В самом деле, у князя Хидэёси уже давно имелась законная супруга, госпожа Асахи, так что если бы наша госпожа приняла его предложение, то, сколько бы он ни твердил, что она войдет в его дом законной женой, фактически она оказалась бы, конечно, на положении наложницы. Мало того, ведь при осаде замка Одани больше всех отличился именно Токитиро, все владения князя Асаи захватил опять же Токитиро, обманом заманив господина Мампуку-мару, убил его и приказал вздеть его голову на острие копья все тот же Токитиро, ужасные эти поступки все были делом рук Токитиро Хидэёси; весь гнев, который госпожа испытывала по отношению к брату, теперь, когда князя Нобунаги уже не было на свете, она перенесла на Хидэёси, сосредоточив на нем всю свою ненависть. И уж тем паче мыслимо ли было ей, старшей дочери дома Ода, стать наложницей безродного выскочки, неизвестного, темного происхождения, пусть и добившегося в последнее время громких успехов? Если уж нельзя ей до конца жизни оставаться вдовой, так лучше выйти за господина Кацуиэ, чем за Хидэёси, – правильно рассудила госпожа.

Госпожа еще не высказала какого-либо определенного решения, но слухи об этом уже распространились по замку, и, разумеется, взаимная неприязнь господина Кацуиэ и Хидэёси стала еще сильнее. Господин Кацуиэ досадовал, что Хидэёси лишил его возможности совершить подвиг – отомстить за смерть господина, ведь именно на нем, как на старшем вассале, лежал долг мести. А князь Хидэёси терзался ревностью из-за соперничества в любви, гневался за отобранные поместья… Взаимная ненависть владела ими, и во время совета они все время спорили – стоило одному выступить с каким-либо предложением, как другой, со сверкающим злобой взором, возражал: «Нет, это никуда не годится!» В результате и сыновья Нобунаги, и все остальные даймё разделились, одни поддерживали Кацуиэ, другие – Хидэёси. Передают, что именно по этой причине в самый разгар совещаний господин Кацумаса Сибата отозвал князя Кацуиэ в укромный уголок и принялся нашептывать:

– Пока не поздно, нужно напасть на Хидэёси и раз навсегда с ним покончить! Если он останется в живых, это не пойдет вам на пользу! – Но разумеется, господин Кацуиэ не согласился.

– Мы выставим себя на посмешище, если начнем драться между собой сейчас, когда нам всем нужно сплотиться вокруг юного господина! – ответил он.

Не знаю, правда ли, но говорят, будто князь Хидэёси тоже был начеку и всякий раз, когда ночью вставал по нужде, Городзаэмон Нива поджидал его в галерее и тоже говорил ему такие же речи: «Убейте Кацуиэ, если хотите завладеть Поднебесной!» Но Хидэёси тоже не соглашался: «Зачем же превращать его во врага?..» Однако едва лишь совещания закончились, как он, никому не сказавшись, тайно, среди ночи, покинул замок Киёсу – возможно, решил, что далее оставаться здесь бесполезно, – и возвратился к себе в Нагахаму, так что покамест все окончилось миром. Решено было, что господин Самбоси поселится в замке Адзути под опекой князей Маэды и Хасэгавы и вплоть до совершеннолетия будет получать тридцать тысяч коку риса с земель у озера Бива; замок Киёсу достался господину Китабатакэ, а замок Гифу – князю Нобутаке. Затем все даймё обменялись торжественными письменными клятвами в верности и разъехались по домам.

Вопрос о вторичном замужестве госпожи окончательно решился поздней осенью того же года. Поскольку сватом выступал господин Нобутака, госпожа приехала к нему в замок Гифу; туда же прибыл из своих владений, провинции Этидзэн, князь Кацуиэ. После свершения свадебной церемонии муж с женой и с ними три юные барышни отбыли на север, в Этидзэн. Об этой свадьбе и об отъезде ходили разные толки, но я находился в свите, сопровождавшей свадебный поезд, и потому мне, в основном, хорошо известно все, что тогда происходило. В то время упорно держался слух, будто князь Хидэёси, узнав о замужестве госпожи, сказал, что не позволит князю Кацуиэ беспрепятственно возвратиться в Этидзэн и выставит на дороге боевой заслон, ожидая, когда свадебный кортеж приблизится к Нагахаме, но что будто бы вассалу его, Икэде, удалось отговорить господина от этого замысла. Другие утверждали, что все это ни на чем не основанные вздорные слухи. Правда, сам Хидэёси не приехал на свадьбу, однако прислал своего приемного сына Хидэкацу передать поздравления – дескать, отец мой, князь Хидэёси, сожалеет, что не смог сам приехать, ибо у него случились к тому помехи, но, когда вы будете возвращаться домой, отец встретит вас на дороге, надеется вас приветствовать, устроить пир в вашу честь и в знак своей радости обменяться чарками сакэ… Князь Кацуиэ с удовольствием принял это изъявление гостеприимства и обещал принять приглашение, но в это время из Этидзэна примчались его люди встречать господина и привели с собой многочисленный вооруженный отряд. Состоялось какое-то важное совещание, после чего к Хидэкацу отправили посланца с отказом от приглашения и без промедления, глубокой ночью выехали в далекий северный Этидзэн. Так что в самом ли деле собирался Хидэёси напасть на свадебный поезд – это мне неизвестно, знаю лишь то, о чем сейчас рассказал.

…С каким настроением пустилась в путь госпожа? Какой бы пышной ни была свадьба, второй брак всегда отмечен какой-то грустью. Когда госпожа выходила замуж за князя Асаи, свадьба тоже наверняка была очень пышной, ну а сейчас она была женщиной тридцати с лишним лет, матерью пятерых детей и уезжала в погребенный под снегом край Этидзэн. И ведь вот как распорядилась судьба – ее путь лежал по тем самым местам, что и в прошлый раз, после равнины Сэкигахара потянулись северные земли провинции Оми, и ей пришлось проезжать мимо дорогого сердцу замка Одани! Насколько мне известно, впервые она приехала в замок Одани весной, в год Дракона, 11-й год Эйроку [142], с тех пор прошло уже больше пятнадцати лет. А сейчас, хотя была еще только осень, здесь, на севере, уже наступила зима. Тем более, поскольку отъезд состоялся так поспешно, в глухую полночь, ничего праздничного, торжественного не было в этом свадебном поезде, многие дамы свиты дрожали от страха, сбитые с толку слухами о намерении Хидэёси силой похитить госпожу. А уж каким трудным был этот путь! С горы Ибуки, как на грех, дул ураганный холодный ветер, чем дальше пробирались мы по дороге среди отвесных скал, тем становилось все холоднее, после Киномото и Янагасэ хлынул дождь пополам с ледяной крупой, пар от дыхания людей и коней клубился в холодном воздухе, так что можно себе представить, какая робость охватила, должно быть, сердца барышень и прислужниц. Путешествия всегда были для меня мукой, но больше всего я болел душой при мысли о госпоже, вынужденной пересекать под этими холодными небесами один горный перевал за другим, ехать в чужой, незнакомый край, который ей и видеть-то никогда раньше не приходилось, и я молился лишь об одном, чтобы супруги жили в согласии, не разлучаясь до седых волос, чтобы дом их процветал долго-долго.