Пол Гэллико - Цветы для миссис Харрис Страница 4

Миссис Харрис была далеко не глупа. Ни на миг ей не пришла в голову мысль о возможности носить такое платье. Что-что, а свое место она знала. Место это она блюла, и горе тому, кто бы на него покусился. Конечно, ей приходилось трудиться, не разгибаясь — но зато она была вполне независима. Однако в её мире не было места экстравагантности и пышным нарядам.

Всё, чего она хотела — это обладание; чисто женское желание иметь платье, повесить его в своем шкафу, знать, что оно висит там, пока её нет дома, а вернувшись, открыть дверцу шкафа и увидеть платье, ожидающее хозяйку. Платье, изысканное, совершенное на взгляд и на ощупь, а главное — совершенный объект для обладания. Словно все, чего ей не пришлось увидеть в жизни из-за рождения в её классе и жизни в бедности, могло быть восполнено обладанием этим великолепным образцом женского убранства. Разумеется, та же огромная сумма могла бы быть представлена ювелирным украшением или, скажем, единственным крупным алмазом, но миссис Харрис алмазы не интересовали. Однако то, что платье может выражать подобную невероятную сумму, лишь увеличивало его притягательность и желание миссис Харрис завладеть им. Да, она понимала, что это желание бессмысленно… но от этого оно не уменьшалось.

И весь этот сырой, туманный день её согревал образ виденных ею шедевров — и чем больше она о них думала, тем больше росло в ней стремление к ним.

_____________

Грааль — Легендарная чаша, из которой Христос и апостолы пили вино во время Тайной Вечери, и в которую затем на Голгофе была собрана кровь Христа.

Вечером, когда густой лондонский туман протёк наконец унылым дождиком, миссис Харрис сидела в уютном тепле кухоньки миссис Баттерфилд — это был вечер, который подруги традиционно посвящали церемонии заполнения билетов еженедельной футбольной лотереи.

Сколько они себя помнили, и миссис Харрис, и миссис Баттерфилд каждую неделю вкладывали по три пенса в эту увлекательную общенациональную игру. Замечательно дешёвую — по такой цене надежда, волнение и ожидание стоили всего по пенни каждое. И понятно: стоило заполнить купон билета и опустить его в почтовый ящик — и до самого прихода разрушающей иллюзии тиражной таблицы корешок билета означал неслыханное богатство. Впрочем, настоящего разочарования не было, ибо подруги никогда всерьез не рассчитывали на выигрыш. Правда, миссис Харрис выиграла как-то тридцать шиллингов, а миссис Баттерфилд несколько раз получала свои деньги обратно — или, вернее, возможность бесплатно сыграть на следующей неделе. Но это было и все. Фантастические главные призы оставались завораживающими и воодушевляющими сказками, время от времени попадавшими на газетные страницы.

Поскольку миссис Харрис не интересовалась спортом и вдобавок не располагала свободным временем, позволяющим следить за успехами футбольных команд, а также принимая во внимание то очевидное соображение, что число возможных сочетаний и перестановок, было весьма велико, она заполняла лотерейные билеты, руководствуясь единственно догадкой, случаем, и вдохновением свыше. Надо было предсказать результаты — «выиграли-проиграли-ничья» — более чем трёх десятков игр; и метод миссис Харрис сводился к тому, что её карандаш замирал над очередной клеточкой напечатанной в билете таблицы, и она ожидала, пока что-либо не подскажет ей результат. Какой-нибудь внутренний импульс, подсказку. Удача, как чувствовала миссис Харрис, была чем-то вполне материальным. Она, удача, витала в воздухе, изредка падая в руки того или иного человека чем-то вроде крупных хлопьев. Удачу можно было ощутить, пощупать, схватить, откусить от неё кусочек для себя; удача в какой-то миг была здесь — а в следующий она улетучивалась без следа. И вот, пытаясь поймать удачу, флиртуя с ней, миссис Харрис как бы настраивалась на волну неведомого. И если, вглядываясь в очередную пустую клеточку, она не чувствовала ничего особенного — того, что она называла «озарением» — она помечала «ничью».

Так вот, в тот вечер подруги сидели в круге от лампы, и перед каждой лежал незаполненный билет и дымилась чашка чаю. Сегодня миссис Харрис казалось, что удача сгустилась вокруг неё плотнее, чем туман за окном. Прицелившись карандашом в первый квадратик — «Астон Вилла» — «Болтон Уондерз», — миссис Харрис подняла взгляд на миссис Баттерфилд и заявила:

— Это — на моё платье от Диора.

— Твое — что, милочка? — переспросила миссис Баттерфилд, которая не вслушивалась как следует, потому что сама была привержена методу заполнения таблиц в состоянии транса и уже приближалась к этому состоянию — в нем она ощущала, как что-то щёлкает в её голове, и она начинала быстро, без пауз, заполнять клеточки.

— Моё платье от Диора, — повторила миссис Харрис и добавила так истово, словно самая страстность её слов могла помочь ей выполнить свое намерение: — Я собираюсь купить платье Диора.

— Вот как, милочка?.. — пробормотала миссис Баттерфилд; ей не хотелось выходить из своего полукаталептического состояния, в которое она и входить-то только-только начала. — Это что — что-то новенькое в «Маркс Энд Спаркс»(*)?

— «Маркс Энд Спаркс»? Как бы не так! — ответила миссис Харрис. — Да ты что, никогда не слышала о фирме Диора?

— Как будто нет, милочка, не припомню, — ответила миссис Баттерфилд, все ещё в полутрансе.

— Это самый дорогой в мире магазин, — сообщила миссис Харрис. — В Париже. И платья там по четыре с половиной сотни фунтов.

Миссис Баттерфилд с грохотом вывалилась из своего сатори. Её рот сам собой открылся, причем подбородки сложились один в другой на манер секций складного стаканчика.

— Четыре с половиной сотни чего?! — еле выговорила она. — Милочка, да ты спятила!..

Это последнеё выражение несколько шокировало миссис Харрис — но сама энергичная его грубость, соединяясь с собственным могучим желанием миссис Харрис, быстро восстановила её уверенность. Она сказала:

— У леди Дант такое висит в шкафу. Она его надевает сегодня на благотворительный бал — специально купила. И я ничего подобного в жизни не видела, разве только во сне да ещё, может, в книжках и журналах.

Она немного понизила голос:

— У самой королевы и то, наверно, такого платья нет.

И добавила громко и твердо:

— А у меня — будет!

Вызванная потрясением ударная волна в душе миссис Баттерфилд понемногу начала успокаиваться, уступая место обычному её практическому пессимизму.

— Да откуда тебе взять такую кучу денег? — осторожно спросила она.

— Вот отсюда, — решительно ответила миссис Харрис и постучала по лотерейному билету карандашом, словно для того, чтобы удача точно знала, чего от неё хотят и не ошиблась в выборе точки приложения сил.

Миссис Баттерфилд приняла это сообщение как должное: у неё самой давно был составлен список первоочередных приобретений на случай, если её билет выиграл бы. Но она имела в виду другое.

— Я хочу сказать, милочка, что такие платья — не для нас с тобой, понимаешь? Не для таких, как мы, — мрачно сказала она.

Миссис Харрис страстно возразила:

— Да какое мне дело — для нас, не для нас?! Это просто самая красивая вещь, какую я вообще видела, и я намерена добыть ее!

Миссис Баттерфилд не сдавалась:

— Но что ты будешь делать с ним, когда купишь?..

Это заставило миссис Харрис на миг замереть: дело в том, что до сих пор она не задавалась мыслью о том, что она будет делать с таким шедевром после того, как сумеет заполучить его. Всё, что она знала — это что она хочет это платье, хочет его с невероятной силой — и поэтому все, что она могла ответить, было:

— Это будет мое плате! Оно просто у меня будет, и все!

Её карандаш вернулся к первой клетке на отрывном купоне билета. Она сосредоточилась на этой клетке и повторила:

— А теперь — к делу…

И без всякого колебания — словно её рука повиновалась не ей, а чьей-то чужой воле, — она принялась быстро заполнять строчку за строчкой: выиграли, проиграли, ничья, выиграли, выиграли, ничья, ничья, ничья, проиграли, выиграли… — пока вся таблица не была заполнена. Никогда ещё она не заполняла билет так.

— Вот так, — сказала она.

— Удачи тебе, милочка, — отозвалась миссис Баттерфилд. Её так зачаровали действия подруги, что к собственному билету она проявила лишь весьма поверхностное внимание, и тоже заполняла его довольно быстро.

Все ещё чувствуя вдохновение, миссис Харрис воскликнула:

— Бросим их в ящик сейчас же, покуда я чую свою удачу!

И они надели пальто, и повязали головы косынками, и вышли в капающий дождём туман, к красному ящику, мокро поблескивающему под уличным фонарём. Миссис Харрис на секунду прижала конверт к губам, прошептала:

— На мое платье от Диора… — и решительно протолкнула конверт в щель, прислушиваясь к его падению в недра Британской почтовой службы. Миссис Баттерфилд опустила свой конверт с куда меньшей уверенностью.