Синклер Льюис - Эроусмит Страница 39

Мартин старался принять самый деловой тон. Разве он не молодой врач, который скоро начнет откладывать деньги на текущий счет — один из самых почтенных жителей Уитсильвании? Он вернулся домой, и в гостиной при свете лампы (стеклянный абажур с зелеными ромашками на розовом фоне) Тозеры настороженно слушали, а Берт подался вперед всем туловищем и раскрыл рот.

— Что на год, это не страшно. Не в том загвоздка, — сказал он.

— Конечно, загвоздка не в этом! Пойти против Норбломов, теперь, когда они уже почти решились сдать вам свою квартиру! Оставить меня в дураках после всех моих хлопот! — стонал мистер Тозер.

Судили и рядили почти до десяти часов, но Мартин остался непреклонен, и на следующий день он снял хибарку Вайса.

Впервые в жизни у него была собственная квартира, целиком его собственная, его и Леорина.

Гордый собственник, он видел в этой халупе княжеский дворец, и каждый булыжник и травинка и щеколда были необычайны и милы. В час заката Мартин сидел на заднем крыльце (очень занятный и еще довольно прочный ящик из-под мыла), и от пылающего горизонта, через узкую ленту железной дороги, катилась к его ногам открытая степь. Вдруг встала рядом с ним Леора, обвила рукою его шею, и Мартин восславил все величие их будущего.

— Знаешь, что я нашел на кухне? Роскошный старый коловорот, чуть-чуть только заржавленный; я могу взять ящик и сделать штатив для пробирок… свой собственный!

15

Не позволяя себе ни одного кощунственного замечания о «медицинском торгашестве», какими он, бывало, изводил Дигамму Пи, Мартин изучал каталог Акционерного Общества Оборудования Врачебных Кабинетов «Новая Идея», Джерси-Сити. Великолепная книга. На глянцевитой зеленой обложке черным и красным даны портреты: председатель правления — круглолицый остряк, искренний друг всех молодых врачей; директор — ученый с изможденным лицом, несомненно отдающий все свои многотрудные дни и ночи прогрессу науки; и заместитель председателя — бывший учитель Мартина, д-р Роско Гик — живой, в очках, ультрасовременный. Сверх того обложка на поразительно тесном пространстве вмещала изрядное количество поэтической прозы и нижеследующее заманчивое обещание:

«Врач! Не слушай тех, кто чужд предприимчивости, не падай духом! Нет причин, чтобы именно у тебя не было такого кабинета, какой импонирует пациентам, облегчает практику и приносит почет и богатство. Первоклассная экипировка, отличающая светило Медицины от жалкого пачкуна, стала теперь доступна для тебя благодаря «Новой Идее» и ее знаменитой Финансовой Системе: «Немного наличными, а остальное бесплатно в счет надбавки к гонорару, которую тебе обеспечат приборы «Новой Идеи!»

Сверху, в рамке из ионических капителей и лавровых венков, красовался вызов:

«Довольно петь славу воинам, исследователям, государственным мужам; разве ее не затмила слава врача — мудрого, героического, не зараженного общим корыстолюбием. Джентльмены, мы смиренно вас приветствуем и настоящим преподносим вам самый последний, самый полный каталог, какой только может предложить фирма медицинского оборудования».

На обороте обложка, хоть и не столь великолепно расцвеченная красным и зеленым, была не менее упоительна. На ней изображены были биндельдорфский набор инструментов для удаления миндалин и электрические лечебные аппараты, а рядом воззвание:

«Врач, ты отсылаешь своих пациентов к специалистам по удалению миндалин, ты направляешь их для лечения в электро-свето-водолечебницы? Если так, ты упускаешь возможность показать себя одной из наиболее выдающихся сил в области медицинского прогресса в своем городе и теряешь крупные гонорары. Разве ты не хочешь получить первоклассную практику? Двери открыты.

Прибор Биндельдорфа не только полезен, но и чрезвычайно изящен, он украсит любой кабинет и придаст ему солидный стиль. Мы гарантируем, что установкой прибора Биндельдорфа и универсального электротерапевтического оборудования «Новая Идея» (подробности на стр. 34 и 97) ты увеличишь свой годовой доход с тысячи до десяти тысяч долларов и угодишь своим пациентам неизмеримо больше, нежели самой кропотливой работой.

Когда прозвучит Великий Призыв и для тебя, Врач, настанет время принять свою награду, удовлетворят ли тебя большие масонские похороны и дань благодарности от пациентов, если ты не оставил обеспечения своим деткам и верной жене, делившей с тобою все невзгоды?

Пусть в снежную бурю и в августовский зной спешишь ты на зов страдальца и нисходишь в пурпурную сень долины скорби и за жизнь своих пациентов борешься с Силами Тьмы, облаченными в черные ризы: твой героизм не полон без Современного Прогресса, которым ты можешь овладеть, если приобретешь тонзиллэктомический прибор Биндельдорфа и универсальный электрокабинет фирмы «Новая Идея», — приобретешь за небольшую плату наличными, остальное в рассрочку на самых льготных условиях, какие только знает история медицины!»

Этой патетической поэзии Мартин не уделил внимания, потому что был о поэзии такого же мнения, как об электрических кабинетах, но он с волнением выписал стальной штатив, стерилизатор, колбы, пробирки и крытое белой эмалевой краской сооружение с восхитительными рычажками и колесиками, которое превращалось из кресла в операционный стол. Он повздыхал над фотографией центрифуги, а Леора восхищалась изумительным гарнитуром для приемной: «Диван и шесть кресел под черный дуб, обитые настоящей новобарселонской искусственной кожей, придадут вашему кабинету тон и стиль, отличающие кабинет каждого видного нью-йоркского специалиста».

— Ладно, посидят и на простых стульях, — пробурчал Мартин.

Миссис Тозер нашла на чердаке достаточное количество обветшалых стульев для приемной и старый книжный шкаф, из которого, когда Леора оклеила его розовой бумагой с бахромой, получился вполне приличный шкаф для инструментов. До прибытия универсального кресла Мартин решил пользоваться просиженной кушеткой Вайса, и Леора позаботилась покрыть ее белой клеенкой. За первой комнатой их домика были еще две каморки — бывшая спальня и бывшая кухня. Мартин приспособил их под кабинет и лабораторию. Посвистывая, он выпилил полки для стеклянной посуды и превратил бак от упраздненной керосиновой печки в сушильный шкаф для стерилизации стекла.

— Ты не думай, Ли, я не собираюсь баловаться научными исследованиями. С этим я покончил.

Леора невинно улыбнулась. Пока он работал, она сидела за домом, в высокой некошеной траве, обняв руками колени, и вдыхала степную прохладу, но каждые четверть часа он звал ее зайти полюбоваться.

Как-то перед самым ужином мистер Тозер принес домой посылку. Вся семья, захлебываясь, ее открывала. После ужина Мартин и Леора поспешили с новым сокровищем в свою приемную и прибили его к дверям. Это была стеклянная дощечка; на ней золотыми буквами значилось: «М.Эроусмит, доктор медицины». Они стояли в обнимку и глядели, умильно скуля, и Мартин в благоговении проговорил:

— Н-да, ччерт возьми!

Они сидели на заднем крыльце, наслаждаясь свободой от Тозеров. По рельсам, весело постукивая, тащился товарный поезд. С паровоза кивал им кочегар, с площадки красного служебного вагона — кондуктор. Когда поезд прошел, тишину нарушали только кузнечики и далекая лягушка.

— Никогда я не был так счастлив, — прошептал Мартин.

Он привез из Зенита свой собственный окснеровский хирургический набор. Выложив инструменты, он любовался тонким, острым, сверкающим бистури, мощным тенотомом, изящными гнутыми иглами. Были среди прочего и щипцы для удаления зубов. Папаша Сильва предупреждал своих студентов: «Не забывайте, в деревне врачу зачастую приходится быть не только терапевтом, хирургом, педиатром и пр., но и дантистом, и даже духовником, консультантом по бракоразводным делам, кузнецом, шофером, дорожным механиком, а если у вас на такие дела слишком нежные руки, держитесь поближе к трамваям и кабинетам красоты». И первым пациентом, пришедшим к Мартину в его врачебный кабинет — вторым его пациентом в Уитсильвании, — был Нильс Крэг, плотник, на крик кричавший от зубной боли. Это случилось за неделю до появления стеклянной доски, и Мартин радовался:

— Началось! Увидишь, Леора, повалят ко мне толпой!

Но толпой не валили. Дней десять Мартин корпел над своим сушильным шкафом или сидел за письменным столом и читал, стараясь казаться занятым. Первая радость сменилась раздражением, и он готов был выть от тишины, от бездействия.

Однажды, под вечер, когда Мартин уныло собрался идти домой, в приемную ввалился сивоусый фермер швед и буркнул:

— Док, я напоролся большим пальцем на крючок от удочки, и палец весь распух.

Для Эроусмита, стажера Зенитской Городской Больницы, где проходило через амбулаторию несколько сот пациентов в день, перевязать руку было проще, чем дать прикурить, но для доктора Эроусмита из Уитсильвании это представилось захватывающей операцией, а фермер — замечательным человеком, чрезвычайно милым. Мартин крепко пожал ему левую руку и забубнил: