Грэм Грин - Тайный агент Страница 36

— Вы узнаете, надеюсь?

Беленькая пухленькая девочка неуклюже держала в руках куклу. Он ответил:

— Боюсь, что я...

— А, — сказала миссис Беннет с каким-то горьким торжеством, — она вам не все показывала. Понятно. Видите эту подушечку для булавок?

— Да.

— Она сделана из платья, в котором Роз была представлена ко двору. Там есть и число, когда это было. — На обратной стороне сверкала торжественная дата, вышитая белым шелком. Тот самый год, когда он сидел в тюрьме, ожидая расстрела. — А вот здесь, — показала миссис Беннет, — она как раз в этом платье. Уж эту-то фотографию вы, наверное, видели.

Ужасно торжественная, молодая и очень похожая на себя, Роз смотрела на него из бархатной рамки. Маленькая гостиная, казалось, была полна ею.

— Нет, — признался он, — и этой фотографии я никогда не видел.

Она бросила на него удовлетворенный взгляд:

— Так вот, говорят, старый друг — лучше новых двух.

— Старый друг — это, должно быть, вы?

— Точно, — отрезала она. — Я знала Роз, когда ей не было и недели от роду. Даже сам лорд не видел ее — он впервые взглянул на нее, когда ей исполнился месяц.

— Она очень тепло говорила о вас, — соврал Д.

— Еще бы, — подтвердила миссис Беннет, покачивая седой головой. — После того, как умерла ее мать, все для нее делала я. Только я.

Почему-то всегда странно себя чувствуешь, узнавая от кого-нибудь о прошлом любимого человека — будто нашел в старом столе потайной ящик с чужими письмами.

— Она была послушной девочкой? — спросил он с улыбкой.

— У нее был твердый характер. А это главное, — сказала миссис Беннет. Она переходила с места на место, то поглаживая подушечку для булавок, то поправляя фотографии. — Нельзя требовать, чтобы тебя помнили. И я не жалуюсь на лорда. Он поступил великодушно. А как бы мы жили? Особенно сейчас, когда шахты закрыты?

— Роз говорила мне, что она вам регулярно пишет. Уж она-то помнит вас.

— По праздникам, — согласилась миссис Беннет. — Много она не пишет, но у нее, конечно, мало времени из-за всех этих званых вечеров и прочего. Конечно, она могла бы написать мне, что сказал ей тогда его величество король, но, в конце концов...

— Может, он ей ничего не сказал?

— Наверняка что-нибудь да сказал. Она милая девушка.

— Вы правы...

— Уж надеюсь, — ядовито сказала миссис Беннет, разглядывая фарфоровые безделушки, — она умеет выбирать друзей.

— Ну, обмануть ее трудно, — подтвердил он, вспоминая о мистере Форбсе, частных сыщиках и обо всем мрачном мире недоверия, в котором они жили.

— Вы не знаете ее так, как знаю я. Помню, однажды, в Гвин-коттедж, она прямо-таки все глаза выплакала. Ей было четыре года, и Питер Триффин, гадкий лживый мальчишка, стащил заводную мышку. — Ее старое лицо вспыхнуло от былых, уснувших, казалось, чувств. — Готова поклясться, что из мальчишки так и не вышло толку.

Это могло бы показаться странным, но от этой женщины во многом зависело воспитание Роз — наверное, не меньше, чем от родной матери. Видимо, она старалась вырастить девочку по своему образу и подобию — в костлявом лице миссис Беннет, если присмотреться, временами мелькало почти то же выражение, что и у Роз.

Старуха внезапно сказала:

— Вы ведь иностранец?

— Да.

— Понятно.

Он сказал:

— Мисс Каллен должна была написать вам, что я здесь по делам.

— Но она не написала, по каким делам.

— Я рассчитываю, что вы сможете мне кое-что рассказать о вашем городе.

— Что именно?

— Ну, хотя бы, кто здесь руководит местной профсоюзной организацией.

— Вы хотите с ним увидеться, так, что ли?

— Да.

— Ничем не могу вам помочь. Мы с такими людьми дела не имеем. И не уверяйте меня, что мисс Каллен имеет с ними что-то общее, с этими социалистами.

— В конце концов, ее мать...

— Мы знаем, что представляла собой ее мать, — резко оборвала его миссис Беннет, — но она умерла, а о мертвых не говорят худо.

— Стало быть, вы не можете помочь мне?

— Могу, но не хочу.

— И даже не скажете, как его фамилия?

— Это вы могли бы и сами узнать. Бейтс его фамилия. — По улице проехал автомобиль, скрипнули тормоза. — Кто бы это мог приехать? — заинтересовалась миссис Беннет.

— Где он живет?

— На Пит-стрит... Вот так же однажды приехал член королевской семьи. — Миссис Беннет прижалась к стеклу и старалась рассмотреть, кто выходит из машины. — Очень был приятный молодой человек, зашел ко мне домой и выпил чашку чаю. Наверно, хотел убедиться, что есть шахтеры, у которых в доме все блестит. Он хотел заглянуть к миссис Терри, но ему сказали, что она больна. У этой Терри в доме — шаром покати. Потому и не пустили. Ему б там пришлось не по вкусу.

— Мне нужно идти.

— Можете передать мисс Роз, что ей не нужно иметь дело с Бейтсом, — сказала миссис Беннет не вполне уверенно, как человек, который привык командовать: «надень теплые чулки», «не ешь конфет», «выпей это лекарство», но боится, что теперь его уже не послушают.

В гостиницу «Красный лев» вносили чемоданы, и улица моментально оживилась. Люди стояли кружком, словно приготовившись к обороне или отступлению, и разглядывали машину. Какой-то мальчик спросил: «Это герцог?» Неужели лорд Бендич уже начал действовать? Быстро! Контракт подписан только вчера... Внезапно толпа зашумела. Кто-то крикнул: «Шахта открывается!» Люди окружили автомобиль, как будто на его сверкающем боку они надеялись прочесть ответы на волнующие их вопросы. Д. спросил у какого-то человека:

— Кто приехал?

— Уполномоченный лорда Бендича.

— Не могли бы вы сказать мне, где тут Пит-стрит?

— Прямо и налево.

Из всех домов стекались люди, как будто их подхватила волна надежды. Пожилая женщина стучала в окно соседке: «Нелл, в «Красном льве» уполномоченный лорда». Д. вспомнил, как однажды в голодающей столице пронесся слух, что привезли продовольствие. Люди бежали на набережную — вот как сейчас. Потом оказалось, что привезли не продовольствие, а танки, и люди смотрели, как их разгружают. Смотрели и молчали. А танки были очень кстати...

Он опять спросил:

— Где живет Бейтс?

— Дом семнадцать. Если он у себя, конечно...

Дом стоял как раз за баптистской молельней. Над дверью молельни висело изречение «Красота жизни незаметна лишь для усталых глаз» с загадочным добавлением: «Придорожная мысль». Он постучал в дверь. Никто не ответил. По улице спешили люди: одеты они были плохо — в старые, уже не способные защитить от ветра плащи и застиранные, уже не державшие тепла фланелевые рубашки — это были люди, за которых он сражался, и у него возникло пугающее ощущение, что они стали его врагами, — ведь он приехал, чтобы стать между ними и их надеждой. Он стучал снова и снова, но по-прежнему никто не отвечал. Он попробовал постучать в дом девятнадцать — дверь быстро открыли. Он поднял глаза и увидел Эльзу.

Она сказала:

— Что вы хотите? — Девочка была как две капли воды похожа на Эльзу: такая же замученная, измотанная и... совсем ребенок. Он был потрясен. Однако, присмотревшись, понял, что ошибся — на шее у девочки был шрам. Конечно, это не Эльза. Просто у них одни и те же родители — нужда и голод...

— Я искал мистера Бейтса.

— Его дом рядом.

— Я не могу достучаться.

— Так он, наверное, пошел со всеми в «Красный лев».

— Да, все куда-то бегут, спешат...

— Говорят, шахта открывается.

— А ты почему дома?

— Надо же кому-то и печку топить. — Девочка посмотрела на него с любопытством. — А вы тот иностранец, что приехал на поезде вместе с Джорджем Джарвисом?

— Да.

— Он сказал, от вас ничего хорошего не жди.

Он ощутил укор совести — маленькая Эльза так и не дождалась от него ничего хорошего. Зачем он принес в чужую страну это бремя жестокости? Лучше уж потерпеть поражение, чем втягивать в войну еще и этих людей... Без сомнения, он впадает в ересь. Его партия имеет все основания не доверять ему. Девочка добавила:

— А вообще на Джорджа никто особенно внимания не обращает. Так зачем вам Бейтс?

Что ж, особых тайн тут нет. Тем более он сам хотел, чтобы это узнали все. Значит, можно начать прямо здесь. Он сказал:

— Я хотел сказать ему, куда пойдет этот уголь, — мятежникам в моей стране.

— О, — сказала она уныло, — значит, вы один из этих?

— Да.

— А Бейтс тут при чем?

— Я хочу, чтобы шахтеры отказались работать.

Она изумленно посмотрела на него.

— Отказаться? Нам?

— Да.

— Вы рехнулись, — сказала она. — Какое нам дело, куда пойдет этот уголь?

Он понял: надежды нет. Уж если она, совсем ребенок... Она крикнула ему вслед:

— Не сходите с ума. Нам до этого нет дела.

Он упрямо шагал по улице. Он будет добиваться своего до конца, пока ему не заткнут рот, не повесят, не расстреляют, — короче говоря, до тех пор, пока его не освободят от его долга и не дадут ему наконец отдохнуть.

У «Красного льва» уже пели: события развивались быстро. Очевидно, уже официально сообщили, что шахты открывают. Две компании шахтеров, стараясь перекричать друг друга, горланили песни. Это были старинные песни, он слышал их много лет назад, когда работал в Лондоне. Простые люди хранят верность любимым мелодиям. Пели одновременно две песни: «Забудем все невзгоды» и «Бога мы благодарим»; толпа подхватывала то одну, то другую. В этом своеобразном состязании двух песен духовный псалом в конце концов потерпел поражение — первую песню знало больше народу. По рукам ходили воскресные газеты. Несколько пачек таких же газет были видны через заднее стекло автомобиля. Д. схватил кого-то за руку и твердо спросил: