Цзэн Пу - Цветы в море зла Страница 38

— Его превосходительство господин Ли!

В дверях показался Ли Дяньвэнь, одетый в поношенный халат. Разглаживая бороду, старый ученый степенно приблизился.

— Простите за опоздание! — произнес он и, заметив Цзян Бяо с Ми Цзицзэном, рассмеялся: — Оказывается, вы тоже здесь! Какая удача, что я пришел!

— А если бы ваших драгоценных учеников здесь не было, вы бы пожалели о своем приходе? — шутливо молвил Пань Цзунъинь.

— Не напоминайте мне об учениках, — ответил Ли Дяньвэнь. — Больше я с ними не связываюсь. Чем лучше ученик, тем труднее учителю.

Министры удивленно переглянулись.

— Что это значит?

— Давайте сначала сядем, — предложил Ли Дяньвэнь.

Все уселись.

— Ну вот, слушайте, — начал Ли Дяньвэнь. — Вчера для комментирования «Сокровенного сказания» мне понадобилось посмотреть примечания Сюй Синбо к «Описанию западных стран». Дома у меня этой книги нет, и я отправился за ней к Ли Чжиминю.

— Ведь Ли Чжиминь ваш старый ученик? — перебил его Чэн Юй.

— Знакомый с его эрудицией, я не решаюсь считать его своим учеником, — ответил Ли Дяньвэнь. — Он сам изволит при каждой встрече именовать меня учителем. Вчера он, по обыкновению, сделал то же самое. Но как вы думаете, что он сказал сразу вслед за этим почтительным обращением?

— В самом деле, что? — повторил заинтригованный Гун Пин.

— Он спросил: «Господин учитель, не утратили ли вы интерес к интимным отношениям с супругой?» Я оторопел, строго гляжу на него, но рассердиться как-то неудобно. И выдавливаю из себя всякую чушь насчет врачей, аптек и прочего. А сегодня встречаю приятеля, который рассказал мне, что когда Ли Чжиминя спросили, почему он заговорил со мной об интимных отношениях, он ответил: «Из всех наук Ли Дяньвэнь лучше всего овладел искусством поддерживать интимные отношения с женой. О чем же с ним говорить, как не об этом?» Нет, вы вообразите, что за речь! Я чуть не задохнулся от ярости. Ну, как по-вашему, можно иметь дело с такими учениками?

При этих словах старик взглянул на Цзян Бяо и Ми Цзицзэна и хитро улыбнулся. Все захохотали.

Вдруг министр Пань Цзунъинь вскочил и с криком: «О, ужас!» — стал звать слуг.

Гости опешили, не понимая, что случилось. Через мгновение управляющий уже стоял перед Пань Цзунъинем.

— Были ли в этом месяце выданы кормовые господину Ли Чжиминю? — с серьезным видом осведомился министр.

— Вы, вероятно, говорите о жалованье? — изумленно переспросил управляющий. — Позавчера переслал ему с нарочным.

— Ну, тогда все в порядке! — облегченно вздохнул министр. Он обернулся к гостям и улыбнулся. — А то запоздаешь с выдачей, так он и меня, чего доброго, об «интимных отношениях» спросит!

Гости заинтересовались, что означают «кормовые».

— Где ваша сообразительность? — со смехом воскликнул Гун Пин. — Он ведь сравнивает Ли Чжиминя с мулом![186]

Тут только гости поняли, как остроумно Пань поддел Ли Чжиминя, и снова засмеялись. Пока они развлекались, вошел слуга с письмом. Оно было от Ли Чжиминя. Все с интересом придвинулись к Пань Цзунъиню, вскрывавшему конверт, ожидая нового происшествия. Один Лу Жэньсян, который пришел сюда больше по обязанности, испытывал скуку, отчасти потому, что не вполне понимал происходившие разговоры, отчасти потому, что был не согласен с ними. Воспользовавшись тем, что гости увлеклись письмом, он тихонько выскользнул из комнаты. Слуга спросил, куда ему нужно, но Лу только рукой махнул и, сказав, что сейчас вернется, вышел за ворота.

Дома жена сообщила ему:

— После твоего ухода принесли письмо из Шанхая и бандероль. Сказали, что они из России. Кто бы мог их прислать?

С этими словами она передала мужу письмо и пакет, завернутый в несколько слоев бумаги. Когда Лу Жэньсян наконец добрался до последнего слоя, показалась большая фотография, на которой были изображены две красивые иностранки. Жена Лу Жэньсяна не знала, кто это. Терзаемая подозрением, она уже хотела приступить к допросу, как вдруг ее муж воскликнул:

— Какое удивительное происшествие!

Воистину:

Только что видели около солнцаЗвезд добродетели мудрой сиянье[187],Как неожиданно к нам из-за моряПрибыло дальнее это посланье!

Если вы заинтригованы так же, как жена Лу Жэньсяна, прочтите следующую главу.

Глава двенадцатая

СФОТОГРАФИРОВАВШИСЬ РЯДОМ С ИМПЕРАТРИЦЕЙ, ГЕРОИНЯ ПОПАДАЕТ В ЗАМОК ШАРЛОТЕНБУРГ. ЕЕ МУЖ, ПРОНИКШИЙ В ДЕЛА КИТАЯ И ЗАПАДА, ПУБЛИКУЕТ КАРТУ, УСТАНАВЛИВАЮЩУЮ ГРАНИЦЫ МЕЖДУ СТРАНАМИ

Получив почту из России, Лу Жэньсян вскрыл пакет и с удивлением обнаружил там фотографию двух женщин в европейских платьях, которые вызвали подозрение у его жены. Не понимая, что это может значить, Лу поспешно распечатал письмо. Оно было послано Цзинь Вэньцином в декабре прошлого года, сразу же после его прибытия в Санкт-Петербург, и рассказывало главным образом о путешествии из Германии в Россию. Кроме того, Цзинь сообщал, что в Берлине ему удалось купить совершенно секретную карту, на которой обозначены границы между Китаем и Россией. После тщательной сверки посланник решил снять с карты копию и отправить ее с надежным человеком в Пекин, в Палату внешних сношений. Он просил Лу Жэньсяна проследить за судьбой карты, и по тону письма чувствовалось, что Цзинь чрезвычайно доволен своим приобретением. Далее рассказывалась история фотоснимка.

Как вы думаете, кто был изображен на фотографии? Минутку терпения, уважаемые читатели! Вы помните, что Цзинь Вэньцин сидел в Берлине только для того, чтобы дождаться аудиенции у императора, на которую он обещал повести Цайюнь. Его отъезд в Россию задержался уже на месяц с лишним, но, к несчастью, германский император был нездоров, и из министерства иностранных дел не поступало никакого ответа. Это очень удручало Цзинь Вэньцина, зато Цайюнь чувствовала себя великолепно и развлекалась вовсю. Сегодня она отправлялась на бал к герцогине, завтра — на чашку чая к дочери министра, утром гуляла в саду Тиргартен, вечером поднималась на башню городской Ратуши. Эти беспрерывные выезды доставляли наложнице большое удовольствие. На редкость красивая, она любила наряжаться, характер у нее был живой и общительный, поэтому вскоре о ней зашумела вся столица. В огромном Берлине не стало человека, который бы не знал, что Фу Цайюнь — первая красавица Китая. Всем хотелось встретиться с ней, и даже жена «железного канцлера» Иоганна была у нее несколько раз.

Иоганна познакомила Цайюнь со знатной дамой, которая назвала себя Викторией, женой потомственного немецкого дворянина. Даме было около пятидесяти лет, но годы лишь прибавили ей благородной величественности, почти не отняв красоты. После первой же встречи Виктория и Цайюнь очень подружились и с тех пор часто виделись, правда, лишь в парках или театрах. К себе домой Виктория не приглашала Цайюнь ни разу и сама к ней не ходила. Цайюнь иногда намекала на то, что хочет посетить жилище госпожи, но Виктория неизменно переводила разговор на другую тему, и Цайюнь пришлось оставить свои попытки.

Однажды вечером Цайюнь, посмотрев с госпожой Викторией спектакль на площади Вильгельмплатц, возвращалась домой. Служанки с ней не было, поэтому, когда карета остановилась у ворот посольства, Цайюнь хотела сойти на мостовую сама. Внезапно к ней стремглав подбежал красивый юноша лет семнадцати — восемнадцати, который подставил Цайюнь свое плечо. Это был Афу. Молодая женщина оперлась на него и легко спрыгнула на землю. Едва она вошла в посольство, сидевшие слуги вскочили с возгласом:

— Госпожа вернулась! Скорее посветите ей!

Двое мальчиков-слуг с яркими фонарями стали освещать ей путь. Горничные наперебой пытались помочь Цайюнь войти в кабину лифта, обращаясь к Афу:

— Спасибо тебе! Позволь теперь нам поддержать госпожу!

Однако Цайюнь продолжала опираться на плечо юноши. Лифт вихрем понесся наверх. То прерывисто дыша, то смеясь, наложница дошла до своей спальни, где упала на мягкую расшитую кушетку. Щечки ее порозовели, глаза стали томными, как у опьяненной Ян-гуйфэй. Вся изогнувшись, она вызывающе смотрела на молодого слугу. Тот стоял у кушетки, опустив голову, и плотоядно улыбался.

Вдруг Цайюнь, сжав свои серебряные зубки, ткнула пальчиком в лоб Афу и произнесла дрожащим голосом:

— Ах ты, испорченный мальчишка, не думала я, что сегодня…

В этот момент горничные и служанки, поднимавшиеся по лестнице, гурьбой ввалились в комнату. Цайюнь тотчас набросилась на них:

— Бессовестные твари! Знали, что я скоро должна приехать, и ни одна не вышла меня встречать! Хорошо еще, что Афу совсем мальчик! А если б он был мужчиной?! Разве мне удобно на него опираться?!