Кнут Гамсун - Роза (пер. Ганзен) Страница 38

— Ну, хватитъ-ли теперь? — спросила она и заглянула въ картузъ.

— Хватитъ-ли? — спросилъ я.

— Я только хотѣла сказать…

И она вдругъ принялась старательно прочесывать старику волосы рядъ за рядомъ, глубоко забирая гребнемъ и не отряхая его. Я слѣдилъ и собиралъ, что могъ, съ подушки. Старикъ гоготалъ отъ пущаго удовольствія и, какъ пьяный, махалъ руками. — Ту-ту-ту! — бормоталъ онъ и моталъ головою, и опять гоготалъ. Но вдругъ веселое лицо его все передернулось, и онъ закричалъ:- Чортъ!

— Вѣрно, ему больно, — сказалъ я.

— Ну вотъ еще! — отвѣтила баронесса и продолжала свое дѣло.

Тогда Фредрикъ Менза принялся плеваться да такъ, что со стѣны потекло, и отрапортовалъ цѣлую уйму проклятій. Жутко было слушать. Я не могъ дольше выдержать и сказалъ: — Однако, ему теперь навѣрно больно.

Баронесса остановилась, взяла у меня изъ рукъ картузъ, тщательно подвернула уголки и закрыла окно. Когда мы вышли оттуда, она зашла еще къ Іенсу Папашѣ и къ скотницѣ и велѣла имъ хорошенько вычистить коморку Фредрика Мензы. Потомъ попалась ей навстрѣчу Петрина, которой она сказала:- Ты изволь прибирать Фредрика Мензу, если желаешь оставаться жить тутъ. — Я и то стараюсь, — захныкала Петрина, — да просто силъ никакихъ нѣтъ содержать его въ чистотѣ. Онъ хватаетъ себя за всякія мѣста и день-деньской мажется всякой ѣдой. Хоть бы Господь прибралъ его! Вчера мы смѣнили ему рубаху, а сегодня опять глаза-бы не глядѣли. — Возьми въ лавкѣ холста, — сказала баронесса, и нашей ему рубахъ; и ты должна мыть и чесать его каждый день и смѣнять на немъ бѣлье сколько-бы разъ ни приходилось. Помни-же! — сказала она и кивнула.

Баронесса была молодецъ распорядиться; не хуже отца. Къ сожалѣнію, послѣ того, что обнаружилось впослѣдствіи, я имѣлъ поводъ сильно заподозрить баронессу съ ея бумажнымъ картузомъ, въ который она собирала насѣкомыхъ. Но я цѣнилъ ея довѣріе, — она и не заикалась о томъ, чтобы я молчалъ, — и потому я былъ нѣмъ.

Нѣсколько дней спустя, мы съ баронессой стояли на дворѣ и разговаривали; въ это время мимо проходилъ Гартвигсенъ.

— Какъ-то вы тутъ отдѣлались? — спросилъ онъ. — У насъ въ домѣ скоро житья не будетъ.

— Ну?

— Чистое народное бѣдствіе, нашествіе вшей и прочее, — сказалъ Гартвигсенъ. — Видно, мы заполучили ихъ на пароходѣ. Мнѣ теперь и даромъ не надо этого судна.

— А мы ничего такого не заполучили, — отозвалась баронесса.

— Вотъ какъ? — сказалъ онъ. — Да мнѣ-то еще спола-горя, а вотъ супруга моя обмываетъ весь домъ сверху до низу и плачетъ.

Баронесса взяла Гартвигсена за руку и увлекла съ собой по двору. Я просто не зналъ, что и подумать. Вдругъ я услыхалъ слова баронессы:- Хороша-же хозяйка Роза, что даже не можетъ вывести грязи въ домѣ! — и затѣмъ они еще порядочно прогуляли вмѣстѣ, но кончилось дѣло, какъ и всегда, тѣмъ, что Гартвигсенъ раскланялся и пошелъ домой.

Бѣдная заблудшая баронесса Эдварда!

XXIX

Запахло весною; снѣгъ началъ таять и на поляхъ и на тресковыхъ площадкахъ; вороны и сороки принялись таскать сухія вѣтки. И мнѣ уже недолго оставалось пробыть въ Сирилундѣ.

Сегодня баронесса вошла ко мнѣ въ комнату и бросилась на стулъ. Глаза ея дико блуждали, а все лицо было заплакано.

— Что случилось? — спросилъ я.

— Онъ умеръ, — отвѣтила она. Я такъ и знала. Ничего не случилось.

— Кто умеръ?

— Гланъ. Въ Индіи. Напечатано въ газетахъ. Семья извѣщаетъ. Въ Индіи — сказано.

Она съ трудомъ выговаривала слова и кусала себѣ губы. Мнѣ стало жаль ее, и я сказалъ:

— Печальное извѣстіе! Но не вышло-ли какой ошибки… спутали имена?

— Нѣтъ, — сказала она и опять закусила губы, такъ что кровь выступила, и мнѣ вспомнились слова Мункена Вендта, что ротъ ея какъ будто расцвѣлъ.

Посидѣвъ съ минуту, она встала и ушла изъ моей комнаты. Ей нигдѣ не сидѣлось; она побывала даже въ конторѣ у отца. Послѣ же обѣда она слегла въ постель, а часъ спустя послала за мною.

— Ничего не случилось, — сказала она мнѣ, когда я вошелъ. — Я знала, что онъ умеръ. А теперь вотъ извѣстіе, что онъ умеръ въ Индіи. Ну, да это все равно.

— Я все думаю, что могла произойти ошибка; смѣшали имена, — началъ было я утѣшать ее.

— Нѣтъ, нѣтъ! — отвѣтила она. — А вотъ что… вы меня извините, что я такъ ворвалась къ вамъ сегодня и теперь еще послала за вами… Ошибка? Какая же ошибка?

— Изъ Индіи долгій путь; извѣстіе долго шло, — отвѣтилъ я. — Весьма возможно, что просто спутали имена.

— Вы думаете? Можетъ быть, — сказала она.

Но она, видимо, уже оставила всякую надежду. Она пролежала нѣсколько сутокъ и, когда встала, не скоро еще оправилась. У нея появилась привычка хватать себя обѣими руками за бока, и она такъ исхудала за это время, что длинные пальцы ея почти сходились вокругъ ея пояса; да, она стала узка въ таліи, какъ песочные часы. Но она была хорошей породы и понемногу оправилась. Когда рыбаки стали возвращаться домой съ Лофотенъ, въ ней уже не было замѣтно никакой другой перемѣны, кромѣ того, что она стала еще взбалмошнѣе и своенравнѣе прежняго. Она какъ будто готова была схватиться и съ небомъ, и съ землей изъ-за судьбы Глана. Положительно, она сама себя изводила.

Суда прибыли обратно и пристали у сушильныхъ площадокъ; на заливѣ снова закипѣла жизнь, стали раздаваться смѣхъ и пѣсни. Съ послѣднимъ почтовымъ пароходомъ съ юга прибылъ также неизмѣнный англичанинъ, сэръ Гью Тревельянъ. Онъ былъ пьянымъ-пьянешенекъ, по обыкновенію, и опять отправился на сушильныя площадки глазѣть посоловѣлыми глазами, какъ промываютъ рыбу. Тутъ отыскала его баронесса и уговорила пойти вмѣстѣ въ Сирилундъ. Просто удивительно, на что только она была способна, со своей твердой волей и властной тонкой рукой! Вѣдь только-что она была совсѣмъ сломлена неутѣшнымъ горемъ по умершемъ Гланѣ, а теперь опять ожила сама собою, безъ всякой посторонней помощи; эластичность и стойкостъ ея натуры были поразительны. Что же до англичанина, то онъ задалъ ей большую и благородную работу, и она сама сказала мнѣ:- Во мнѣ еще остался нетронутымъ небольшой запасъ нѣжности; теперь есть случай израсходовать его.

И вотъ, съ сэромъ Гью произошла диковинная перемѣна: онъ совсѣмъ не поѣхалъ въ этомъ году къ своему сыну въ Торпельвикенъ, только послалъ его матери денегъ, самъ же остался въ Сирилундѣ. Сэръ Гью былъ съ виду молчаливый и образованный человѣкъ, а когда рѣдкій разъ улыбался, то лицо у него становилось удивительно добрымъ. Онъ скоро совсѣмъ не могъ обойтись безъ баронессы; въ ея обществѣ онъ сталъ улыбаться все чаще и чаще, предпринималъ съ нею далекія прогулки, и больше и рѣчи не было о пьянствѣ.

Теперь почтовый пароходъ ожидался обратно съ сѣвера изъ Вадсё, и сэръ Гью собирался отплыть съ нимъ въ Англію. Но по мѣрѣ того, какъ время шло, стала снаряжаться въ путь и баронесса, и что ни день, то на пристань отправляли по чемодану. Не было сомнѣнія, что баронесса поѣдетъ съ сэромъ Гью на его родину, до такой степени она покорила его сердце. Дѣтей она оставляла на попеченіе Макковой ключницы.

Приближалось и для меня время ухода. Шелъ конецъ мая, и я только выжидалъ, чтобы лѣсная дорога немножко просохла. Дни стояли уже теплые, снѣгъ весь стаялъ, и дорогѣ недолго было просохнуть.

Я подарилъ Гартвигсену свою послѣднюю картину — зимній видъ изъ моего окна на мельницу и кряжъ, привелъ въ порядокъ свое ружье и уложилъ котомку. Сегодня суббота; послѣ-завтра въ путь!

Гартвигсенъ сердечно поблагодарилъ меня за подарокъ и сказалъ:- Вотъ вы видѣли, каковы были мои стѣны до вашего прихода; придите же посмотрѣть ихъ теперь, передъ уходомъ.

— Спасибо! — сказалъ я.

Вечеромъ, когда почтовый пароходъ показался вдали за маякомъ, баронесса зашла ко мнѣ и сказала:- Займитесь съ дѣвочками сегодня. Поболтайте съ ними. Я ихъ послала гулять съ Іенсомъ Папашей; но онѣ, пожалуй, скоро вернутся.

На лицѣ у нея опять появилось ея безпомощное, растерянное выраженіе, и она съ такимъ измученнымъ видомъ заломила руки, что я не сталъ ни о чемъ разспрашивать.

Оба они, и баронесса и англичанинъ, пошли внизъ въ контору поговорить съ Маккомъ. Въ это же время вернулись дѣвочки. Первымъ вышелъ изъ конторы сэръ Гью, прошелъ небольшой конецъ дороги къ пристани и остановился въ ожиданіи. Потомъ вышла баронесса; увидя идущихъ по двору дѣтей, она вся сгорбилась, чтобы онѣ не узнали ея по высокому росту. Охъ, дѣвочки были такія близорукія!

— Это ты, мама? — крикнула младшая Тонна.

— Нѣтъ! — отвѣтила баронесса, измѣнивъ голосъ, и поспѣшила дальше.

— А ты-то думала — это мама, — сказала старшая Алина и разсмѣялась серебристымъ смѣхомъ, что сестра такъ ошиблась.

Баронессу словно толкнуло. Она наскоро бросила нѣсколько словъ сэру Гью, тотъ съ улыбкою кивнулъ, и баронесса вдругъ повернула назадъ, бросилась къ дѣтямъ, крѣпко прижала ихъ къ себѣ и сказала:- Пойдемте съ мамой и уѣдемъ… уѣдемъ вмѣстѣ! Вонъ пароходъ. О, мои славныя дѣвочки!