Теодор Шторм - Всадник на белом коне Страница 37

Итак, центральный конфликт новеллы — противостояние положительного героя и толпы, которая была сначала «хорошей», а потом неизвестно отчего стала «плохой». Незаурядный, передовой для своей эпохи человек, стремящийся обеспечить землякам безопасное и сытое будущее, столкнулся с глухой неприязнью окружающих, погрязших в суевериях и не видящих дальше собственного носа! Писателю не удалось убедительно мотивировать главный конфликт новеллы, состыковать два кричаще противоположных элемента сюжета. Единственно, что он мог, — это по произволу рассказчика декларировать то, в чем трудно было убедить читателя через перечисление мотивов или через показ поступков действующих лиц. Так автор и поступил и, думается, сам не мог не почувствовать «зависания» психологических мотивировок при разработке сюжета.

Его герой горяч и импульсивен, ему порой недостает мудрой выдержки, он порывист, его реакции не всегда адекватны действиям. Вспомним, к примеру, как реагирует Хауке на тот самый скверный слух, будто должность смотрителя плотин получена им лишь благодаря ловкости жены:

«Псы! — гневно воскликнул он, сверкнув глазами в сторону деревни, как если бы собирался всех высечь».

Герою подобного психологического типа такая детская обидчивость непростительна. В данной ситуации куда уместнее было бы иронически-философское хладнокровие. Однако внутри этого «интеллигента второго поколения» еще во многом сидит «дитя природы» — дикарь, который нет-нет да и «выпрыгивает» из него, как, например, во все той же сцене убийства подростком Хауке ангорского кота. Не из жестокости, в самом деле, а всего лишь в пылу борьбы и как бы уравнявшись с рассвирепевшим животным в статусе и повадках. Он не животное несчастное убивает, как полагает хозяйка кота, но израненными своими руками повергает противника в бою. Его ли вина, что этот противник, напавший на него столь коварно, оказался так слаб? И в упомянутом более позднем эпизоде, обзывая жителей деревни «псами», он тоже не высокомерие демонстрирует — он свою горячность погасить не в силах, горячность же вызвана досадой на тех, кто мешает осуществлению его планов.

Осознавая свое особое положение среди земляков, смотритель вместе с тем осознает и зависимость от народной молвы. Свидетельством тому — и чрезмерно эмоциональная реакция на пустячную клевету, и, наоборот, чувство законной гордости, когда та же пристрастная народная молва отметит-таки его заслуги, нарекая новую плотину его, Хауке Хайена, именем.

Литературному герою в принципе не может повредить то, что он благие деяния совершает в одиночку, однако реформатору быть в своих делах абсолютно одиноким не пристало, ведь реформы совершаются в конце концов ради чьей-то пользы, и потому хоть кто-то должен быть этим реформам рад. И в самом деле, вопреки ненавязчиво утверждаемой в новелле идее духовного противостояния Хауке деревенским, люди, ему сочувствующие и его начинания поддерживающие, в произведении тоже есть. Их, правда, единицы, а потому автор порой склонен их вовсе игнорировать, но зато это всегда самые умные и умудренные или же самые образованные люди, — в общем, самые лучшие из его окружения. К их числу относятся пастор и наведывающийся из города с инспекциями или по другим делам главный смотритель плотин (для сюжета новеллы фигуры эпизодические), а из односельчан — отец Хауке Теде Хайен и его друг Йеве Маннерс — самые умные, по мнению односельчан, люди в деревне. Их симпатию и понимание смотритель ощущает как бы поочередно и эпизодически. А в минуту острого столкновения с разъяренными рабочими, попытавшимися ради соблюдения традиции замуровать в плотину бесхозную рыжую собачонку, на помощь Хауке вовремя придет еще и не названный по имени друг покойного Маннерса и разрядит накалившуюся обстановку.

Не без уважения относится к своему помощнику и прежний смотритель Теде Фолькертс — как смотритель личность никчемная, но как человек вполне добродушный и зла понапрасну никому не причиняющий. Даже старая Трин Янс, когда-то обиженная молодым Хауке и под горячую руку произнесшая над ним в тот момент формулу проклятия, вскоре с парнем примирится и, пригретая впоследствии в доме смотрителя, станет добровольной нянькой для его слабоумной дочки. И если причиной слабоумия ребенка могло гипотетически стать именно это проклятие, то ей же, глубокой старухе, придется под конец жизни самой и расхлебывать его последствия. И конечно же постоянную поддержку Хауке Хайен ощущает в первую очередь со стороны своей верной супруги Эльке.

Все перечисленные персонажи, даже если это эпизодический и не названный по имени «друг друга отца», так или иначе причастны к семье Хауке Хайена, и в этом факте, как и в самой расстановке противодействующих сил, проглядывает излюбленная идея Шторма о семье как некоем островке и цитадели тепла и уюта посреди бурлящего океана враждебных страстей и отношений. Разумеется, Т. Шторму доводилось и ранее писать о семейных проблемах и неурядицах, но во «Всаднике» единственная серьезная семейная проблема четы Хайенов — слабоумие их дочки Винке, появившейся на свет после девяти лет затянувшегося бесплодия Эльке.

Думается, что обращение писателя к мотиву безумия ребенка здесь вовсе не случайно. Помимо того, что этот мотив усиливает трагизм героя и вводит тему его роковой вины (за то, что обидел старуху Трин Янс, что усомнился во всемогуществе Творца), он еще и подтверждает тезис Шторма о том, что природа «отдыхает» на третьем поколении каждого из семейств. Автором тезиса является в новелле старик Теде Хайен, иллюстрирующий эту свою идею историей семейства Фолькертсов. В разговоре с сыном он сначала негативно отзывается об умственных способностях нынешнего главы семейства («Смотритель у нас тупица; глуп, как откормленный гусь!»), а затем уязвит последнего уже в беседе с ним самим: «"<…> говорят, в третьем поколении разум в семье идет на убыль <…>". Смотритель призадумался, затем с несколько озадаченным видом, выпрямившись в кресле, переспросил: "Что ты имеешь в виду, Теде Хайен? Ведь я и есть третий… третий в нашем роду!"».

Теперь эта биологическая закономерность — только в более грозном своем проявлении — нависла и над родом самого Хайена — родом, в котором после деда Теде — «самого умного человека в деревне» — и, по-видимому, не уступающего ему в интеллекте Хауке родилась слабоумная дочка, Винке — их «третье поколение»!

Есть еще один момент, художественно оправдывающий, на наш взгляд, введение в новеллу мотива слабоумия, — это издавна существующее в народе и находящее подтверждение в житейской практике и проникшее в литературу представление о некой особой компенсаторной интуитивной сверхчувствительности детей, глубоких стариков (см. «драмы рока» М. Метерлинка), а также людей, лишенных рассудка или того или иного органа чувств. Подтверждение этой мысли находим и в лирике Шторма (стихотворения «К мертвой», «Штормовая ночь», «Это ветер»). Так, слабоумная дочка Хауке способна воспринимать «разговоры» моря, каким-то ей одной данным чувством слышать в шелесте волн угрозу, ощущать приближение неотвратимой беды и потому в последнюю в их жизни ночь с особой пронзительно трогательной лаской прощается с отцом, спешащим на плотину, как будто знает, что тот уходит навстречу своей и их общей гибели.

Надо сказать, что для писателя вовсе не случайна мысль о закономерности интеллектуального упадка потомков по сравнению с людьми старших поколений — мысль, порой выступающая в литературе как тема угасания рода («Хроника рода Грисхуз» Т. Шторма, «Будденброки» Т. Манна) или как тема «измельчания нынешнего поколения» («Два гусара» Л.Н. Толстого, «Дикая утка» Г. Ибсена). От этой идеи уже один шаг до постулатов натурализма о роковой роли наследственности, известную дань которым Шторм отдал ранее в новеллах «Молчание» и «Йон Рив». К тому же эта тема волновала писателя еще и просто в семейно-бытовом плане, ведь что-то от «угасания» и «измельчания» происходило и в собственной семье Шторма. После умного и трудолюбивого деда Казимира и такого же отца — самого Теодора Шторма — один за другим на свет появились три сына писателя, принесшие родителям много огорчений своей незадавшейся жизнью: алкоголики Ганс и Эрнст и болезненный художник-неудачник Отто, давший Шторму тему для новеллы «Тихий музыкант».

Одним из самых замечательных образов новеллы является образ Эльке Фолькертс — невесты и впоследствии жены Хауке. К этому образу Шторм также шел исподволь, из произведения в произведение создавая характеры девушек и женщин, то по аналогии, то по контрасту сопоставимых с обликом «верной Эльке».

Первое знакомство читателя с героиней происходит как бы заочно: собираясь наниматься в батраки к смотрителю плотин Теде Фолькертсу, подросток Хауке всего лишь упоминает имя девушки в разговоре с отцом, но делает это с такой расстановкой акцентов, что отец (и читатель, конечно, тоже) сразу же ощущает его неподдельную заинтересованность в девушке и в перспективе — серьезность его отношений с ней. И наоборот, ответное внимание дочки смотрителя к личности Хауке также будет засвидетельствовано психологическими «знаками», повсеместно оставленными автором-повествователем в тексте. Вот она смотрит на парня «своими темными глазами», «своими умными глазами и тихо покачивает головой», а то вдруг «краска ударила ей в лицо».